Оказалось, что банда была мала. Всего двенадцать человек в самодельных маскхалатах, из которых пятеро погибли от огня пулеметов, а двое были ранены так, что не смогли бы далеко уйти. Остальные, впрочем, их не бросили, а попытались транспортировать, что делало им честь. А может, просто не подумали, что их будут преследовать, пока не убьют насмерть.

Почему напали? Нужда заставила. Надеялись, захватить продукты и во вторую очередь топливо. Одного «языка» удалось взять живым, но ничего полезного, как понял Саша, у него не узнали. Просто крохотная шайка, наполеоновских планов не строившая, а наоборот, еле сводившая концы с концами. Захваченные у нее трофеи были смешны и не могли покрыть издержек в виде потраченных патронов, если бы целью был грабеж, а не самозащита. Да и запасных колес у них тоже был не вагон.

Через час тело пленника, которого допрашивали у Саши на глазах, бойцы из Подгорного выкинули из машины на полном ходу, отпуская шуточки про безбилетный проезд. За бортом Данилов успел заметить каменистый склон явно антропогенного происхождения.

— Успехов в карьере! — скаламбурил Презик и пояснил: — Тут гравий раньше добывали.

Данилов не мог его осуждать. Жестокость была своего рода клапаном, через который они избавлялись от напряжения, на которое человеческий организм не рассчитан. Вернее, может когда-то и был рассчитан, когда нормально было среднестатистическому человеку выйти одному с дубиной против пещерного медведя и саблезубого тигра. А они измельчали. И им еще долго придется приспосабливаться.

Стоит ли говорить, что больше с открытым окном они не ехали. Кроме видов деревни, и Данилов не снял ни одного стоящего кадра, за исключением панорамы Оби из окна идущей машины в самом начале и какой-то промзоны на привале.

— За каким лысым вообще надо было брать камеру? — ворчал он, но чувствовал, что с этого момента его работу как хроникера и корреспондента можно считать завершенной.

15 сентября они достигли, наконец, Урала.

Выйдя утром из строительной бытовки, где когда-то обитали дорожные рабочие, Данилов увидел силуэты гор, разделяющих Европу и Азию там вдалеке, где темная твердь сливалась с таким же темным небом. Впрочем, «гор» — это громко сказано. Цепь невысоких пологих холмов на горизонте не поражала воображения. У них в Кузбассе хватало гор и повыше. Эти внушали благоговение разве что своим возрастом.

Окончательно они сложились в Девоне, а начали формироваться, когда животная жизнь только выбиралась на сушу и шлепала по ней на неуклюжих плавниках. Когда-то они были гораздо выше, чем теперь, хотя и не как Гималаи. А теперь их склоны искрошились, эрозия сделала свое дело… Но все же они стояли тут, когда людей еще не было в проекте, а гораздо позже видели и гуннов, и татаро-монголов, и праславян, если те действительно произошли из этих степей, и Ермака Тимофеевича, и заводчиков Демидовых, и ссыльных всех мастей и режимов. А теперь эти горы подпирали небо своими вершинами, глядя на горстку людей с машинами, как на нашкодивших школьников.

— Вот уж не думал, что снова побываю в Европе, — произнес Саша, ни к кому не обращаясь.

Где-то там должен быть железнодорожный тоннель, по которому он когда-то в детстве проезжал на поезде.

— Подожди, это еще Азия, — ответил выходивший из бытовки следом Петрович, вытирая лицо мокрым полотенцем, — Вот до Ёбурга доберемся, тогда можешь делать снимки на память.

Но Данилов прекрасно понимал, что ни в сам Екатеринбург, ни через него их путь лежать не может.

Колонна шла к своей цели неуклонно, как баллистическая ракета. Но регулярно — когда два, а когда и три раза в день от нее отделялись небольшие мобильные группы на мотоциклах и УАЗах.

Возвращались участники этих рейдов усталые как собаки и без какой бы то ни было добычи. К каким объектам рассылали эти разведгруппы, Саша так и не узнал, а в них его никто приглашать не собирался.

Уже садясь в машины, они заметили в небе небольшую стаю птиц, держащую путь на юг.

— Что это за пичуги, Данила? — спросил небритый Презик.

— А хрен их знает. Я не энтомолог, — ответил Саша ему в тон. — Тьфу… не орнитоптер.

Ему уже надоело отношение к себе как к бездушной ходячей энциклопедии.

А через пару часов они встретили других «перелетных птиц». Им впервые попались беженцы, остановившиеся в бывшем автовокзале какого-то села. Не вооруженная группа, а люди с пожитками, женщинами и детьми.

Колонна остановились напротив здания, где на небольшом пятачке разместились остановка, заправка и забегаловка, и Дэн, как старший по машине, вышел перекинуться парой слов с местными. Те, похоже, сидели тихо, понимая, что им нечего противопоставить такой силе, и новоприбывшие вольны забрать их нехитрые вещи, а с самими сделать все, что душе угодно.

Не было его минут пять.

— Куда они едут? — накинулись на него с расспросами, когда он вернулся.

— Черт их поймет, — ответил он. — На восток. Говорят, там впереди все мрут. Какое-то облако. А у нас в Сибири будто санаторий? Им нужны продукты. Готовы платить чем угодно, хоть в рабство пойти. Но у нас лишних нет. Вечером Борисыч расскажет больше. Он с их главными как раз сейчас разговаривает.

Но не рассказал. А после этого случая беженцы им попадались не раз и не два, и небольшие группки, и один вытянувшийся по дороге караван.

«Это что за переселение народов?.. Доедут ли? — подумал Саша. — Или сгинут?»

И чем дальше на запад, тем больше их было, и тем мрачнее и мрачнее становились у них лица. А на следующее утро, хотя никакого дождя не было, а только влажная морось, дозиметр, который был и в их машине, начал показывать фокусы.

После этого пришел приказ ввести дополнительные меры радиационной защиты из восьми пунктов.

После этого уровни радиации, которые постоянно снижалась с того момента, как они покинули пойму Оби, начали быстро карабкаться вверх.

«Хотел бы я знать, куда мы едем», — думал Данилов, в конце дня внося в журнал новые показатели в рентгенах в час, на десять процентов больше вчерашних.

Глава 4. Коммуна[2]

17 сентября в два часа ночи они добрались до места встречи.

За час до этого Данилов проснулся, хотя никто их не поднимал, свет в брюхе «Капута» еще не горел, а остальные в основном храпели.

За время, проведенное в дороге, Сашин организм приспособился, так что он просыпался не тогда, когда машина скакала по ухабам, а когда замедляла ход. А раз так, значит, они свернули с шоссе на дорогу худшего качества.

Он натянул куртку и ботинки и тихо пристроился на лавке со своим планшетом, вставив в уши наушники. Слушая размеренно-тягучие аккорды музыкальной темы дороги из фильма «Хоббит», он начал писать. К тому моменту, когда зажгли свет, и народ начал подниматься, Данилов успел набросать полстраницы, обобщая свои впечатления от последних дней. Как и положено военной хронике и мемуаристике — по-хемингуевски скупым языком. «Из 120 поселений, встреченных по дороге, обитаемы не более десяти. Ни в одном нет больше 500 жителей. По косвенным признакам урожайность низкая, преобладает монокультура (картофель), животноводство не сохранилось. Высокая смертность от онкологических заболеваний, низкая продолжительность жизни. Значительный ущерб нанесен флоре. Фауна практически отсутствует…». Закончив, перечитал и оценил критически: найди его записи археологи будущего — если в будущем будет до археологии — они скорее, будут составлять картину событий не по ним, а по художественным книгам о вымышленном конце света.

Мотор еще работал, но «Капут» стоял неподвижно, а снаружи уже звучали команды, слышен был топот людей и лязг открываемых дверей. Но нервозности в этом не было, только обычная рутинная суета.

Спрыгивая последним на мягкую землю и принимая на плечи тяжесть рюкзака, Данилов подумал, что где-то там Сергей Борисович уже встречается с хозяевами этого места — теми, ради кого затевался весь сыр-бор. Но присутствовать при историческом моменте было нельзя, «Капут» находился далековато от головной части колонны.