—И что?
Он пожал плечами.
—Я думал, что у тебя система...
—И она заключается в том, что я должна грузить Ваши вещи в мою машину?
—Но ты же положила первый чемодан в багажник.
—Просто из вежливости, — сказала я. — Я не горю желанием заниматься погрузкой.
—Хорошо, что мы все выяснили, — Монк взял чемодан и втиснул его рядом с первым. — Я лишь не хотел вторгаться в твое пространство.
Думаю, ему было просто лень, но с Монком ни в чем нельзя быть абсолютно уверенным. Даже если он и поленился, я не могу винить его за это, потому что он мой начальник, и я дорожу своей работой. Кроме того, это дало мне возможность начать разговор на волнующую меня тему.
—Конечно же Вы не хотели, мистер Монк, и это очень здорово! Я ценю это, потому что мы с Джули многие вещи делаем не так, как Вы.
—Например?
О Господи, — подумала я. — С чего бы начать?
—Ну, например, мы не кипятим зубную щетку после каждой чистки зубов.
Его глаза широко распахнулись.
—Но это очень неправильно!
—После мытья рук мы не всегда вытираем их новым стерильным полотенцем.
—Ваши родители не всему научили вас в вопросах личной гигиены?
—Мистер Монк, я надеюсь, что, пока Вы живете у нас, будете уважать наш образ жизни и принимать нас такими, какие мы есть.
—Хиппи, — сказал он.
Это было слово, которое я не слышала десятилетия, и которое никак ко мне не относилось. Я пропустила его мимо ушей.
—Все, что я хочу, это чтобы мы втроем жили дружно, — сказала я.
—Ты же не куришь марихуану?
—Конечно же, нет! За кого Вы меня принимаете? Стойте — не надо отвечать! Я лишь пытаюсь сказать, мистер Монк, что в моем доме я — начальник!
—До тех пор, пока не закончится «травка».
—Не закончится, — сказала я.
—Клево!
Довольно улыбнувшись, он сел в машину и пристегнулся ремнем безопасности.
2. Мистер Монк заселяется.
Я живу в Ной Вэлли, на пересечении знаменитого района Кастро с энергичным гей-сообществом и многоязычного района Мишен, уверенно идущего к тому, чтобы быть завоеванным несокрушимыми силами гентрификации с зажатыми в кулаках каталогами гипермаркета Вильямс-Сонома.
Ной Вэлли похож на небольшой городок, далекий от шума и хаоса Сан-Франциско, хотя шумный Сивик-центр, кишащий политиканами и бродягами, находился лишь в двадцати кварталах, за северной стороной очень крутого холма.
Когда мы с Митчем покупали наш дом, Ной Вэлли был районом, где проживал рабочий класс. Казалось, что абсолютно все соседи ездили на Фольксвагенах-кроликах, дома выглядели слегка запущенными, нуждающимися в свежем слое краски и чуточке любящего внимания.
Теперь все ездят на минивэнах и внедорожниках, перед каждым домом насажены деревья, и Двадцать четвертая улица — торговый район, где когда-то были пекарни, столовые и парикмахерские — теперь наводнена кондитерскими, кафе и салонами красоты.
Правда, не весь район увеличил свое благосостояние. Осталось немало домов, нуждающихся в заботе (таких, как мой), маленьких сувенирных магазинчиков, букинистических магазинов, домашних пиццерий, которые Ной Вэлли ловко удержал богемным образом жизни (теперь в равной степени подлинным и искусственно создаваемым). Наш спальный район удобен как для молодых семей, так и для пенсионеров, сюда не забредает ни один турист.
Когда я ехала по Дивисадеро к дому, Монк попросил меня отрегулировать мое сиденье таким образом, чтобы оно было на одном уровне с его сиденьем. Я объяснила, что если сделаю это, то не смогу дотянуться до таких важных вещей, как педаль газа, тормоз и рулевое колесо. Когда я предложила его сиденье выровнять с моим, он проигнорировал меня и начал возиться с пассажирским зеркалом, стараясь повернуть его так же, как зеркало на стороне водителя, пытаясь, я уверена, компенсировать дисбаланс, вызванный неправильным расположением сидений.
Не вижу в этом никакой логики. Вот почему я постоянно держу в бардачке пузырек успокоительного. Не для Монка, конечно. Для себя.
Когда мы подъехали к моему маленькому домику в викторианском стиле, я оставила Монка доставать чемоданы из машины, а сама ворвалась внутрь, чтобы проверить, нет ли там чего-нибудь, что может вывести его из себя. Не то чтобы он никогда не был у меня, но это первый раз, когда он собирался остаться здесь дольше, чем на час или два. Мелочи, на которые раньше он мог усилием воли не обращать внимания, сейчас могли стать невыносимыми.
Постояв в дверном проеме и осмотрев гостиную, я поняла, что мой дом для Монка будет минным полем. Обстановка, которую мне нравится называть шикарной барахолкой, мебель и светильники представляют из себя эклектическую смесь стилей и эпох. Немного арт-деко тут, немного ситца а-ля семидесятые там, потому что я покупала то, за что глаз цеплялся, и на что хватало моего скудного бюджета. Я подошла к дизайну интерьера хаотично.
Другими словами, мой дом и моя жизнь были антитезой Эдриана Монка. И я ничего не могла поменять мгновенно. Все, что было в моих силах — это открыть дверь пошире, сказать Монку «добро пожаловать», и приготовиться к худшему.
Именно так я и поступила. Он прошел внутрь, оглядел дом так, будто был здесь впервые и удовлетворенно улыбнулся.
—Мы приняли правильное решение, — сказал он. — Это гораздо лучше, чем гостиница.
Это было последним, что я ожидала услышать.
—Правда? Почему?
—Чувствуется, что дом обжитой, — ответил он.
—А я думала, что Вам не нравятся дома, обжитые другими людьми, — сказала я.
—Разница в том, что в гостиничных номерах постоянно живут тысячи разных людей, а дом — это... — его голос затих на мгновение. — Дом.
Я улыбнулась. Это самое приятное из того, что он мне когда-либо говорил.
—Давайте, я покажу Вам Вашу комнату, мистер Монк.
Я повела его по прихожей, мимо закрытой двери комнаты Джули, на которой висела большая нарисованная от руки желтая предупреждающая табличка, гласившая: ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ. НЕ НАРУШАТЬ. НЕ ПОДХОДИТЬ. БЕЗ СТУКА НЕ ВХОДИТЬ. Мы вдвоем живем с ней в этом доме и табличка показалась мне излишней и чересчур подростковой. Вообще-то у меня на двери тоже висела табличка наподобие этой, когда мне было столько же лет, сколько Джули, но у меня были несносные братья. А у нее есть только я. Под табличкой был наклеен ромбовидный плакат: «ОСТОРОЖНО! ОПАСНЫЕ ОТХОДЫ», который Джули нашла на улице.
Монк взглянул на плакат:
—Это шутка, правда?
Я кивнула.
—Очень смешно, — он попытался хихикнуть, но это прозвучало так, словно он поперхнулся. — Ты предупреждай меня периодически!
—О чем предупреждать?