Старик вздохнул, истово перекрестился и продолжил:

— Потом он отделился, ушел, значит… Решил, что стал мастером! Что все уже знает и умеет! Гордыня! А Господь видишь, как управил!.. — Крассон вознес очи к небесам и опять перекрестился, демонстрируя и скорбь, и полную покорность воле Всевышнего.

Рассказал старый мастер и о том, что родом Иоханес был из Брюгге, а в Антверпен перебрался лет десять назад вместе с отцом-аптекарем, который вскоре после этого разорился, заболел и умер. Мать же его погибла при родах.

— Вот и оказался Иоханес сиротой, когда ко мне попал. Но парень с малолетства интерес к огранке имел. Еще в детстве он помогал дяде, опытному мастеру. И многое в нашем ремесле постиг к тому времени, когда у меня в мастерской очутился… Да и у меня не зря хлеб ел, времени не терял, надо признать!.. Вкалывал на совесть, от работы не отлынивал, все секреты нашего мастерства хотел постигнуть! И кое-чего добился, надо признать. Но вот, поди ж ты, как все обернулось!

От огромного рубина, найденного в руке покойного, старый мастер, бегло взглянув на него, решительно отказался.

— У меня такого камня отродясь не было, — решительно заявил он. — Такой крупный рубин стоит целую кучу золотых. Редкой красоты, и какой огромный!..

Соседи почти ничего нового добавить не смогли. Уж очень замкнутым человеком был Иоханес. Одна особенно любопытная кумушка, правда, вспомнила, что в последнее время к нему несколько раз заглядывал какой-то худенький юноша в темно-сером плаще с капюшоном, надвинутым на глаза. Но, естественно, по такому скудному описанию отыскать таинственного гостя не было никакой возможности.

Сбережения Иоханеса обнаружились в меняльной конторе при гильдии огранщиков — оказывается, он ссужал их под немалые проценты. Что и говорить, рачительный был человек, не по возрасту… Родственники его не объявились. Расследование убийства забуксовало и вскоре заглохло.

Таинственным незнакомцем, посещавшим Иоханеса, на самом деле был не юноша, а красивая девушка. Звали ее Мадлен. К маскараду ей приходилось прибегать для того, чтобы беспрепятственно бродить вечерами по городским улочкам, покрытым замысловатыми узорами из грязи и мусора, по готовящемуся ко сну Антверпену, где встречались не только бродяги, но и лихие люди. Эти опасные прогулки не являлись простой прихотью сумасбродной девчонки. Причина их крылась в другом — храбрая Мадлен была влюблена. Предметом ее грез был бедный художник Франс — долговязый стройный молодой человек, симпатичный, мягкий, веселый, добродушный и образованный, любивший читать толстые старые книги, говоривший по-немецки и по-французски и все свое время посвящавший рисованию. Франс заканчивал учебу в Академии художеств в Антверпене, которую основал еще в 1663 году всем известный во Фландрии живописец Давид Тёнирс Младший. Причем сам пожилой мэтр благосклонно относился к Франсу, считая его «одаренным художником», и обещал со временем посодействовать его вступлению в гильдию Святого Луки. Но все это были лишь слова и намерения, а пока пейзажи и натюрморты Франса никак не продавались. Не хватало ему деловитости, хватки. И денег у него не было совсем.

К тому же его покровитель Тёнирс все реже появлялся в Антверпене, выбрав постоянным местом жительства Брюссель, и надежды на его помощь стали совсем призрачными. Отец же Мадлен, богатейший торговец тканями, и слышать не хотел о браке с «каким-то несчастным маляром-голодранцем». Он мечтал породниться с состоятельным купеческим родом Ван Брейков, «чтобы деньги к деньгам пришли».

Что же оставалось бедным влюбленным? Ну конечно же бежать. Бежать куда глаза глядят. И с течением времени две пары юных прекрасных глаз стали глядеть в сторону Парижа. Там, в знаменитой на всю Европу французской столице, Франс мечтал прославиться и разбогатеть, а Мадлен — наконец-то обвенчаться с ним. И тогда ее отец, она надеялась, примирится с зятем.

В перерывах между жаркими поцелуями и объятьями Мадлен и Франс обсуждали план счастливого бегства. Но каждый раз они приходили к выводу, что без достаточных средств их побег неосуществим. Один Господь знал, сколько слез выплакала Мадлен в подушку, ворочаясь без сна на своей узенькой жесткой девичьей кровати. Она жила с Франсом в чудовищном грехе, принужденная таиться, лгать и всячески изворачиваться, чтобы продолжать встречи с возлюбленным. А ей, ревностной католичке, это было противно и страшно.

И все чаше ее прелестную кудрявую головку стала посещать мысль о подлоге. Да, необходимо совершить еще один грех, но во благо, во спасение! Ее отец был сказочно богат, одних драгоценных камней в его коллекции было несколько сотен. И Мадлен решила заменить один из крупных «камушков» на копию, дубликат. Оригинал же продать и на вырученные деньги наконец бежать во французскую столицу.

В мае отец уплыл в долгое путешествие за товаром на Ближний Восток, и Мадлен приступила к исполнению хитроумного плана. Она выбрала из коллекции самый крупный красный камень, недавно привезенный из какой-то далекой страны, кажется Индии, и купленный отцом в Амстердамском порту. Отец называл его «Горящий пурпур» и очень гордился им. С этим-то сокровищем девушка и направилась к огранщику…

В тот вечер старательный Иоханес засиделся за работой допоздна. Уже темнело. Когда колокол Храма Богоматери Монт-Карнельской пробил семь раз, он потянулся, разминая затекшие мышцы, поднялся из-за рабочего стола и зажег светильник. Он понял, что голоден — с утра во рту не было маковой росинки, и решил поужинать. Питался он по вечерам скромно, частенько обходясь на ужин парой кусков хлеба с сыром, которые запивал молоком. И лишь изредка позволял себе кусок мяса с картошкой и бокал вина.

Он доедал второй ломоть, когда в дверь громко постучали. Иоханес удивился — он никого не ждал в столь поздний час. Подняв щеколду, он приоткрыл дверь и увидел на пороге молодого человека в темно-сером плаще с капюшоном, надвинутым на самые глаза.

— Чем обязан? — спросил он не слишком любезно, но все же распахнул дверь пошире, жестом пригласив нежданного гостя войти.

— Умоляю! — неожиданно прозвучал в ответ мелодичный и звонкий голос. — Это вопрос жизни или… смерти!

Иоханес понял, что к нему пожаловала женщина. Сердце его почему-то внезапно сжалось и учащенно забилось в странном тягостном волнении. Он ощутил непонятную, но чрезвычайно приятную слабость. Девушка прошла в комнату и откинула капюшон. Тонкие правильные черты прелестного личика и слезы, стоящие в красивых зеленоватых глазах неожиданной гостьи, вдруг вызвали в Иоханесе прилив нежности и непреодолимое желание ласкать девушку и обладать ею. Иоханес с трудом взял себя в руки.

— Сударыня, — хрипло произнес он, — я весь во внимании.

— Умоляю, помогите! Мне нужно, чтобы вы изготовили для меня дубликат вот этого драгоценного камня! — выпалила девушка, залившись краской и поспешно достав из серого замшевого футляра большой красный камень.

Рубин был ступенчатой огранки. «Никак не меньше двадцати каратов, очевидно, венецианской работы, редкой красоты и размеров», — подумал Иоханес, разглядывая камень, словно завороженный. На несколько мгновений он даже забыл о прекрасной незнакомке.

Наконец, справившись с собой, он взглянул в лицо гостье и проговорил:

— Помилуйте, сударыня, такими делами я не занимаюсь, это запрещено законом! — Но потом, не удержавшись, спросил: — Откуда он у вас?

Мадлен, собравшись с духом, поведала огранщику свою историю. Ей приходилось рисковать. Иного пути у нее не было. Правда, действовала она все же не наобум, навела кое-какие справки об Иоханесе, знала, что он одинок, не имеет друзей и общается только с заказчиками, да еще в гильдию изредка заглядывает. Она решила довериться именно ему.

«Не станет такой человек на меня доносить», — размышляла девушка. К тому же она принимала в расчет и свои женские чары. Она давно заметила, как на нее реагируют мужчины, как подолгу смотрят вслед, словно облизываясь в предвкушении неземного удовольствия.