Странное это было место. Хороший, хотя и архаичный ремонт. Стеновые панели из ценного дерева, потолок без единой трещинки, даже лепнина.

У дверей в тумбочке горой были навалены одинаковые тапки, а на полках стояли галоши. Первое, надо полагать, для тех, кто зашел, второе для тех, кто вышел. Вкупе с железной скобой для отскребания грязи с обуви — меры противорадиационной защиты, конечно, аховые.

В холле красное знамя в нише под стеклом. Две гипсовые статуи пионеров с горнами. Рядом с широкой лестницей (ступени вложены плиткой «под мрамор») растения в горшках, даже две небольшие пальмы, потертые диванчики и кресла вдоль стен. И на всем отпечаток беспорядочных сборов — тут и там предметы передвинуты, загораживают проходы, зияют пустые места.

На стенде на самом видном месте — фотографии передовиков, тут же рядом вырезки из газет, все под стеклом. Данилов посмотрел на дату на одной — 1969 год. «Гости с Острова свободы посетили колхоз-миллионер». Но тут же рядом были новые грамоты и медали сельскохозяйственных выставок. Творог, кефир, сметана: товары года. А на другой стене — стенгазета, дурацкие стишки, детские рисунки. И по всему выходило, что сделали ее не так давно. Вывод Саша мог сделать один — в этом месте по-настоящему жили, а не просто пережидали катастрофу.

— Ну ладно, располагайтесь, — завхоз направился к выходу. — Если что надо, пинайте меня, у меня снега зимой не допросишься.

Впрочем, он зря катил бочку на условия. Хотя бойцы покинули Подгорный недавно, они были рады возможности отдохнуть в комфорте. Обставлены отведенные им комнаты были по-спартански, но Александр уже усвоил истину, что казарменная обстановка лучше, чем походная. Давила только скука от вынужденного безделья.

— Еще один день такой жизни, и я застрелюсь, — пробормотал Презик со вздохом, когда они разместились. — Сколько можно мариноваться, как огурцы в банке. Когда дело-то будет?

За двойными стеклопакетами неслышно разбивались крупные капли дождя. Данилов с тревогой поглядывал на затянутое облаками небо, стуча ногтем по подоконнику. Он знал, что долго им прохлаждаться не придется, и это была последняя передышка перед рывком. Уже утром они выступали в неизвестность.

В комнату вошли четверо. Почему-то майор думал, что у них будут красные глаза и бледные, не успевшие загореть лица. Но они, наоборот, были черные, как индусы. И совсем не казались изможденными беженцами.

Трое из них выглядели так, что пять лет назад их бы арестовал первый же патруль, даже если бы у них не было при себе автоматов. Да и сами они выглядели так, будто с оружием не расставались никогда. Матерые волки… или, скорее, волкодавы. Волк — это неконтролируемый опасный одиночка, одни инстинкты и злость. А это были служебные псы, которые и умнее, и сдержаннее. И если надо, задавят любого хищника. Демьянов, которые уже поднаторел в определении степени подготовленности того или иного человека, чувствовал, что у него таких головорезов нет.

Последним зашел генерал. Федор Евграфович Рыбин. Демьянов понял, что это он, не сразу — одет тот был так же, как остальные, и в нем была та же сила и готовность к броску, что и в этих троих, и такой же автомат за спиной. Помог только возраст. В тридцать лет в военной иерархии в мирное время так высоко не подняться. Да еще у него была неуставная борода, делавшая его похожим на моложавого Фиделя Кастро.

Демьянову показалось, что у них с ним есть что-то общее.

— Здравствуйте, — достаточно тепло поприветствовал их генерал. — Ну, не придумали еще названия своей стране?

— Да какой стране, — ответил Демьянов. — Страна, как была, Россия.

— Рассея, моя ты Рассея, — нараспев произнес генерал. — От Волги и до Енисея… В смысле, остальное в шлак, а тут у нас еще кто-то шевелится. Да сегодня любая банда себя может назвать хоть паханатом, хоть эмиратом. Почему б вам не стать «Западносибирской демократической республикой»? У вас под контролем территория, равная Нидерландам или двум Бельгиям.

— Язык сломаем произносить, — покачал головой Демьянов. — Ну да, под контролем… относительно. И что с того? Мы теперь, раз договоры с гадами утратили силу, можем и Антарктиду объявить своею.

— Это верно. Кстати, о гадах. Антарктида не Антарктида, но Шпицбергеном они очень интересовались.

— Неужели из-за тамошнего хранилища семян? — с ходу отреагировал Демьянов.

— Да вряд ли из-за популяции медведей-людоедов, — усмехнулся в бороду генерал, совсем не удивившись его осведомленности. — Ладно, обо всем по порядку, Сергей Борисович.

Майор отпустил своих сопровождающих, ушли и волкодавы генерала. Перед общим совещанием, где будут присутствовать штабы обеих сторон, они должны были поговорить тет-а-тет.

Первым делом Демьянов спросил, как положение на фронтах. Просто не мог не спросить.

— Да нет никаких фронтов. Страну покрошили как колбасу в оливье. Радует одно — они там в точно такой же ситуевине.

— И как дела на вашем театре?

— Да какой театр? Так, шапито. Вставили небольшой пистон империалистом, — произнес генерал. — Раз уж вы мой гость… расскажу в двух словах. Но это не моя заслуга, а одного товарища с флота. Он погиб.

Пока он говорил, Демьянов внимательно слушал, иногда кивал, даже не притронулся к чаю и снеди на столе, который накрыл предупредительный завхоз. Чем дольше он слушал, тем большим уважением наполнялся его взгляд.

Война никогда не меняется и не заканчивается, пока последний солдат одной из сторон не кладет оружие на землю, или не ложится в нее сам.

Когда все началось, они — офицеры командного пункта РВСН в горе Косвинский Камень в Северном Урале — не успели ничего предпринять. Горячая фаза третьей мировой закончилась для них за одну минуту, когда ударом из космоса. «Объект КК», способный выдержать любую ударную волну, был ослеплен, оставлен без связи и наполовину испарен, как и все, кто находился наверху, в военном городке Кытлым, что в 7 километрах от горы.

Возможно, будь в строю электронная система «Периметр», все сложилось бы иначе. Нет, без команды со стороны человека компьютер ядерную войну начать не мог. Зато система могла дать офицерам командного пункта гарантию того, что на Россию совершено нападение — даже по косвенным признакам вроде задымленности некоторых участков поверхности и скачка уровня радиации. А уже те могли, если связь с верховным командованием потеряна, повернуть ключи и запустить командную ракету, которая, хоть и не несла боеголовки, но, пролетая над страной, давала сигнал на старт «обычным» МБР.

Система могла запустить эту ракету самостоятельно только в одном случае — если бы убедилась, что на командном пункте не осталось никого в живых. Поэтому на Западе ее и называли «мертвая рука». Увы, снятие с боевого дежурства с последующим демонтажем было одним из главных требований «партнеров по диалогу», которое выполнили.

В ядерной войне не бывает победителя, но бывает тот, кто выходит из нее с меньшими потерями. Причем, когда к небу уже взвились первые грибы, речи о мирных жителях уже не идет. Имеют значение потери даже не армии в целом, а тех ее частей, которые могут нанести урон врагу или снизить его для своей страны.

В первые секунды, когда ослепли станции дальнего оповещения, объект КК успел только запросить верховное командование — а потом третья часть бункера перестала существовать вместе со всей наземной частью. Они так и не поняли, что это было: лазер с атомной накачкой, раскаленная плазма или другая выскотехнологичная хрень, но она прошила скалу насквозь как скальпель хирурга. И все же объект «Косвинский камень» — автономный 4-уровневый бункер высшей защиты, врезанный в гранитную скалу, выжил.

По тем немногим кодированным сообщениям, которые они приняли или перехватили, когда сумели восстановить кабель до подземной антенны, офицеры поняли, что война продолжается. И хоть они и не смогли передать сигнал остаткам флота и ракетных войск, это сделали другие. Ответно-встречный удар не получился, но и простой ответный дал врагу прикурить.