— Денек-то какой, благодать, — жмурясь, сказал он. — Сейчас у нас крестьяне хлеб сеют…

Было ясно, на что намекал Дмитрий.

— Вот что, — сказал я ему. — Будем воевать до апреля, а там перейдем фронт и попросимся в Польшу.

Веренич крепко обнял меня за плечи.

После гривинского боя ребята хорошо отдохнули и опять просились на боевую операцию.

Стояли тихие солнечные дни. Белоносые грачи собирались вить гнезда, недавно появившиеся скворцы заводили замысловатые трели.

К первому апреля почти весь снег стаял. Ненужные повозки мы роздали крестьянам и оставили себе лишь пару пулеметных тачанок. Чтобы не шлепать по грязи, каждый старался ехать верхом на коне. Даже те, кто раньше боялся тележного скрипа, теперь стали завзятыми конниками.

Отряд был готов к походу, но Горячев, сутками пропадавший со своей разведкой, не находил нам подходящего дела.

— Всюду большие, сильно укрепленные гарнизоны, — докладывал он.

Случай представился неожиданно. Как-то утром в деревню верхом на лошади прискакал двенадцатилетний паренек.

— Немцы пришли! Каратели! — кричал он.

Парнишка прискакал из деревни Кожино, которая находилась от нас в пяти километрах. По его словам, немцев там было около сотни. Пареньку было невтерпеж, и он изо всех сил торопил партизан. Он даже отругал Толю Нефедова за то, что тот медленно вставлял ленту в пулемет.

Через пять минут отряд был в сборе. Человек сорок наших кавалеристов помчались к Кожину.

Немцев на месте не оказалось. Они ограбили десяток дворов, постреляли кур и ушли. Мы настигли их на перепутье между деревнями. Гитлеровцы как раз переправлялись по ветхому мосту через разлившуюся речку. Часть уже успела переправиться, несколько человек с кольями в руках гуськом переходили по выступавшему из воды бревну, а большинство карателей, ожидая свою очередь, топталось на нашем берегу. Мы быстро спешились и под прикрытием кустарника побежали к речке.

Нам не приходилось еще видеть такой паники, какая поднялась на переправе. При первых же выстрелах, кто не успел переправиться через речку, бросился в воду. Фашисты в смертельном страхе бултыхались, кричали, цепляясь друг за друга. Многие тонули, увлекая за собой на дно товарищей. Вниз по течению плыли брошенные грабителями корзинки с курами, ранцы и всякая утварь.

С противоположного берега фашистский пулеметчик попробовал прикрыть своих, но тут же замолчал, сраженный метким огнем Веренича. Переправившиеся через речку немцы не приняли боя и бросились наутек. Захватчики потеряли не менее сорока человек.

…Не прошло и двух дней, как разведчики сообщили нам новую весть. В селе Прокопово остановилась немецкая воинская часть. Гитлеровцы только что вернулись с фронта на отдых. По рассказам жителей, они держались нагло и самонадеянно.

Сообщение разведчиков подтвердили две девушки из Михайловского Погоста — Тася и Вера. Тася рассказала, что фашисты выгнали жителей из изб в бани, а сами сутки напролет пьют и гуляют.

— Я знаю, где у них штаб, — сказала Тася.

Мы изучили по карте подступы к гарнизону, наметили план нападения. Гарнизон находился далеко, и нам пришлось взять только кавалеристов. Силы были неравны. Врагов — триста, а нас только тридцать девять. Троих из них нужно было оставить для охраны лошадей, четверых — для прикрытия отряда. В ударной группе оставалось тридцать два бойца на сорок домов. Очень мало! Поэтому мы решили ударить по одному краю деревни. Пока разделываемся с этой частью гарнизона, рассуждали мы, другая встанет по тревоге и пойдет в бой на первую. Мы в это время отойдем, и немцы будут драться в потемках со своими.

…Весенняя ночь темна, хоть глаз выколи. Лошади чутьем находят раскисшую дорогу. Когда на пути встречаются деревни, мы сворачиваем в сторону и обходим их по топким полям.

Время перевалило за полночь. Впереди послышалось шлепанье копыт, и перед нами вырос всадник.

— Приехали, — тихо доложил разведчик.

Мы прибыли к месту, где нужно было оставить лошадей. Я объявил о предстоящем налете и в ответ услышал возгласы одобрения.

— Дадим концерт фрицам.

— Ничего, что фашистов в десять раз больше, зато на нашей стороне темная партизанская ночь!

До гарнизона — не больше километра. Слева видны очертания деревенских изб. Соколов, Орлов и Ворыхалов отправились снимать часовых. Мы сидели и тихонько переговаривались.

Когда бойцы возвращаются, мы рассыпаемся в цепь и быстро идем по огородам к избам. Каждые двое партизан приближаются к «своему» дому. Гранаты и оружие наготове. Я иду с Вереничем, Поповцевым и Тасей. Улица пуста. Все кругом спит.

— Вот он! — указывает на штаб Тася.

В окне мелькнул, потух и опять зажегся бледный огонек. Мы прислушались — никаких звуков.

Первым с бесшумной винтовкой идет Поповцев. Он осторожно обходит дом и машет нам рукой.

— Давайте.

Останавливаемся у освещенного окна. На стенах висят офицерские френчи, шинели, бинокли, оружие. На полу — шестеро гитлеровцев. Седьмой перебирает на кровати белье.

— Господин офицер клопов гоняет, — шепчет Веренич.

Нами овладевает озорное настроение, хочется крикнуть в окно что-нибудь дерзкое.

В это время из-за угла вышел громадный верзила в каске, с винтовкой на плече. Он вплотную подошел к Вереничу.

— Бей! — крикнул я.

Веренич резанул из автомата. Фашист упал. В окна штаба полетели гранаты. Зазвенели разбитые стекла. Мы залегли. Полыхнуло пламя. Взрывы партизанских гранат загрохотали по деревне.

Расправившись со штабом, мы пошли по улице. Навстречу нам — Беценко и Толя Нефедов.

— Как дела?

— Гарно зробыли. Хлопцы вже тикают, як условлено, — сказал Беценко.

На другом краю деревни взвилась ракета, послышались крики.

— Глядите, повозки стоят, — сказал Поповцев.

Мы увидели штук тридцать фургонов и несколько автомашин.

— Сожжем, — предложил Веренич.

Быстро вынули зажигалки. Вспыхнула солома, заклубился дымок. Едва я взобрался в один из фургонов посмотреть, что там лежит, как услышал крик Веренича.

— Немцы!

На нас двигалась группа гитлеровцев. Не мешкая, Веренич и Поповцев швырнули в их сторону гранаты и, отстреливаясь, стали отходить. Услышав крик Веренича, я спрыгнул с повозки, но в темноте попал ногой между тягой и оглоблей и упал. Когда поднялся, ребят уже не было.

В деревне усиливалась стрельба, все громче кричали немцы. Я взял автомат на изготовку и быстро пошел по улице. Мне нужно было перейти на другую сторону, куда отошли наши бойцы. Благополучно миновав улицу, я наткнулся на высокий плетень. Пока раздвигал прутья, ко мне подскочил гитлеровец. Он схватил меня рукой за шею и сильно рванул к себе. Я вырвался, но поскользнулся и упал. У самой головы просвистели пули, в лицо пахнуло порохом. К моему счастью, у немца кончились патроны или заел автомат. Он нервно дергал затвором, но выстрелов не было. Мой автомат стоял на взводе, и я в упор выстрелил в фашиста.

Перебравшись через плетень, побежал по огородам. В темноте различил силуэты людей, крикнул:

— Ребята!

В ответ послышалась немецкая речь. Я взял левее и осторожно стал обходить гитлеровцев. В деревне уже бушевал пожар, и свет зарева расползался все дальше по сторонам. Нужно было спешить.

Только за околицей я наткнулся на наших бойцов.

— Где Веренич? — спросил я у Горячева.

— Он не вернулся.

— Кто еще не пришел?

— Все пришли, кроме Поповцева и Веренича.

Мы невольно посмотрели в сторону деревни. Там все сильнее разгорался бой. Гитлеровцы били друг друга…

— Тише. Кто-то идет, — сказал Горячев.

— Эй, друзья, командир здесь? — послышался из темноты голос Поповцева.

— Здесь. — ответил я.

Веренич и Поповцев рассказали, как искали меня. Когда они швырнули в гитлеровцев гранаты и побежали прочь, то подумали, что и я бегу вместе с ними, а потом ребята залегли и долго ждали меня. Их осветили ракетой, и они вынуждены были отстреливаться. Я проверил отряд. Только одного бойца легко ранило. Мы перекурили и двинулись в обратный путь.