Первому оказавшемуся прямо передо мной противнику я ткнул кончиками пальцев в глаза (он отшатнулся и схватился двумя руками за физиономию), успев за мгновение до того отбросить ствол автомата, а его товарища справа от себя ударил ребром ладони той же руки чуть ниже уха и сразу, едва глянув назад через правое плечо, двинул каблуком сапога в подбородок третьего бандита (я легко наношу удары ногами в любой уровень даже на дистанции захватов). Следующий противник, получив носком сапога в висок (это один из моих коронных приемов — бью с любой дистанции, не меняя положения корпуса), свалился, как подкошенный, а пятый, от удара локтём в глазницу, тут же выронил автомат (просто держал его в руках), который со стуком упал на палубу, и, в свою очередь, схватился за лицо двумя руками. Шестого я двинул основанием ладони в подбородок — его голова мотнулась назад, и он рухнул на палубу, с неприятным звуком стукнувшись затылком о стальной пайол… Секундой позже я шагнул к рубке и прыгнул в сторону седьмого противника, бросившего абордажный крюк и рванувшего с плеча автомат. От удара моего каблука, пришедшегося в лицо (я намеренно наносил все удары в голову, стараясь работать только на поражение), его бросило на распашные, полуоткрытые сейчас, двери рубки, ненадолго изолировав тех, кто был внутри… Второй обладатель абордажного крюка швырнул этот предмет на палубу, и висевший на плече автомат сам собой скользнул ему в руки… Годами отработанным движением я скользнул вправо и прыгнул влево — хорошая очередь (не менее десятка пуль) прошла стороной, вдребезги разнеся стёкла задней панели рубки. Две пули сорок пятого калибра швырнули стрелка на палубу — бронежилет, наверное, защитил его, но не спас от глубокого обморока после мощного двойного удара, не считая того, что он также хлопнулся затылком о пайол. Пулемётчик, стоявший у кормовой установки, без долгих раздумий развернул свой агрегат в мою сторону — я вновь дважды выстрелил, целясь в середину груди, и он также, потеряв сознание, оказался на спине. Чувствуя позади неладное, я мгновенно пригнулся, скрываясь за невысокую рубку, и над моей головой пронеслись пули из короткой очереди носового пулемёта. Бросившись на палубу с правой стороны от рубки, я выстрелил навскидку во второго пулемётчика. Этому повезло меньше (стрелять из положения лёжа мне было не с руки) — пуля задело ему плечо, и он, оставив пулемёт в покое, схватился левой рукой за правое плечо, а потом осел на палубу. Вскочив на ноги, я шагнул в кокпит и мимоходом двинул сапогом по физиономиям троих слишком быстро оживавших бандитов, настороженно следя за рубкой — оба находившиеся там человека демонстративно подняли руки, должно быть, решив, что их судно атаковал взвод морской пехоты…

Мельком глянув на свою яхту, я обнаружил, что все мои люди стояли у борта и глазели на разыгравшуюся сцену (погода была тихая и оба не пришвартованных судна так и стояли борт о борт)… Отбросив ногой всё ещё лежащего без сознания бандита от дверей рубки, я чуть двинул стволом пистолета, дав понять находящимся внутри (видно всё было через большие окна с разбитыми теперь стёклами отлично), чтобы они выбирались наружу. Первый вышел, благоразумно не опуская рук и опасливо косясь на меня, а второй споткнулся (случайно или намеренно), и, тут же получив сильнейший удар сапогом по физиономии, рухнул навзничь прямо в дверях — я не мог рисковать. Толкнув в спину сдавшегося противника, я заставил его лечь лицом вниз и, продолжая держать по возможности в поле зрения всю палубу, окликнул слегка «севшим» голосом капитана:

— Илья Андреевич! Давай мне сюда Петра и Василия! А ты, Иван Ильич, тащи поживее свой скотч!

Оба здоровенных мужика без долгих раздумий спрыгнули на борт захваченного в одиночку их шефом судна и вопросительно глянули на меня. Я указал стволом пистолета на спину лежащего лицом вниз бандита — из под края бронежилета были видны пристёгнутые к поясному рёмню наручники — сразу несколько пар.

— А ключи, Николай Александрович? — глядя мимо меня, тут же спросил Василий.

— Пошарь в карманах! — отмахнулся я, по-прежнему настороженно следя за палубой и думая о почти пустом магазине пистолета. — Только поживее!

Ключи нашлись быстро, и мои люди в несколько минут свели руки за спиной и нацепили «браслеты» всем бандитам, что находились в кокпите (три-четыре пары наручников были у каждого из них), а потом перешли к пулемётчикам.

— Николай Александрович! — окликнул меня Пётр. — Тут одни раненый — кровь так и хлещет! Надо бы перевязать!

— Доктор пусть этим займётся! — отозвался я, глянув на перелезающего через перила Огнева. — Но прежде хорошо свяжите всех по рукам и ногам!

Пояснять, что делать дальше, второму помощнику мне не пришлось — он бросил Петру и Василию по рулону хозяйственного скотча и без колебаний начал перематывать бандитов по рукам и ногам (на всякий случай руки связывали прямо поверх наручников). Следом на палубу нехотя слез и доктор — кто-то успел притащить ему аптечку.

Осмотрев несколько пострадавших от моих рук и ног человек, он воззрился на меня:

— Николай Александрович… Да тут сплошные челюстно-лицевые травмы! Что с ними делать?

— Оставь как есть! — жёстко ответил я. — Перевяжи плечо тому, что лежит на носу, и довольно!

По моему приказу пленников перетащили в кокпит и весьма бесцеремонно покидали на пайол. Потом я указал на того, что благоразумно сдался мне без всякого сопротивления и велел усадить его на низкий диванчик у задней стенки рубки. Остановившись перед ним, я задал ему на португальском первый вопрос о численности людей, захвативших яхту, лежащую в дрейфе на расстоянии мили от нас (в том, что она была именно захвачена я ничуть не сомневался). Бандит непонимающе пожал плечами — насколько позволяли ему сведённые за спиной руки. Я повторил вопрос на немецком, французском, итальянском и испанском языках — в ответ последовал всё тот же жест непонимания. Тогда я кивнул Василию, стоящему по правую руку от меня, и мужик без лишних вопросов хлестнул лопатообразной ладонью пленника по физиономии — голова того мотнулась из стороны в сторону, а наш верзила-механик тотчас добавил с другой руки… Слегка оглушённый бандит покрутил немного головой и опять в полном недоумении уставился на меня. Я помолчал, глянул по сторонам — дул лёгкий ветерок и температура не превышала семи-восьми градусов тепла, поэтому мне стало прохладно в джинсовой рубашке. Потом я, посмотрев на лежащих связанных бандитов позади себя, на доктора, карабкающегося на палубу «Странника», не спеша сменил магазин в пистолете, дослал патрон в патронник и сунул оружие в кобуру.

— Ладно! — наконец решительно сказал я. — Не будем терять времени! Выкиньте его за борт и давайте следующего!

Огнев было открыл рот, но счёл за лучшее промолчать, а наши механики, привыкшие за время, проведённое в экспедиции, беспрекословно повиноваться мне, немедленно подхватили пленника под мышки и потащили его к борту катера.

— Русски! Нет! Нет! — сразу завопил бандит, обнаружив весьма даже неплохое знание русского языка. — Мне… я русски… я скажу… все скажу! Спрашивай русски!

Пленника вернули на место, и через несколько минут я узнал, что выход в привычный нам мир находится в нескольких милях отсюда строго на юг — место легко можно определить по странному бледно-розовому свечению воды и несколько необычной толчее волн. Захваченную моторную мегаяхту контролируют восемь человек: двое (один из них командует всей этой оравой) находятся в ходовой рубке вместе с капитаном и старшим помощником, четверо дежурят (попарно) на палубе, и двое приглядывают за экипажам и пассажирами, собранными в кают-компании. Что касается базы преступной группировки, то она находится примерно на расстоянии десятка миль отсюда — в бухте северного побережья, где стоят танкер-бункеровщик и пара захваченных судов (одно из них получило пробоину и затонуло у самого берега). В наличии у них ещё два катера сходной конструкции: один стоит наготове, а у другого двигатель на капитальном ремонте — в полуразобранном состоянии. На базе ещё с десяток людей: по одному дежурят у трюмов с запертыми в них пассажирами, а остальные находятся обычно в жилых помещениях танкера.