Юрий, видя, что Давыдовичи не хотят быть с ним, пошел на старую Белувежу и стоял там месяц, дожидаясь половцев и покорения от Изяслава; но, не получив от последнего никакой вести, пошел к реке Супою, Сюда приехал к нему Святослав Всеволодич, поневоле, как говорит летописец, не желая отступить от родного дяди, Святослава Ольговича; сюда же пришло к Юрию и множество половцев диких. Тогда Изяслав послал в Смоленск сказать брату Ростиславу: «Мы с тобой уговорились, что когда Юрий минует Чернигов, то тебе идти ко мне; теперь Юрий Чернигов уже миновал: приходи, посмотрим оба вместе, что нам бог даст». Ростислав двинулся с полками к брату; а Юрий подступил к Переяславлю, все дожидаясь, что тут по крайней мере Изяслав пришлет к нему с поклоном. Но тот не хотел кланяться дяде: «Если б он пришел только с детьми, – говорил он, – то взял бы любую волость; но когда привел на меня половцев и врагов моих Ольговичей, то хочу с ним биться». Из этих слов ясно видно, что Изяслав придумывал только предлоги; предлоги были нужны, потому что киевляне не хотели сражаться с сыном Мономаховым и теперь, как прежде: если б даже и не было на юге того неудовольствия на Изяслава, о котором объявлял отцу Ростислав Юрьевич, то и тогда трудно было киевлянам поднять руки на Юрия, во-первых, как на сына Мономахова, во-вторых, как на дядю, старшего, который по общему современному сознанию имел более права, чем Изяслав; притом же киевляне до сих пор не имели сильных причин враждовать против Юрия и потому говорили Изяславу: «Мирись, князь, мы нейдем». Изяслав все уговаривал их: «Пойдемте со мною; ну хорошо ли мне с ним мириться, когда я не побежден, когда у меня есть сила?» Киевляне пошли, наконец, но, разумеется, неохотно, что не могло предвещать добра Изяславу, хотя силы его и были значительны: к нему пришел Изяслав Давыдович на помощь, пришел и брат Ростислав с большим войском. Изяслав решился перейти Днепр и приблизиться к Переяславлю, под которым и встретился с дядиными полками; передовые отряды – черные клобуки и молодая дружина Изяславова – имели дело с половцами Юрия и отогнали их от города; когда же сошлись главные полки, то целый день стояли друг против друга; только стрельцы с обеих сторон бились между ними; а в ночь Юрий прислал сказать племяннику: «Брат! ты на меня приходил, землю мою повоевал и старшинство снял с меня; а теперь, брат и сын, ради Русской земли и христиан не станем проливать христианской крови, но дай мне посадить в Переяславле сына своего, а ты сиди себе, царствуя в Киеве; если же не хочешь так сделать, то бог нас рассудит». Изяславу не понравилось это предложение, он задержал посла и вывел все войско свое из города в поле.

На другой день, когда он отслушал обедню в Михайловской церкви и уже хотел выйти из нее, епископ Евфимий со слезами стал упрашивать его: «Князь! помирись с дядею: много спасения примешь от бога и землю свою избавишь от великой беды». Но Изяслав не послушался; он надеялся на множество войска и отвечал епископу: «Своею головою добыл я и Киев и Переяславль», и выехал из города. Опять до самых вечерен стояли противные полки друг против друга, разделенные рекою Трубежом; Изяслав с братьями, Ростиславом и Владимиром, и с сыновьями, Мстиславом и Ярополком, созвал бояр и всю дружину и начали думать, переправиться ли первым за Трубеж и ударить на Юрия. Мнения разделились: одни говорили Изяславу: «Князь! не переправляйся за реку; Юрий пришел отнимать твои земли, трудился, трудился и до сих пор ни в чем не успел и теперь уже оборотился назад, в ночь непременно уйдет; а ты, князь, не езди за ним». Другие говорили противное: «Ступай, князь! Бог тебе отдает врага в руки, нельзя же упускать его». К несчастию, Изяслав прельстился последним мнением, выстроил войско и перешел реку. В полдень на другой день переметчик поскакал из войска Юрьева, оттуда погнались за ними; сторожа Изяславовы переполошились, закричали: «Рать!», и Мстиславичи повели полки свои вперед; Юрий с Ольговичами, увидав это движение, также пошли к ним навстречу и, пройдя вал, остановились; остановились и Мстиславичи, и опять дело кончилось одною перестрелкою, потому что когда наступил вечер, то Юрий оборотил полки и пошел назад в свой стан. Изяслав опять начал думать с братьями и дружиною, и опять мнения разделились: одни говорили: «Не ходи, князь! пусти их в стан; теперь верно, что битвы не будет»; но другие говорили: «Уже они бегут перед тобою; ступай скорее за ними!» И на этот раз Изяслав принял последнее мнение и двинулся вперед; тогда Юрий с Ольговичами возвратились и устроили войска: сыновей своих Юрий поставил по правую, Ольговичей – по левую сторону. На рассвете 23-го августа полки сошлись, и началась злая сеча: первые побежали поршане (жители городов поросских, к которым должно относить и черных клобуков), за ними Изяслав Давыдович, а за Давыдовичем и киевляне; переяславцы изменили: мы видели, что они и прежде сносились с сыном Юрьевым, теперь снеслись с отцом и во время битвы не вступили в дело, крича: «Юрий нам князь свой, его было нам искать издалека». Видя измену и бегство, дружины Мстиславичей смеялись: в начале дела Изяслав с дружиною схватился с Святославом Ольговичем и с половиною полка Юриева, проехал сквозь них и, будучи уже за ними, увидал, что собственные полки его бегут; тут он побежал и сам, переехал Днепр у Канева и сам-третей явился в Киев. Измена переяславцев и бегство поршан всего лучше показывают справедливость известия, принесенного отцу Ростиславом Юрьичем; да и, кроме того. несчастный исход битвы для Изяслава можно было предвидеть: этот князь вступил в борьбу за свои личные права против всеобщего нравственного убеждения; киевляне, уступая этим личным правам, пошли за сыном Мстиславовым против Юрия, но пошли неохотно, с видимым колебанием, с видимою внутреннею борьбою, а такое расположение не могло дать твердости и победы. На другое утро Юрий вошел в Переяславль и, пробыв здесь три дня, отправился к Киеву и стал против Михайловского монастыря, по лугу. Мстиславичи объявили киевлянам: «Дядя пришел; можете ли за нас биться?» Те отвечали: «Господа наши князья! Не погубите нас до конца: отцы наши, и братья и сыновья одни взяты в плен, другие избиты и оружие с них снято, возьмут и нас в полон; поезжайте лучше в свою волость; вы знаете, что нам с Юрием не ужиться; где потом увидим ваши стяги, будем готовы с вами». Услыхав такой ответ, Мстиславичи разъехались: Изяслав – во Владимир, Ростислав – в Смоленск; а дядя их Юрий въехал в Киев; множество народа вышло к нему навстречу с радостью великою, и сел он на столе отца своего, хваля и славя бога, как говорит летописец. Прежде всего Юрий наградил своего союзника – Святослава Ольговича: он послал в Чернигов за Владимиром Давыдовичем и велел ему отдать Святославу Курск с Посемьем, а у Изяслава Давыдовича Ольгович взял землю южных дреговичей. Потом Юрий нача раздавать волости сыновьям своим: старшего сына Ростислава посадил в Переяславле, Андрея – в Вышгороде, Бориса – в Белгороде, Глеба – в Каневе, Василька – в Суздале.

Между тем Изяслав Мстиславич, приехав во Владимир, послал за помощью к родне своей – королю венгерскому, князьям польским и чешским, прося их, чтоб сели на коней сами и пошли к Киеву, а если самим нельзя, то чтоб отпустили полки свои с меньшею братиею или с воеводами. Король венгерский Гейза II сначала отказался, велел сказать Изяславу: «Теперь у меня рать с императором греческим, когда буду свободен, то сам пойду к тебе на помощь или полки свои отпущу». Польские князья велели отвечать: «Мы недалеко от тебя; одного брата оставим стеречь свою землю, а вдвоем к тебе поедем»; чешский князь также отвечал, что сотов сам идти с полками. Но Изяславу было мало одних обещаний; он опять отправил послов в Венгрию, Польшу и Богемию с большими дарами; послы должны были говорить князьям: «Помоги вам бог за то, что взялись мне помогать; садитесь, братья, на коней с рождества Христова». Те обещались, и король венгерский послал десятитысячный вспомогательный отряд, велев сказать Изяславу: «Отпускаю к тебе полки свои, а сам хочу идти на галицкого князя, чтоб не дать ему на тебя двинуться; ты между тем управляйся с теми, кто тебя обидел; когда у тебя войско истомится, то я пришлю новое, еще больше, или и сам сяду на коня»; Болеслав польский сам поехал с братом Генрихом, а Мечислава оставил стеречь землю от пруссов. Между тем Изяслав, приготовляясь к войне и зная теперь, как трудно идти против общего убеждения в правах дядей пред племянниками, обратился к старику Вячеславу, который сидел тогда в Пересопнице, и послал сказать ему: «Будь мне вместо отца, ступай, садись в Киеве, а с Юрием не могу жить; если же не хочешь принять меня в любовь и не пойдешь в Киев на стол, то я пожгу твою волость». Вячеслав испугался угроз и послал сказать брату Юрию: «Венгры уже идут; польские князья сели на коней; сам Изяслав готов выступить: либо мирись с ним, дай ему, чего он хочет, либо приходи ко мне с полками, защити мою волость; приезжай, брат, посмотрим на месте, что нам бог даст – добро или зло; а если, брат, не поедешь, то на меня не жалуйся». Юрий собрал свое войско и выступил из Киева с дикими половцами; а Изяслав с своими союзниками двинулся из Владимира. В Пересопницу к Вячеславу собрались сперва племянники его – Ростислав и Андрей Юрьичи, потом пришел сам Юрий, Владимирко галицкий прислал свои полки, сам также подвинулся к границе и тем напугал поляков и венгров; страх польских князей еще увеличился, когда они получили весть от брата, что пруссы идут на их землю. Изяславу эта весть была очень не по сердцу, потому что поляки не могли теперь оставаться долее; положено было от имени союзных князей послать к Вячеславу и Юрию с такими словами: «Вы нам всем вместо отцов; теперь вы заратились с своим братом и сыном Изяславом, а мы по боге все христиане, братья между собою, и нам всем надобно быть вместе заодно; так мы хотим, чтоб вы уладились с своим братом и сыном Изяславом, вы бы сидели в Киеве – сами знаете, кому из вас приходится там сидеть, а Изяславу пусть останется Владимир да Луцк, и что еще там его городов, да пусть Юрий возвратит новгородцам все их дани». Вячеслав и Юрий велели отвечать им: «Бог помоги нашему зятю королю. и нашему брату Болеславу, и нашему сыну Генриху за то, что между нами добра хотите; но если вы велите нам мириться, то не стойте на нашей земле, животов наших и сел не губите; но пусть Изяслав идет в свой Владимир, и вы все ступайте также в свои земли; тогда мы будем ведаться с своим братом и сыном Изяславом», Союзники поспешили исполнить это требование, разъехались в свои земли, а Мономаховичи начали улаживаться с племянником; дело остановилось за тем, что Изяслав непременно хотел возвращения всех даней новгородцам, на что Юрий никак не соглашался: особенно уговаривал его не мириться Юрий Ярославич, правнук Изяслава I, которого имя мы уже раз прежде встретили: неизвестно, был ли этот Юрий обижен как-нибудь Изяславом или просто думал найти свою выгоду в изгнании Мстислави чей из Волыни. Как бы то ни было, дядя Юрий слушался его советов, тем более что теперь союзники Изяславовы ушли, и ему казалось, что нетрудно будет управиться с племянником: «Прогоню Изяслава, возьму всю его волость», говорил он и двинулся с братом Вячеславом и со всеми своими детьми к Луцку. Двое старших сыновей его, Ростислав и Андрей, шли вперед с половцами и остановились ночевать у Муравицы; вдруг ночью половцы от чего-то переполошились и побежали назад; но Андрей Юрьич, который находился напереди, не испугался и устоял на своем месте, не послушался дружины, которая говорила ему: «Что это ты делаешь, князь! Поезжай прочь, осрамимся мы». Дождавшись рассвета и видя, что все половцы разбежались, Андрей отступил к Дубну к братьям и половцам, ожидавшим подмоги от Юрия; потом, услыхав, что Юрий идет, подступили все к Луцку, где затворился брат Изяславов, Владимир. Когда они приближались к городу, то из ворот его вышел отряд пехоты и начал с ними П1ер1естреливаться; остальные Юрьичи никак не думали, что Андрей захочет ударить на эту пехоту, потому что и стяг его не был поднят: не величав был Андрей на ратный чин, говорит летописец, искал он похвалы от одного бога; и вот вдруг он въехал прежде всех в неприятельскую толпу, дружина его за ним, и началась жаркая схватка. Андрей переломил копье свое и подвергся величайшей опасности; неприятельские ратники окружили его со всех сторон; лошадь под ним была ранена двумя копьями, третье попало в седло, а со стен городских сыпались на него камни, как дождь; уже один немец хотел просунуть его рогатиною, но бог спас его. Сам Андрей видел беду и думал: «Будет мне такая же смерть, как Ярославу Святополчичу»; помолился богу, призвал на помощь св. Феодора, которого память праздновалась в тот день, вынул меч и отбился. Отец, дядя и все братья обрадовались, увидя его в живых, а бояре отцовские осыпали его похвалами, потому что он дрался храбрее всех в том бою. Конь его, сильно раненый, только успел вынести своего господина и пал; Андрей велел погребсти его над рекою Стырем. Шесть недель потом стоял Юрий у Луцка; осажденные изнемогли от недостатка воды; Изяслав хотел идти к ним на помощь из Владимира, но галицкий князь загородил ему дорогу. Однако последнему, как видно, хотелось продолжения борьбы между Мономаховичами, а не окончательного торжества одного соперника над другим; ему выгоднее было, чтоб соседняя Владимирская волость принадлежала особому князю; вот почему когда Изяслав прислал сказать ему: «Помири меня с дядею Юрием, я во всем виноват перед богом и перед ним», то Владимирко стал просить Юрия за Изяслава. Юрий Ярославич и старший сын Юрия Долгорукого, Ростислав, питавший ненависть к Изяславу за изгнание из Руси, не давали мириться; но второй Юрьич, Андрей, взял сторону мира и начал говорить отцу: «Не слушай Юрия Ярославича, помирись с племянником, не губи отчины своей». Вячеслав также хлопотал о мире; у этого были свои причины: «Брат, – говорил он Юрию, – мирись; ты, не помирившись, прочь пойдешь, а Изяслав мою волость пожжет!» Юрий, наконец, согласился на мир: племянник уступил ему Киев, а он возвратил ему все дани новгородские. Изяслав приехал к дядьям в Пересопницу, и здесь уговорились возвратить друг другу все захваченное после переяславской битвы как у князей, так и у бояр их. После этого Юрий возвратился в Киев и хотел было уступить этот стол по старшинству Вячеславу, но бояре отсоветовали ему: «Брату твоему не удержать Киева, – говорили они, – не достанется он ни тебе, ни ему». Тогда Юрий вывел из Вышгорода сына своего Андрея и посадил там Вячеслава.