Приблизившись к Бендерам, Карл не остановился в самой крепости, а раскинул лагерь под ее пушками, на берегу Днестра, на лугу, отененном деревьями; потом, когда это место оказалось очень низко, подвержено наводнениям, перешел на житье в деревню Варницу; 500 янычар составляли почетную стражу короля; ежедневно отпускало ему турецкое правительство съестных припасов на 500 талеров. Карл, вылечившийся от своей раны, вел прежний простой, деятельный образ жизни, был спокоен и весел, как прежде, до Полтавы. Главное затруднение его состояло в недостатке денег. Сначала помогла ему смерть Мазепы: после старика осталось 80000 дукатов чистыми деньгами, которые племянник его Войнаровский отдал взаймы королю; потом около ста тысяч талеров переслали ему из Голштинии; особенное искусство занимать деньги показал казначей королевский Гротгузен; наконец, в Константинополе Карл нашел доброжелателей в банкирах английской Левантской компании, братьях Кук, которые передавали ему тысяч двести талеров.

Приезд Нейгебауера в Константинополь с королевским письмом привел визиря Али-пашу в большое затруднение. Ответ состоял в осторожных выражениях, что султан не прочь принять некоторые королевские предложения. На помощь Нейгебауеру отправлен был в Константинополь Понятовский, который и начал борьбу с Толстым. Сначала осилил Толстой: в ноябре 1709 года возобновлен был мир между Россиею и Портою; относительно возвращения шведского короля в отечество было положено, что он тронется от Бендер с своими людьми без козаков и в сопровождении турецкого отряда из 500 человек; на польских границах турки его оставят, сдавши русскому отряду, который и будет провожать его до шведских границ, наблюдая, чтоб он во время проезда через Польшу не сносился с приверженцами Лещинского и вообще не возбуждал никакого беспокойства; козаки, изменившие царю, должны быть выгнаны из турецких владений. Смерть Мазепы прекратила дело о его выдаче, на которой настаивал Толстой. Легко понять, с каким чувством Карл XII узнал, что его через Польшу будет провожать русский отряд! Он велел составить мемориал, в котором великий визирь был представлен изменником, подкупленным Россиею. Понятовскому удалось в январе 1710 года подать этот мемориал прямо султану, без ведома великого визиря. Понятовский вместе с врагами Али-паши хлопотал изо всех сил о его низвержении и в июне достиг своей цели: Али-паша сослан, и великим визирем назначен Пууман Кеприли. Благодаря новому визирю Карл получил от Порты 400000 талеров в виде займа без процентов; но и Кеприли не хотел разрывать с Россиею и указывал Карлу другую, безопаснейшую дорогу для возвращения в Швецию, именно чрез австрийские владения. Но воинственный Дух, раздуваемый Понятовским, распространился в Константинополе; янычары начали требовать, чтоб их вели на Россию, и Кеприли должен был оставить свое место, которое занял Балтаджи Магомет-паша. А между тем Петр стал требовать от султана, чтоб статьи нового договора были в точности исполнены, жаловался, что до сих пор Карл XII и козаки-изменники находятся еще в турецких владениях, ходят слухи, что султан в угоду шведскому королю хочет расторгнуть мир и действительно татары и козаки впадают в русские границы, а козаки на место Мазепы выбрали себе нового гетмана – Орлика с позволения Порты. В октябре 1710 года Петр потребовал от Порты решительного ответа: хочет ли султан выполнить договор? Если хочет, то пусть удалит шведского короля из своих владений, в противном случае он, царь, вместе с союзником своим, королем, и республикою Польскою прибегнет к оружию. Но гонцы, везшие царскую грамоту к султану, были схвачены на границе и брошены в тюрьму: 20 ноября в торжественном заседании дивана решена была война, вследствие чего Толстой был посажен в Семибашенный замок; весною великий визирь должен был с огромным войском выступить в поход.

Если сохранение мира с Турциею было делом первой важности для России во время борьбы ее с Швециею до «преславной виктории», то и теперь вести о неприязненных движениях со стороны Порты сильно смутили Петра среди его торжеств прибалтийских. У него было одно желание – кончить как можно скорее тяжкую войну выгодным миром, и потому он не давал ни себе, ни войску, ни народу своему отдыха, чтоб воспользоваться Полтавою и вынудить у Швеции мир поскорее и как можно выгоднее. И вдруг он должен оставить войну на севере, дать возможность шведам вздохнуть, собрать свои силы; до сих пор он вел войну с сознанием необходимости ее для народа, видел благословение над своим делом, видел близкий конец трудного подвига, берег перед глазами, и вдруг сильная волна относит челн снова в открытое, беспредельное море. Вовсе не любя войны для войны, совершенно чуждый славолюбивых, завоевательных стремлений, Петр видел перед собою новую, бесцельную войну, и войну, представлявшую большие трудности: турки поднимались не одни; с их войсками нужно было ждать к себе в гости старого знакомого, Карла XII, жаждавшего восстановить свою силу и свою славу; Польша ненадежна, в ней по-прежнему дела идут, «как молодая брага»; партия Лещинского поднимется опять при первом появлении шведов; а надежна ли старшина малороссийская? Оборонительною войною на юге, на границах Польши и Малороссии, ограничиться нельзя, крайне опасно; надобно предупредить врага, искать его в собственных владениях, возбуждать здесь против него внутренних врагов, значит, надобно сосредоточить главные силы на юге, надобно самому царю перенестись туда; а что будет на севере? В состоянии ли будет союзная Дания сдержать шведов? Действия ее в 1710 году подавали плохую надежду.

Мы видели, что благодаря Полтаве Долгорукому удалось уговорить датское правительство начать войну с Швециею.

Война началась, но опять пошли тревожные слухи, что англичане и голландцы хлопочут о примирении Дании с Швециею. «Буду доведываться и стараться не допускать до этого, – писал Долгорукий Головкину в декабре, – хотя эти слухи еще неверны, однако я прилежно прошу прислать мне немедленно указ: если узнаю, что то правда, что мне тогда прикажете делать? А сам я не вижу другого способа, как скупить министров, потому что они великую силу имеют в приговорах, король без них ничего не делает; думаю, что надобно заранее удобрить министров, хотя бы двоих, чтоб препятствовали мирным предложениям в совете; а если дожидаться, пока дело откроется как решенное, то, чтоб заставить переменить решение, надобно будет давать дачи великие, да и тут мало надежды переделать сделанное дело. Министры, которым я обещал награду от царского величества, если склонят короля к войне, уже не раз мне говорили об исполнении обещания; я все от них отговаривался тем, что писал и не получил ответа, хотел отволочь, чтоб не давать, а теперь, думаю, надобно им дать хотя немного, чтоб иметь хотя малую на них надежду».

Действия датчан в Шонии были удачны, и составлен был план весною 1710 года соединенными силами русскими и датскими сделать высадку у Стокгольма. Петр одобрил план; но датские министры объявили Долгорукому, что король к весне не может вооружить всего своего флота по недостатку денег, разве царское величество поможет. «Я, – писал Долгорукий Головкину 24 января 1710 года, – всячески буду стараться, чтоб вооружили флот без субсидии; если же увижу, что иначе дело не пойдет, то буду обещать им субсидии. Невозможно описать, как здешний двор старается каким бы то ни было способом вырвать денег от царского величества. При малейшем случае делают все, что могут, только бы денег выпросить».

Отчаявшись вырвать что-нибудь у Долгорукого, датские министры перестали толковать о субсидиях и объявили даже, что на нынешнюю кампанию король имеет довольно денег. Но Долгорукий не переставал внушать своему правительству, что надобно дать министрам, особенно когда пошли зловещие слухи о скором прекращении войны за испанское наследство, что давало Англии и Голландии возможность вмешаться в северные дела. «Король, – писал Долгорукий, – и без субсидий пробыть может, и потому теперь ему субсидий обещать не нужно, а надобно беречь субсидии до того времени, когда придет королю нужда от военных случайностей или когда он станет думать о партикулярном мире. Здесь опасаются, чтоб по заключении мира с Франциею англичане и голландцы не вмешались в войну короля датского и не уняли бы его. Поэтому очень нужно купить министров здешних; довольно будет раздать тысяч на двадцать вещей; из этой же суммы нужно дать и женам их, потому что они над мужьями силу имеют. Всех министров четыре, и все бесстыдно к дачам лакомы: много раз мне говорили чрез польского посланника, чтоб царское величество их пожаловал за договор по обыкновению, и, видя, что ответу нет, сам министр Сегестет мне несколько раз о том говорил. Надобно давать им не вдруг, но часто и понемногу, чтоб всегда смотрели из рук».