Элисон Шрив, одетая в толстый индийский свитер, который, впрочем, не согревал ее, стояла на заснеженном асфальте у здания аэропорта, рассматривая свои новые спортивные ботинки. Шрам на ее левом плече занемел от холода и ныл; ее тошнило от через силу съеденного завтрака, казалось, что его тяжесть вот-вот вывернет желудок наизнанку.

Аэропорт бурлил: подъезжали пестрые такси, запорошенные снегом автомобили заносило на скользкой дороге, они сигналили, буксовали, мимо спешили нервные пассажиры. Прохожие женщины с интересом поглядывали на Джейка, не обращая никакого внимания на неприметную Элисон, стоявшую прислонившись к холодной дверце его серебристо-голубого мерседеса.

Снежная крупка покалывала кожу на лице, а порывы ветра развевали ее густые белокурые волосы.

Даже под кожаной курткой, одолженной у Джейка для предстоящей поездки, ее тело стыло на ледяном ветру.

Она подняла глаза — в темных кругах усталости — и пристально поглядела на его породистое лицо в автомобильном окне, как всегда, строгое и непреклонное, обращенное сейчас к ней.

— Может, я все-таки не полечу? На пересадку в Майями слишком мало времени: я наверняка не успею, пропущу рейс…

Ветер подхватил обрывки ее слов и пар дыхания, а она в это время откровенно искала причины, чтобы в последнее мгновение отменить поездку.

— Я ведь изучала культуру племен майя, и эти раскопки вряд ли мне многое дадут… Да и солнце может повредить моей к-коже… Она начнет шелушиться…

Неумолимый голос Джейка резко оборвал ее:

— С каких это пор ты беспокоишься о своей коже? Я же сам видел, как, загорая, ты доводила ее до красноты макового цвета. И потом ты едешь вовсе не из-за интереса к культуре древних майя. А я, думаешь, только затем и вставал сегодня ни свет ни заря, чтобы полюбоваться на тебя и узнать, что ты передумала ехать?

Хотя он и был, по всей видимости, огорчен ее поведением, улыбка его сияла, как всегда ослепительно, смягчая резкость слов.

— Боюсь, я еще не готова ехать… Мне опять снился тот сон.

Но Джейк не намерен был вступать в дальнейшие дискуссии.

— Время действовать, дорогая.

— Нет, нет, нет, пусть пропадает и эта поездка, и деньги, и все!

— Ты не должна распускаться.

Джейк был скор на суд и резок в своих суждениях, но она полагалась на его абсолютную честность — одно из немногих человеческих качеств, в которые она еще верила. Он никогда не подведет ее! И здесь дело вовсе не в деньгах, они оба это хорошо сознавали.

Он постарался перевести разговор на другую тему.

— А куда ты собственно держишь путь? Как в точности называется это место?

Она помолчала, вздохнула и наконец смирилась.

— Белиз. Б-бывший британский Гондурас, — ее зубы стучали. — Б-близь южной границы Гватемалы, насколько я п-помню.

Она вдохнула всей грудью ледяной ветер с Мичиганского озера и глаза ее наполнились слезами.

— Я же давала тебе карту, — она укоряла его, смигивая слезинки, набегающие от холода. — Неужели ты даже не уд-досужился взглянуть на нее?

Естественно, он и не подумал этого делать.

— Ты простудишься.

Теперь он, в свою очередь, вздрогнул от пронзительных порывов ветра, задувшего вдруг в окно автомобиля. Из отделения для перчаток Джейк достал небольшой сверток, завернутый в фольгу и перевязанный зеленоватой ленточкой.

— Откроешь только в гостинице и не раньше, — распорядился он, вручая Элисон сверток.

Джейк старался подавить в душе тревогу, убеждая себя, что все пройдет хорошо. Что она будет вести себя великолепно. Что она вернется всего-то через одиннадцать дней, и он сам встретит ее здесь же на этом месте, загоревшую, посвежевшую, в прекрасном самочувствии.

Казалось, что она сейчас разрыдается.

— Ты же обещал, что не б-будешь доводить меня до слез, — голос ее дрожал.

— Слышишь, не смей! Ты испортишь свое лицо, — прикрикнул он на нее и вдруг заспешил. — Достань денег и избавься от этих кругов под глазами. Я сам займусь тобой, когда вернешься.

Он высунулся в окно, притянул к себе ее искаженное страданием лицо и звонко чмокнул в щеку.

Она крепко поцеловала его в ответ, дрожа всем своим хрупким телом от пронзительного холода. Что еще могла она предпринять, когда все ее попытки бунта не увенчались успехом.

Он одержал верх.

Она слушалась Джейка беспрекословно. Если бы он разрешил ей остаться, она опрометью кинулась бы к своей маленькой машине и очертя голову, понеслась домой. Но он велел ей ехать. Все будет хорошо. Она подхватила свою поклажу и быстро зашагала сквозь распахнувшиеся перед ней стеклянные автоматические двери в самую гущу людской неразберихи утреннего аэропорта.

Кожа на ее плече все еще была воспалена от многочисленных дерматологических процедур. Вчера во время заключительного визита доктор Мензес осмотрел ее плечо в лучах аппарата, снабженного сильными линзами.

— Ваши дела идут на поправку, — произнес он гордо. — Похоже, нам осталось всего лишь сеанса три. Кожу еще какое-то время будет сильно стягивать, но это ничего. Отправляйтесь в свое путешествие, но остерегайтесь слишком яркого солнца.

— Хорошо, — с легкостью обещала она. С этим безобразным рубцом на коже и речи не могло быть о солнечных ваннах.

— Когда вы вернетесь, мы займемся вот этим.

«Это» были небольшие шрамы в уголках ее рта.

До половины четвертого утра она боролась со своими страхами. Одна, без сопровождающего, она еще никогда не летала на самолете. И ей опять снился тот ужасный сон — его лицо, когда она… о том, что происходило дальше, лучше было не думать.

Сквозь запотевшую стеклянную стену аэропорта Элисон следила за тем, как Джейк легко втиснул свой роскошный мерседес в слепящий поток уличного движения.

Если бы он не возился с ней в течение последних месяцев, с ней было бы все кончено. Ее не было бы здесь сегодня. Она, наверное, все еще лежала бы в больнице. Элисон припомнилось, как смущались сиделки каждый раз, когда он приходил к ней. Казалось, и самый знаменитый актер не мог вызвать такого ажиотажа.

Потеряв из поля зрения машину Джейка, внешне совершенно спокойная, она стояла в одиночестве посреди толпы возбужденных пассажиров и возвращающихся после встречи нового года туристов, пока не получила свой багаж, а потом присоединилась к хвосту очереди, ожидающей регистрации на полеты в восточном направлении. Когда подошел ее черед, торопливый служащий мельком взглянул на нее, а затем занялся проверкой ее поклажи и регистрацией документов.

Ожидая приглашения на посадку, она вдруг поймала свое смутное отражение на стекле табло отправления самолетов. Доктор Мензес был поистине способен на чудеса, и шрамы на ее лице — лишь дело времени, но медицина бессильна изменить выражение глаз. Отражение было неясным, расплывчатым. Но она видела: в нем нет ее прежней, той, которую запечатлели когда-то тысячи кино- и фотокамер.

Три года, в течение которых она не работала, заставили ее израсходовать одно за другим все сбережения, а та история с неудачной игрой на бирже акций, когда Элисон потеряла почти половину своих ценных бумаг, поставила ее на грань разорения. Сама мысль, что надо возвращаться на работу, ужасала ее, но безденежье пугало не меньше, и она начинала тосковать по своей прежней жизни. Она не могла вечно цепляться за Джейка, пришло время действовать самой. И потому этот полет многое значил.

Она с пятнадцатилетнего возраста мечтала участвовать в археологических раскопках. Она даже состояла членом общества «Одна Земля», привлеченная его проектами поисковых экспедиций, в которых работали добровольцы. В обязанности добровольных помощников входила охрана во время полевого сезона исторически ценных ландшафтов и археологических раскопов. Это было спасением для нее: не надо больше заботиться о своей внешности, можно жить неприметно, как бы выпасть на время из этого мира и разобраться в своих внутренних переживаниях. Она мечтала о том, что Белиз для нее явится тем местом, где она встретит добрых, чудаковатых людей и хоть немного придет в себя, стерпится с этим миром.