О выборах депутатов и наказах им в разных местностях Румянцев писал: «В Сечи Запорожской полковник Милорадович препорученное ему дело со всею благопристойностью окончил. Генеральный обозный Кочубей, отправленный для выборов в Полтаву, ко мне партикулярно пишет, что он с великим трудом и там едва мог склонить чиновничество к заседанию с градскими жителями. Премьер-майор Стремоухов, для того ж определенный в Прилуках, рапортует, что по первому от него объявлению никто в собрание из градских жителей не пошел, отозвались прямо, что не будут; а по получении моего циркулярного ордера дали свои голоса на других и одного по большинству сих отзывов также не бывшего в собрании и не лучшего приятеля городским обрядам, полкового писаря, выбрали депутатом. Я сей выбор уничтожил. Ваше император. величество не может представить, до какого степени и почти равного коварность и своевольство здесь дошли; в сих пунктах бывшие в чужих краях, равно здесь родившимся и нигде не бывалым ослеплены. Страннее всего, что эта небольшая частица людей инако не отзывается, что они из всего света отличные люди и что нет их сильнее, нет их храбрее, нет их умнее и нигде ничего хорошего, ничего полезного и ничего прямо свободного, чтоб им годиться могло, и все, что у них есть, то лучше всего. Мне показалось при сем случае небесполезно разделить их интересы с козацкими: я велел для того на основании обряда о выборе однодворцев и пехотных солдат от всякого полка выбрать по одному депутату и, в Чернигове будучи, сам оного выбирал и видел наказ, от общества ему данный, где хотя по простоте появляются некоторые излишности, однако между тем и почти прямое исковое прошение на старшин и на чиновников их в несносных им причиненных обидах и разорениях. Козаков умышленно ради того в шляхетское достоинство сами собою произвели, чтоб, позывая их, по их простоте и незнанию права несносные убытки и разорения делать, показывая тем народу, что было то только на первый случай, как они обыкновенно отзываются; и что все навсегда, в их руках останется по-прежнему. Малороссийская коллегия везде почти нарядила по доносам и жалобам следствия; но великороссийские члены (коллегии) часто иногда в том обмануты бывают и по незнанию людей, и по рекомендациям своих сочленов определяют следовать дела самых главных иногда в том соучастников. Не худо б через гвардии офицеров учредить комиссии в исследовании всех непорядков, завладениях государственных имений и насильствах: этим пресекутся все сумасбродства, фальшивые и им несвойственные республиканские мысли и ограничится размножающееся здесь вредное государству вельможество и шляхетство. Я в Стародубе и Чернигове больше 300 жалоб получил: большая часть оных в насильном отнятии земель, угодий и других имуществ, в убийствах и несправедливых судах и волокитах. В отсутствии отдаленном генерал-губернатора определить (должно) главного командира, к которому б здешнее начальство и чиновничество весьма надобное подобострастие и послушание имели, а коллежское правление они ни во что не ставят. Например, коллегия требовала и по сенатскому еще указу, чтоб владельцы, кому от бывшего гетмана деревни даны, какие они с них получают доходы, точно показали; некоторые на то отвечали, что они, кроме осьми или десяти яиц с двора в год, ничего не получают, хотя известно, что в случаях ранговых деревень расположения до 14 рублев с двора тяглого за правильный оклад здесь же определяется».
В Чернигове выбрали депутатом заочно генерального есаула Ивана Михайловича Скоропадского, о котором Румянцев писал, что он «при всех науках и в чужих краях обращениях остался козаком». По старанию предводителя Безбородко написан был депутату такой наказ от избирателей: 1) Просят об изменении некоторых глав Литовского статута как несогласных с настоящим временем, например если шляхтич убьет простого человека, то наказывается только отсечением руки и очень малым платежом денег; сей закон может быть терпим в Польше, где все бедные и особливо достоинства шляхетского не приобретшие стенают под игом порабощения и мучительства; 2) к отвращению сомнительств о породе каждого из шляхетства и к пресечению впредь простородным похищать без заслуг преимущества шляхетские да будет угодно ее импер. величеству всех тех, которые сами или предки их в чинах военных и штатских малороссийских верно служили и служат, указав, написать в список шляхетства и обще с составившимися здесь российскими знатными фамилиями, такоже получившими сие достоинство от королей польских и от царей всероссийских принять в общество дворян российских. 3) По отсутствию средств к воспитанию учредить в Малой России дворянский корпус, а для высших наук университет и академии, также женское училище. 4) Нет у нас другого воинства, кроме. Козаков, в начальство над которыми определяемые по причине непорядочного не по старшинству и заслугам, но общим выбором и усмотрением властей произвождения коснеют в одних чинах и, видя часто незаслуженных, похищающих пред ними первые места, приходят в оплошность; для сего просят, чтоб козаки в лучшем и порядочнейшем виде к службе устроены были, а шляхетство, начиная в таковых полках служить от нижних чинов, учинять себя достойными охранителями империи. 5) Для разбирания шляхетских споров учредить в первой инстанции суды земские, где судей выбирать бы нам между собою. 6) Не ограничивать выбор предводителя только на два года, но возобновлять сей выбор и впредь. 7) Чтоб никому, кроме внесенных в шляхетский список, не было позволено покупать у нас деревень, мельниц, земель и всяких угодий, пока покупающий от предводителя и всего шляхетства в сообщество наше принят не будет. 8) Принять меры для уничтожения притеснений, делаемых войсками жителям. 9) Чтоб войска ставились по городам, а не по деревням. 10) Учредить в Малороссии государственный банк». Безбородко никак не мог провести одного пункта: просить об ограничении власти дворян над крестьянами. Не были ему благодарны и за внесенные в наказ пункты. Румянцев писал: «Безбородка за этот наказ и сына его возненавидели и в бытность первого здесь (в Глухове) явно его презирали и нарекали быть недоброжелателем отчизны, а депутат Скоропадский ему при первом свидании объявил, что он его наказ ему же и сдаст в Москве, он-де для него так темен, что его едва и разуметь можно».
Шляхетство Нежинского и Батуринского поветов подали челобитную: «Повелеть вольными голосами купно с войском Сечи Запорожской изобрать гетмана». Румянцев писал: «Я выбор депутата (Долинского) уничтожил и от предводителя (Тарнавиота) требовал рапорта, кто был первым виновником глупого предложения о выборе гетмана вместе с Сечью и не было ли об этом переписки с Сечью. Но они в последнем явились мне прямо ослушны, а в первом взялись все отвечать, что они все вдруг вздумали».
Екатерина продолжала смотреть на эти явления гораздо спокойнее, чем Румянцев. Она отвечала ему (3 мая): «Из писем ваших усмотрела я препятствия, кои в вашем месте встречали известный манифест 14 декабря 176. Однако ж я их почитаю за весьма маловажные, а только они означают умоначертания прежних времен, кои несомненно исчезнут, понеже ни вы, ни я не дадим им никакого уважения тут, где они не сходственны с общим добром; и только единственно надлежит требовать, чтоб исполняли по предписанному, как и все прочие верные подданные, из числа коих ни они себя, ни мы их исключить не можем. Итак, тон начальничества, который вы принуждены были употребить, весьма приличен был. Хотя бы тот или другой уезд недельные просьбы, как Стародубовский, в наказ свой и внес, то надеяться можно, что самим депутатам их при действительном заседании в комиссии стыдно будет перед прочими сильно стараться о таких пунктах, кои многолюдным собранием в посмеяние несомненно обращены будут, тем наипаче, когда возле одного вздором наполненного наказа прочтут другой, умеренный, как-то черниговский, в котором множество находится пунктов, кои честь делают сочинителям оного. Пункты козацких наказов многим спеси сбавят».
Одною из причин смуты при выборе головы и сочинений наказов в малороссийских городах было то, что в том и другом должны были участвовать одинаково все жители города, а мы знаем, какая рознь господствовала между мещанами и так называемым шляхетством и козаками еще с времен Хмельницкого. В Прилуках шляхетство и козаки отказались производить выборы вместе с мещанами, считая это для себя унизительным. В Лубнах старшина и чиновники не допустили мещан до сочинения наказа, потому что мещане хотели внести в него жалобу на козаков и чиновников, которые занимались в Лубнах разными промыслами, не неся за то никаких повинностей, завладели городскою землею, порабощали горожан и проч.