Петр отправился обедать и на румпеле его сменил наш юнга, сразу сверив направление по ручному компасу, переданному ему мужиком.

— Николай Александрович! — окликнул меня парнишка, и я кивнул ему.

— Можно вопрос?

Мне совершенно не хотелось говорить с кем либо, но я не подал и виду, а лишь кивнул ещё раз. Мотор на оборотах немного ниже средних шумел очень умеренно, и можно было почти не повышать голоса, но Володя, тем не менее, продолжал говорить довольно громко.

— Николай Александрович… — несколько неуверенно начал он, а потом, похоже, решившись, продолжил. — Если у вас с Натой не наладится — это не будет означать, что я не смогу устроиться юнгой на вашу яхту?

— Мы же мужчины, Володя! — невольно улыбнулся я и заметил, что в центральном проходе, перед самым выходом на кормовую платформу остановилась Наташа. — И на наши решения не должны влиять симпатии или антипатии девчонок!

— Значит, я смогу остаться на судне? — сразу оживился парнишка.

— Конечно! — продолжая улыбаться, подтвердил я. — Сразу по возвращению на «Странник» мы с тобой подпишем контракт.

— Николай Александрович! — обратилась ко мне теперь уже Наташа. — Вы бы не хотели выпить кофе? Со мной…

— Не откажусь, — ровно отозвался я. — Приготовите?

— Уже всё готово! — без тени улыбки и как-то излишне серьёзно сказала девушка. — На столике в моей «каюте»… Пойдёмте!

Заметив довольную усмешку Володи, я даже вздохнул и покачал головой, но тем не менее, прошел следом за девчонкой до двери её помещения и задержался на пороге — здесь всё, как и прежде (включая пол), было выстлано оленьими шкурами, а столик со скамейкой даже обтянуты блестящей рыбьей кожей.

— Заходите и присаживайтесь, Николай Александрович! — проговорила Наташа, устраиваясь на своей высокой лежанке (её надувная кровать была вдвое толще моей). — И не смотрите так выразительно, пожалуйста, на ваши сапоги — у вас даже подошвы обуви всегда сверкают чистотой!

Я шагнул внутрь и присел на скамейку у стола, прямо напротив своей помощницы. Здесь было тесно, и наши колени соприкоснулись. Впервые за последние два дня внимательно и открыто взглянув на девушку (она была в той же короткой бежевого цвета юбке и белой блузке, что во время нашей последней прогулки), я отметил, что она, похоже, чуточку поправилась и ещё больше похорошела… Встретив мой взгляд, она помедлила несколько секунд, а потом опустила глаза и принялась разливать из маленького котелка, стоявшего на столике, кофе в отмытые до блеска кружки из нержавеющей стали.

— После вашего возвращения, Николай Александрович, вы просто перестали замечать меня! — негромко сказала она, с шелестом распечатывая герметичную упаковку печенья.

— Отчего же… — чуть улыбнулся я. — Вот смотрю очень даже внимательно и любуюсь…

— Вы, наверное, полагаете, что я буду высказываться по поводу вашего отсутствия «на несколько дней» — как говорилось в записке — продлившегося десять месяцев? — тихо спросила моя собеседница, глядя в сторону.

— Ничуть! — задумчиво проговорил я, взяв свою кружку. — Если судить по вашему явному равнодушию к моему появлению, вернее будет думать, что вы избавились от своего увлечения и теперь хотите поделиться этой новостью.

— Вам бы этого хотелось, Николай Александрович? — так же тихо задала очередной вопрос девушка, поднимая на меня свои чистые глаза.

— Мы с вами сейчас находимся в совершенно неравных условиях для серьёзной беседы! — заметил я, продолжая пристально смотреть на собеседницу (она опять отвела взгляд). — Для меня не прошло и трёх дней, как я целовал ваши ручки и ножки, а потом проявил не слишком уместное откровение…

— Тогда следует немедленно освежить мои впечатления! — неожиданно мило улыбнулась девчонка, и её щёки заметно порозовели. — Вы не против?

Ответить на полусерьёзный-полушаловливый вопрос я не успел — от сильнейшего удара снизу наш плавучий дом подскочил и заходил ходуном, а моя собеседница вскрикнула и выплеснула горячий кофе себе на колени. Быстро поставив кружку на стол (мой кофе не расплескался, потому что я реагировал на стрессовые ситуации совсем иначе), я схватил висевшее на вбитом в стену колышке розовое махровое полотенце и быстро приложил его к коленям девушки.

— Больно? — с невольным волнением в голосе спросил я.

— Немножко, — улыбнулась она. — Кофе успел уже чуточку остыть…

— А так? — убрав полотенце и наклонившись, я несколько раз совершенно непроизвольно коснулся губами гладких девичьих колен.

— Совсем прошло! — последовал немедленный ответ, и по голосу я понял, что девчонка улыбается. — Но можно продолжить…

Очередной мощный удар вновь приподнял «Дредноут», и где-то под платформой раздался громкий треск. Смолк двигатель, и я, услышав крики своих людей, вскочил и метнулся на корму. Мотор был откинут, но внешне цел, а наш испуганный юнга прижался к задней стенке нашего плавучего дома и при моём появлении указал на огромный чёрный плавник треугольной формы, стремительно рассекающий гладкую поверхность моря (стоял почти полный штиль) чуть в стороне от «Дредноута», под которым угадывалось мощное обтекаемое тело.

— Что это, Николай Александрович? — вскричал мой заместитель, выскочивший на кормовую платформу следом за мной.

— Ихтиозавр, чёрт бы его побрал! — в сердцах высказался я и оглянулся на Володю. — Заводи мотор, юнга!

— Очень опасен? — спросил Огнев, с беспокойством следя за огромным ящером, делавшим очередной круг.

— Конечно, опасен… — отозвался я и посмотрел на появившуюся в кормовом дверном проёме Наташу — мне вдруг подумалось, что моё предчувствие было связано совсем не с отношением девчонки ко мне, а со смертельной опасностью для неё самой. — Но вряд ли мы его не интересуем — просто какая-то крупная рыба вздумала прятаться от него под плотом…

Володя опустил мотор, который от толчка откинулся на упор, в рабочее положение и дёрнул за пусковой шнур, но недостаточно сильно — горячий двигатель даже не дал вспышки. Слегка отстранив парнишку, я взялся за дело сам, и «Вихрь» взревел после первого же моего рывка. Вода забурлила вокруг дейдвуда, но плот не тронулся с места, и пришлось ждать почти минуту, пока «Дредноут» кое-как набрал скорость узла в полтора — против прежних трёх с лишним… Помедлив немного, я выключил двигатель, глянул на собравшихся на корме почти всех своих людей (кто-то был уже на задней платформе, а кто-то стоял в бортовых проходах), а потом окинул взглядом спокойную бирюзовую поверхность моря — огромного ихтиозавра пока не было видно.

— Мне придётся нырнуть! — вслух высказал я своё решение. — И глянуть, что там натворил этот монстр!

— Может, кто из нас, Николай Александрович? — как-то не слишком уверенно предложил мой заместитель. — Стоит ли вам опять так рисковать?

— В сравнении со мной никто из вас толком и плавать не умеет! — хмуро проговорил я. — Приготовь выдергу, Иван Ильич! Скорее всего, у нас оторваны одна или две поперечные плахи — они и тормозят плот!

— А вдруг это чудовище вернётся? — с беспокойством спросила Наташа. — Вы можете не успеть выбраться!

— Обещаю вам, что не позволю сожрать себя никакому монстру! — усмехнулся я, направляясь в свою «каюту».

Нечего и говорить, что нырять под плот в таких условиях было делом чрезвычайно опасным — его тень привлекала внимание всех подводных обитателей: одни пытались скрыться под ним, а другие выбирали себе добычу… Но идти оставшиеся шестьдесят с лишним километров полутораузловым ходом было также не самым лучшим решением — рано или поздно должна была начаться очередная тропическая гроза, и ослабленная теперь платформа могла не выдержать сильного волнения… Готовясь к необходимому купанию, я услышал, как негромко переговаривались мои подчинённые.

— Настоящий мужик наш начальник! — вполголоса пробасил Василий. — За все опасные дела только сам и берётся!

— Я это ещё, когда мы на снегоходах в гору лезли, приметил! — заявил чуть погромче Пётр.

— Да не ты один! — хмуро сказал обычно молчаливый Сергей. — Без него мы и до холма в тундре бы не добрались!