— Сядешь, куда ты денешься, — настойчиво подталкивая меня к водительскому месту, сказал Калеб. И не успела я толком ничего понять, а мы уже выезжали из гаража.

Сказать, что я чувствовала себя неловко в этой низкой приземистой машине, это ничего не сказать. Я чувствовала себя сковано и ужасно. Представив, как я буду ездить на ней по нашему маленькому городку, я содрогнулась. Но глаза Калеба были тверды.

— Тебе нечего бояться, когда я рядом. К тому же, в жизни не видел, чтобы из Феррари, кто-то выдавливал меньше 80, а ты умудряешься ехать на 40!

— Тут ограничение, — строго сказала я, и вдруг улыбнулась, понимая, что неожиданно мы поменялись с Калебом местами. И куда только делась бунтарка Рейн!? Вместо нее за рулем сидела тихая скромная Марлен. А куда же делся всегда суровый Калеб, не позволяющий нам зайти дальше поцелуев? Его нет, но кто-то другой с его лицом, подстегивает меня прибавить газу.

Особняк Сторков находился в престижном районе Золотой берег, между парком Линкольна и водонапорной башней, где сохранилась масса чудесных старых особняков. Ирония судьбы была в том, что год назад мы жили буквально в квартале отсюда, в такой близи к ним. Интересно знали ли об этом мои родители и сами Сторки?

Проехав водонапорную башню мы выехали к Мичиган-авеню, и пересекли Пирс, а оттуда дальше вдоль озера, и так как Калеб не говорил мне, куда мы едем, а только указывал дорогу, я понимала одно — ехали мы к озеру, но куда именно, понять было невозможно.

Мы проехали несколько пляжей, из которых моим любимым некогда был Линкольн Парк, но действительно самыми любимыми были те каменистые и пустынные пляжи, между 49-й и 57-й улицей. Там я часто проводила время с Доминик.

Волна стыда захлестнула меня волной, когда я вспомнила, что приехала в Чикаго, а так с ней и не увиделась. Но теперь у меня не было ее телефона, а только адрес, но я не могла заявиться к ней вместе с Калебом, особенно когда на улице солнце, а он, даже в машине, блестит. Пульс мой тут же ускорился, и улыбка сползла с лица Калеба, когда он повернулся ко мне.

— Что-то не так?

Я не привыкла скрывать что-либо от Калеба, и это было не как с родителями, когда обязан говорить им правду, нет, просто, когда я смотрела ему в глаза, сказать не то, что я думаю, было невозможно.

— Доминик. Как я могла забыть о ней. Мы так долго дружили и теперь ей должно быть без меня в школе вовсе нелегко. Если она узнает, что я была здесь и не встретилась с ней…

Я хотела еще что-то сказать, но неожиданно у Калеба зазвонил телефон, но смотреть на него и оторваться от дороги я не могла. Этот странный руль и машина с плавным и быстрым скольжением забирала все мои силы, слишком уж приходилось напрягаться.

Он с кем-то тихо говорил, произнося незначительные фразы, и когда снова спрятал телефон, на его лице расплылась довольная улыбка кота, который украл банку сметаны.

— Кто это был? — я не хотела, чтобы мой голос звучал ревниво, но именно так он и прозвучал. Поэтому не знаю, что его рассмешило больше: мои слова или тон голоса, каким они были произнесены.

— Рейн, что за недоверие, я думал, что, когда мы приедем сюда, ты разберешься немного в себе, и твоя самоуверенность возрастет. Я даже уж было подумал, что свалившееся наследство сделает тебя хоть чуточку высокомернее, но нет, ты стала даже тише и спокойнее, чем прежде. Что тебе вчера рассказал отец? Ты поэтому сегодня сама на себя не похожа?

Только полчаса спустя, я поняла, что попала в ловкую ловушку Калеба и он, сыграв на моих чувствах, увильнул от ответа. И для этого была причина.

Мы подъехали к тенистому парку недалеко от каменистого пляжа, где стояли деревянные столики. Мы припарковали машину, и я повернулась к Калебу, ожидая, что последует дальше.

— Мне надо на час кое-куда съездить, ты не могла бы подождать меня здесь?

Я ошеломленно уставилась на Калеба. Не так мне представлялся сегодняшний день. Подавляя растущий гнев, я резко бросила ему:

— Раз тебе так срочно нужно, я подожду.

И уже повернулась, чтобы вылезти из машины (учитывая комплекцию Феррари, по-другому и не скажешь, лишь Калеб мог садиться и выходить из этой машины не потеряв грации), когда он быстро перехватил меня и вот я прижата к нему в долгожданном поцелуе.

— И снова недоверие, Рейн, — Калеб устало покачал головой и позволил мне уйти. — Через час я буду.

И вот машина резко рванула с места, именно с такой скоростью, которой от меня ожидал всю дорогу Калеб. А я осталась стоять посреди шумного веселого парка, освещенного почти летним солнцем, но ветер не позволял забыть, что на дворе осень.

— Рейн!

Странно знакомый голос заставил меня круто развернуться. Я замерла, так как по-прежнему никого не видела, но была уверена, что звали именно меня, такое имя было редкостью даже для многомиллионного Чикаго. И тут я заметила ее. Тоненькая скорбная фигурка, темные вьющиеся волосы, раскиданные в вечном беспорядке по плечам, которые не могла укротить ни одна стрижка. Знакомая форма моей бывшей школы, к которой только один человек в мире носил кроссовки. Доминик!

— Рейн! Я здесь! — она активно и возбужденно махала мне от одного из деревянных столиков, и никто кроме меня не обращал на нее внимание.

Никуда Калеб не убегал от меня, поняла я, он ловко подстроил мне эту встречу, но так ничего и не сказал, не смотря на то, что я не любила сюрпризы. И как всегда оказался прав, сюрприз был слишком радостным, чтобы я могла не радоваться ему.

Я подскочила к Доминик, так же проворно как когда-то, и обняла ее так, словно снова вернулась в детство. Испытываешь то же самое чувство, когда находишь старого мишку, с которым спала в детстве, и вспоминаешь, как он появился у тебя, но уже не можешь вспомнить, когда он перестал быть для тебя таким важным как в детстве.

— Какая ты стала! — задохнулась она от переполнявших ее чувств. Невыразительное лицо Доминик, преобразилось, она похорошела и посветлела от улыбки. И была такой трогательно…маленькой, что ли. Около нее я вновь почувствовала себя старше, чего никогда не было, пока я находилась рядом с Калебом. Он все время заставлял меня чувствовать его подавляющее превосходство. Его подавляющее взрослое превосходство.

— А ты не изменилась. Все та же. Даже кроссовки той же фирмы, как и всегда!

Это был чудесный час. Час лишь для себя. Час подальше от всех и теперешнего времени. Час без Рейн Туорб, матери двоих детей, и без Марлен Сторк, богатой наследницы странного колоритного семейства. Это был час для той Рейн, которой я была больше года назад. И, к сожалению, это был час без Калеба. Не смотря на то, что я понимала, как нужно мне было это время, проведенное с Доминик, нежной, милой, преданной, час без него, все равно прошел в некоторой растерянности. Трудно было признаться себе в этом, но час без Калеба, казался потерянным временем. И даже радуясь встречи с Доминик, я осознавала эту мысль очень четко. И болезненно отупляюще.

Она рассказала мне обо всех наших бывших друзьях, и знакомых. О том, что теперь у нее другая компания, в основном из студентов художественной студии, и драмкружка. Но все это я уже знала из ее писем. Успокаивало то, что Доминик, была действительно счастлива.

— Этот Калеб, — напоследок сказала мне Доминик, так как ее ожидала школа, и за пропуски нас всегда строго карали, — он кто, твой парень?

Я улыбнулась, смотря в темные, как оливки глаза и задумалась, что же ответить. Разве можно Калеба назвать просто парнем? Для меня он смысл жизни. Для меня он все.

— Да. Он мой парень, — не найдя нужных слов, которые смогла бы понять Доминик, я выбрала самый простой путь.

— Так я и поняла. Он так красив… я раньше и не знала, что бывают такие красавцы,… хотя и твой брат Ричард тоже ничего… — я подавила улыбку, услышав тяжелый вздох подруги — я и раньше знала, по кому сохла Доминик.

— Да, он особенный, — согласилась я.

Нежно попрощавшись, мы понимали обе, что больше не увидимся в скором времени. Точнее говоря на нашу встречу, еще надеялась Доминик, но я-то знала, — год-два и не будет той Рейн, которую она сможет признать в новой незнакомке, носящей мое имя. Оставались письма.