Но Фридрих II, как сам говорит, считал ошибкою, раз вооружившись, щадить неприятеля с целью склонить его к миру; он думал, что одни победы могут заставить врага помириться. Слова Воронцова и более решительные заявления Чернышева его не беспокоили, потому что Россия, думал он, могла что-нибудь сделать не ранее шести месяцев, и он решился разгромить Саксонию, объявляя, что Брюль собирается разгромить Пруссию, взять Берлин и потому надобно предупредить его, хотя прусский главнокомандующий принц Ангальт и прусский министр Подевильс первые отказались верить словам своего короля, что у Брюля открылся вдруг такой воинственный жар.

Фридрих вступил с войском в принадлежавшую тогда Саксонии землю лужичей (Лузацию), разбил саксонский отряд, взял город Герлиц. Прусские отряды стали уже появляться за Будишиным, тогда как австрийская армия, не чувствуя себя в силах бороться с пруссаками, отступала к Богемским горам. Ужас напал на жителей Дрездена; король решил, что в случае приближения пруссаков он уедет в Богемию, а между тем требовал от Бестужева, чтоб императрица при таких горестных обстоятельствах велела немедленно своему союзному корпусу вступить в Пруссию. Бестужев, разумеется, немедленно передал в Петербург королевскую просьбу, причем очень искусно, для возбуждения негодования против Пруссии, кончил свое донесение такими словами: «Я не могу словами изобразить печали и отчаяния здешнего двора, ибо он после признания вашим величеством случая союза (casus foederis) ласкал себя надеждою, что прусский король окажет гораздо более внимания к предложенным от вашего величества добрым услугам и вдруг неприятельски действовать не отважится».

Прусский король взял Лейпциг, и его гусары уже начали появляться в трех милях от Дрездена. 20 ноября король, простившись с плачущим народом, уехал в Теплиц, а оттуда в Прагу. Бестужев остался в Дрездене. Между тем Фридрих II прислал в Дрезден предложение, что готов помириться с Саксониею, если она приступит к ганноверской конвенции без сношений с венским двором, и когда английский посланник просил его, чтобы он ввиду мира велел своему войску остановиться, то он отвечал, что несправедливо от него требовать, чтобы он остановил победоносное движение своей армии, ибо теперь ему всякая минута дорога. На донесение брата об этих событиях канцлер Бестужев сделал для императрицы заметку:

«Что по требованию дрезденского двора за субсидные деньги десять тысяч человек здешнего войска в прошедшем мае или июне месяце не отправлены, весьма о том сожалительно, ибо король прусский, усмотря тогда ее и. в-ства серьезность и рассуждая, что впредь и более войска на помощь в Саксонию или для диверсии в Пруссию прислано будет, чаятельно не осмелился бы равномерно, яко в Богемию подкравшись, в такое ныне позднее время, когда скорой помощи подать невозможно, в Саксонию впадение учинить; и хотя его прусское величество, к английскому курьеру оказывая наружную храбрость, о российском помощом войске с посмеянием отзывался, однако ж осязательно приметить можно, что внутренно стоящих в Курляндии российско-императорских войск страшится, дабы иногда в Пруссии диверсия учинена не была, инако бы при толь великих прогрессах с таким менажементом в Саксонии поныне поступлено не было, но уповательно предвещание прусского обермаршала Валленрота, учиненное саксонскому советнику Саулю, что король его государь в Саксонии камня на камне не оставит, городы деревнями сделает, а селы совсем запустошит, исполнить не преминул бы, чем ее и. в-ство как дрезденский двор попремногу одолжить, так и додержанием своего обязательства отличную себе в свете славу и кредит приобрести соизволила».

Фридрих II сам признается, что спешил покончить саксонскую войну с целью не допустить Россию до вмешательства в нее; но Мих. Пет. Бестужев, чтоб побудить свой двор к решительному действию против Пруссии, не толковало менажементе Фридриха II относительно Саксонии. Он писал 2 декабря: «Я крайнейше сожалею, что всегдашняя моя о таком прусского двора поступке опасность ныне в действе самом сбылась, а именно что он, пока вашего и. в-ства союзническое вспоможение сюда дойдет, здешние земли вовсе разорить может и что он, следовательно, поныне как притворными своими ласканиями, так и всякими хитрыми внушениями токмо ваше и. в-ство усыпить и тем прямые свои дальновидные и зело опасные замыслы елико возможно скрыть старался. Немилосердо король прусский как от города Лейпцига, так и от прочих крейзов (округов) к крайнейшему подданных разорению в краткие термины выписанные несносные контрибуции под угрожением огня и меча требует; все королевские казны и денежные доходы забрал и учрежденных при оных служителей себе присягать приневолил; неслыханным между христианами образом природных подданных против собственного своего государя и отечества оружие носить принуждает; одним словом сказать, повсюду крайнейшее бедство и разорение причиняет».

Король прусский вступил в Дрезден; Бестужев выехал в Прагу, откуда доносил императрице о речах Фридриха II, публично сказанных, что если Август III не поспешит примириться с ним и не откажется от русской помощи, то он не оставит в Саксонии камня на камне, прибавив к этому, что вовеки не забудет, что Россия признала случай союза с Саксониею, и не упустит отмстить за это со своими союзниками, при этом он взглянул на шведского посланника.

Саксония принуждена была помириться; в Дрездене заключен был мир между Австриею, Пруссиею и Саксониею: Австрия подтверждала бреславский мир, уступая Пруссии Силезию; Пруссия признавала императором Франца I, мужа Марии Терезии; разоренная Саксония должна была заплатить Фридриху II значительную сумму денег и оставить всех захваченных им саксонцев в прусской службе. Граф Брюль тут же объявил Бестужеву, что они не будут сохранять мира, заключенного с ножом у горла. Бестужев, донося о причинах торжества пруссаков над саксонцами, писал: «И того забывать не должно, что здесь с самого начала о движениях неприятельских и настоящих его силах никогда прямого известия не имели; напротив того, король прусский о малейших и секретнейших поступках здешнего двора имел подробные сведения». Подле этих слов канцлер Бестужев сделал замечание: «Всещедрый боже, да сохрани, чтоб о здешних предвосприятиях не сведал и не предупредил бы, как и саксонцев». Какие же это были предвосприятия?

20 декабря, когда канцлер донес императрице о взятии Дрездена пруссаками и что король польский просил о скорейшей диверсии в Пруссию, она изъявила сожаление о таком несчастии Августа III, прибавив, что с ее стороны сделано все возможное и русские полки отправлены на помощь, но что дальше Курляндии в такое время года им идти нельзя было. «Так как король прусский, – продолжала Елисавета, – теперь час от часу все более и более усиливается, что и для здешней империи безопасно быть не может, и так как надобно ожидать, что при настоящих обстоятельствах польский король согласится на всякий мир, какой только ему предпишет король прусский, а после объявит мир вынужденным и будет искать удовлетворения, то и с нашей стороны по соглашению с королем польским и двором венским можно будет действовать против короля прусского, чтоб сколько возможно силы его сократить. Для такого случая надобно уже гораздо больше войска приготовить и теперь же велеть ему собираться в Лифляндии и Эстляндии, чтобы в нужном случае и с одними своими силами можно было сладить с королем прусским». Для надлежащего об этом рассуждения и распоряжения насчет войска Елисавета на завтрашний же день назначила быть при дворе совету.

21 декабря к 9 часам утра в Зимний ее импер. величества дом собрались на совет канцлер граф Бестужев-Рюмин, обер-шталмейстер князь Куракин, генерал-аншеф граф Румянцев, генерал-прокурор князь Трубецкой, генерал-аншефы Бутурлин и князь Репнин, генерал кригс-комиссар Апраксин, тайные советники Черкасов, Юрьев и Веселовский. Барон Черкасов объявил им указ императрицы: подать свои мнения по довольном рассуждении и уважении таких критических обстоятельств, что король прусский, не обратив никакого внимания на дружественнейшие отсоветования со стороны ее величества и предложения добрых услуг в примирении его с королем польским, под предлогом предупреждения своих неприятелей-австрийцев сделал нечаянное впадение в Саксонию, разорил все это курфюршество, взял столицу, пленил двоих принцев – одним словом, всю Саксонию подвергнул своему игу. Какие надобно принять меры для возвращения королю польскому его наследственной земли, для удержания его на польском престоле и для сокращения сил короля прусского ввиду собственной безопасности Российской империи? За этим указом прочтена была особливая присяга о содержании секрета и подписана всеми присутствующими. Потом начали слушать прежние, касавшиеся того же дела мнения канцлера и вице-канцлера, протокол совета 19 сентября, рескрипты к послам и реляции их, что продолжалось до половины 12 часа. В это время вошла в залу заседания императрица, села в кресла и слушала рассуждения членов совета; рассуждения эти продолжались до двух часов, и ничего еще не было решено. Императрица встала и отправилась обедать, пригласив к своему столу всех присутствующих. После обеда в 5 часов они все опять собрались и занимались слушанием относящихся к делу бумаг до 11 часов, когда снова вошла императрица и с полчаса рассуждала с членами совета о том же деле, после чего члены совета разъехались. 23 числа было новое заседание совета в том же порядке, и в этом заседании составилось единогласное мнение; 24 числа это мнение было написано, подписано и бароном Черкасовым поднесено императрице на утверждение; 25 в 5 часов пополудни императрица подписала мнение совета в присутствии всех его членов в аудиенц-камере.