Крушение продолжалось долго, но почему-то конец, ни мне, ни моей голове не приходил. Неожиданно все стихло, я поняла это потому, что, то как я пела, стало вдруг единственным слышным звуком. Но остановиться я уже не могла, я пела и пела, даже когда начала хрипеть, и остановиться не могла, а по щекам струились слезы. Нет, я их не хотела, я не могла плакать, нужно спокойно принимать тот факт, что Калеб на меня зол.

Когда холодные руки начали меня трясти, мне пришлось замолчать и убрать руки с ушей. Ну, вот и все, подумала я, и улыбнулась Калебу. А он…мой прекрасный…мой любимый смотрел на меня с ужасом.

— Я довел тебя до безумия, — прошептал он. Неподдельный страх исказил черты лица Калеба. — О чем ты подумала? Ты подумала, что я зол на тебя? Как ты могла?! Я никогда не причиню тебе вреда.

Меня начало трясти. Я с ужасом смотрела на разгромленную машину позади Калеба, и все еще не могла поверить, что подобное не ждет меня. Разве он на меня не зол? Разве я ему не противна!?

— Ты моя глупая дурочка! Как ты могла даже на миг в такое поверить…

Он взял меня на руки и заставил прислониться к его шее, и спрятать лицо. Теперь меня сотрясала крупная дрожь, перебегая всем телом, от чего не только стучали зубы, но кажется и кости. Я могла только плакать, но совершенно беззвучно, а потом я начала задыхаться. Он укачивал меня словно маленькую, но перед моими глазами все стоял вид той машины.

— Я разозлился на него, и то что никак не могу вернуть время вспять и уберечь тебя от всего того… и что не могу расквасить физиономию Прата!!! Я же люблю тебя…я так тебя люблю, а ты…как ты могла усомниться во мне…и больше не смей говорить о себе такие вещи, и даже думать! Никогда!!!! Ты меня слышишь? НИКОГДА!

Я ухватилась за ворот его рубашки, цепляясь, словно за последнее, что вижу в этом мире, и все не могла поверить, что он меня любит по-прежнему, не смотря на то, что видел. Когда меня начало тошнить Калеб помог мне устроиться удобнее, он поддержал меня, и не давал вырваться, а потом неожиданно принес откуда-то воду, но я ему уже не позволила меня умывать, а сделала это сама.

После я не могла встать с травы минут 20. Голова кружилась, и вовсе не было сил.

— Я хочу домой, — это было все, на что я сейчас способна.

Он взял меня на руки так бережно насколько мог. Мы двигались через ночь и холод с невероятной скоростью. Слезы застилали мне глаза, и, вместе со скоростью, сливали в одно пятно вывески магазинов и светлые окна домов. Я закрыла глаза, чтобы не видеть всего этого, чтобы перестала кружиться голова, его запах и так делал меня бессильной, как и минувшая истерика.

В следующий раз, когда я смогла открыть глаза, Калеб уже вносил меня в дом, но явно не мой, а в свой. Я была этому рада, но огласить свою мысль не смогла, сознание уже мной не контролировалось, я время от времени отключалась. Помню, он подставил меня под струи теплой воды, и что на мне из одежды осталось белье и почему-то лишь один носок, а потом кровать, но не его, а ту, что стояла в комнате с фотографиями его сестры и Патриции.

Калеб завернул меня в несколько одеял, а потом заставил выпить что-то обжигающее рот и горло, но пилось оно легко, и я смогла после этого расслабиться. Но все встало на свои места лишь, когда он лег рядом.

— Поспи, — прошептал он, — как же ты меня испугала…тебе нужно отдохнуть. Больше меня так не пугай.

— А ты меня… — еле слышно отозвалась я, не понимаю, сплю уже или еще нет. — Я все ждала, когда моя голова затрещит, как и то дерево.

— Глупая, глупая…А я еще хуже чем ты… глупец…

Ну какой же он глупец, Калеб был бы прав, решив поступить со мной так. Но так ли я верила, что он может меня убить? Скорее нет, я верила больше в то, что Калеб может меня оставить. Вот этот страх был сильнее, чем страх перед смертью.

Я открыла глаза спустя какое-то время, и Калеб был рядом. Он бодрствовал и все же лежал возле меня, обнимал, и не позволил выпутаться из одеял, когда я захотела обнять его.

— Который час? — сил сопротивляться его рукам не было.

— Поздний. — короткий ответ, глаза Калеба полуоткрыты.

— На сколько поздний?

— На столько что скоро Терцо прибежит меня прибить, — Калеб рассмеялся, значит все не так уж плохо.

— Тогда мне стоит поехать домой?!

— Стоит, — согласился Калеб, но ни он ни я не двигались. Потому что именно здесь, рядом с ним был мой дом, и сейчас я это понимала как никогда прежде. Тема разбитой машины не поднималась. Мы лежали и смотрели друг на друга, и все было понятно, я не сомневалась, и все же смутное предчувствие, что что-то не так сжимало сердце.

Полежав в тишине несколько минут, я начала различать звуки в доме, которых вроде бы не было раньше. Где-то играл телевизор, шли новости, и не сразу, но я поняла, что Калеб к ним прислушивается.

— Что-то случилось?

— С чего ты взяла? — я присмотрелась к Калебу, что сделать в полумраке комнаты было очень сложно. Он улыбался, спокойно, именно так, когда хотел чтобы я не о чем не волновалась, но поджатые губы, говорили о другом. Спокойствие было каким-то слишком правильным. Как с картинки.

— Ты очень спокоен, но это же не так? Что случилось? — я тут же резко села на кровати, когда потоком в моей голове полились жуткие истерические мысли, и почти все связаны с Пратом и моей семьей. — Только не говори что Прат что-то наделал! Неужели не сдержался?

— Мы тоже сначала так подумали, но Прат тут не причем.

— Не причем? А о каком «чем» мы говорим? Значит, все-таки что-то произошло?

Мои мысли стали более лихорадочными и в то же время разумными. Если бы что-либо случилось с детьми, Калеб выглядел бы расстроенным. Натворил что-то Прат — злым. Грем — я бы слушала все разбирательства, так как Калеб не очень церемонился в последнее время с отцом. Все остальное связанное с семьей и друзьями, не заставило бы Калеба сидеть здесь и улыбаться. Так в чем же дело?

— Говорят по новостям, что в Лутоне пропало двое местных девушек, но последние новости сообщили, что их нашли час назад. Они несколько дней проплутали по лесу, и как-то, наконец, выбрались к дороге.

Я сидела, и переваривала эту новость, но очень медленно, словно по буквам. Где-то я подобное уже слышала. Может, рассказывал Грем? Или отец? Да нет, мне говорила об этом…Бет!!! Бет рассказывала мне о площадке «У Терри», и тогда тоже люди пропадали и находились.

— Такое уже было!

— Да, пресса тоже выкопала эту историю с исчезновением людей тогда, — лицо Калеба сделалось кислее лимона.

— Почему ты так по этому поводу беспокоишься?

— Да потому что пресса может вновь вспомнить о тебе и о прошлогодней истории! Все теперь сидят у телевизоров, и пересматривают новости. Ева засела за Интернет…твоя, и моя семья сошли, кажется, с ума…даже Прат понял, чем это нам грозит…

Да, уж, перспектива не из лучших, и все же мне показалось, что Калеб что-то не договаривает. Я хотела об этом спросить, но тут зазвонил телефон Калеба. Он поднял трубку и несколько длинных мгновений просто слушал, а потом вдруг передал трубку мне.

— Это Терцо.

Беря трубку, я уже приблизительно знала, что сейчас услышу, и Терцо не разочаровал мои ожидания.

— Итак, юная леди, не смею спросить, когда вас ждать домой.

— Ты уже спросил, папа.

— Действительно, — он на миг замолчал. С одной стороны, он ведь знал что я в безопасности, но с другой, это было не прилично, что в такое время я по-прежнему со своим парнем, да и к тому же у него дома. — Можем мы с мамой надеяться, что в ближайший час увидим тебя дома?

Надеяться они могли, впрочем, как и я, потому что Калеб слышал весь разговор и улыбался, что заставляло думать о моем очень скором появлении дома. Он тоже всегда был за соблюдение правил, а так же за соблюдение дистанции. Знал бы Терцо, как Калеб ревностно соблюдает мою неприкосновенность, был бы ему благодарен. А пока что, он просто надеялся, что все так и есть на деле.

— Думаю даже раньше, Калеб готов меня выгнать из дома! — я говорила это ироничным голосом и смотрела на Калеба, но его моя бравада не покоробила — Калеб уже начал собирать мои вещи и складывать на край кровати, где только что сидел сам. Не успела я и глазом моргнуть, а Калеб исчез из комнаты. Так и не дослушав, что ответил отец, я угукнула в трубку и отключила телефон, и выскочила в коридор за Калебом в том чем и спала — то есть в одном нижнем белье. Калеб стоял тут же за дверью, и его взгляд с радостного изменился на встревоженный, а следом за ним на потемневший.