Он чувствовал себя почти в безопасности, затерявшись в потоке людей, выходивших из кинотеатра.

Толпа медленно плыла по залитой мигающим светом неоновых реклам фешенебельной Курфюрстендамм.

Человек старался подольше задержаться в тесной толпе, но вот она мало-помалу стала редеть и рассеиваться, тогда он заторопился к Уландштрассе, свернул направо, пересек мостовую и, держась неосвещенной стороны улицы, пошел дальше.

«Еще немного, — думал он, — и я буду в машине. Номерной знак забрызган грязью, так что никто его не разберет. Если мне удастся проскочить незамеченным, я вскоре буду в Темпельгофе. Самолет уходит через сорок минут. Два месяца ь Цюрихе, недели две в Париже — и они потеряют мой след».

Он нервно пошарил в кармане плаща, отыскивая ключ от автомашины. Его «фольксваген» был уже совсем рядом, серый от пыли, освещенный сверху уличным фонарем.

Пройдя последние метры почти бегом, неизвестный схватился за ручку дверцы и стал открывать замок. Он не обратил внимания на то, что позади него бесшумно вывернулся черный «бьюик», — проехав немного, он свернул вправо и резко остановился перед «фольксвагеном», загораживая ему дорогу.

Из темного кузова выскочили две фигуры и крепко схватили мужчину за руки. Вскрикнув от неожиданности, тот стал отчаянно вырываться. На противоположной стороне улицы остановились несколько прохожих.

— Бандиты! — истерически закричала какая-то женщина. Ее спутник торопливо прикрыл ей рот ладонью и стал успокаивать.

Услышав крики и возню, на улице появился полицейский. Когда он увидел, что двое силой вталкивают кого-то в черный «бьюик», он поспешил туда, на ходу вынимая свой свисток.

Пронзительная трель заметалась между мрачными, молчащими стенами домов.

— Стой!

Сидевший за рулем «бьюика» рослый широкоплечий мужчина в оливково-зеленой форме недовольно повернулся к полисмену и ткнул ему какое-то раскрытое удостоверение.

— О’кей? — спросил он. Лицо его было абсолютно безразличным, — видимо, эта проверка никакого впечатления на него не произвела.

С заднего сиденья машины доносился приглушенный стон.

— Все в порядке! — полицейский приложил пальцы к козырьку и плотно сжал губы.

Сидевший за рулем неприветливо ответил, завел мотор, и черный «бьюик» понесся в темноту.

— Проходите, проходите! Прошу не скапливаться! — обратился полицейский к прохожим.

Возле столпившейся кучки зевак с визгом затормозил полицейский фургон, вызванный по свистку полицейского. Водитель открыл дверцу, чтобы узнать, что здесь произошло. Полицейский влез в кабину.

— Си-Ай-Си[1], — тихо пояснил он. — Они сцапали какого-то парня. Я ничего не смог сделать.

Элегантная вилла располагалась в глубине густого сада, за которым по-прежнему тщательно ухаживали. Лишь на месте ранее блестевшей на воротах медной таблички с именем владельца теперь виднелся пустой четырехугольник.

Почтальон, проходивший каждое утро по тихой Далемерштрассе, бросал косой взгляд в сторону здания, прятавшегося в темной листве деревьев.

Уже с год ему не приходилось приподнимать крышку почтового ящика, сиротливо висевшего на воротах сада, и опускать туда письма; уже больше года прошло с тех пор, как здесь обосновался майор Эдгар Батлер, шеф американского отдела Си-Ай-Си в Западном Берлине.

Батлер был рослый, грузный, даже мешковатый мужчина, лет сорока пяти. Темные, в роговой оправе очки дополняли его респектабельный облик коммерсанта солидной, процветающей фирмы.

Его кабинет находился на первом этаже виллы и был обставлен мебелью армейского образца. Стальной хромированный письменный стол. Несколько кресел из хромированной стали. Еще один, маленький, столик тоже был хромирован. Над письменным столом, чуть сзади него, свисал звездно-полосатый американский флаг. От бьющего в окна кабинета яркого солнечного света защищали плотные шторы. Сквозь них едва пробивались солнечные лучи. При надобности опускались жалюзи, и комната погружалась в мрак.

Помещение производило такой же холодно-официальный вид, как серебряная пятидолларовая монета.

Майор Батлер откинулся в своем вращающемся кресле и внимательно разглядывал своего нового сотрудника лейтенанта Перси. Это был сухощавый, жилистый, сильный человек. На его кителе виднелись узкие ленточки высоких воинских наград, полученных на фронте.

— Человек — существо со слабым интеллектом. Он подчиняется только своим инстинктам, — произнес Батлер, охотно продолжая начатую в разговоре тему.

— А как тогда быть с душой? — осведомился Перси.

— Душа — это наши переживания, то есть вещь в общем маловажная.

— Тогда почему же мы заводим на наших агентов так называемые психологические карты, если то, что вы назвали душой, так ничтожно?

Батлер снисходительно улыбнулся:

— Под влиянием осознанных и неосознанных внутренних переживаний вырабатываются определенные реакции человека. Их мы и заносим в карту. Для секретной службы очень важно знать, даже заранее предугадать и рассчитать все реакции интересующих нас людей. Это один из факторов надежности в работе нашей системы.

— Сложное это дело, — Перси со вздохом вынул из нагрудного кармана пачку сигарет. — Я всегда был только войсковым офицером. Там, в армии, проще. И вообще, почему меня направили служить именно сюда?

— Потому что составленную на вас психологическую карту мы тоже детально изучили и пришли к выводу: вы нам подходите. Для нашего «мозгового треста» нужно ваше хладнокровие и идеальное исполнение задуманных нами операций. Вы не загружены излишним балластом психологических знаний и действуете без предубеждений. Ваши действия помогут нам вызвать у других людей нужные нам реакции.

На лице лейтенанта появилась недовольная мина.

— Видимо, для вас я представляю разновидность некоего радиоуправляемого робота, которого в нужный момент вы можете направить и сблизить с другим роботом, чтобы выяснить конструктивные особенности того?

— Бог мой! Да вы еще, оказывается, способны фантазировать, лейтенант! — с насмешкой воскликнул Батлер, несмотря на то что заметил обиду Перси.

Лейтенант удержался от ответа.

— Теперь я точно знаю, что за этим последует, — уверенно сказал Батлер, бросив испытующий взгляд на офицера.

— В самом деле?

— Вы захотите попросить меня о переводе вас обратно в свою часть.

— Так точно, сэр!

Батлер заговорил не сразу. Он не торопился с ответом, делая вид, что должен сначала его хорошо обдумать, и одновременно наслаждаясь плохо скрываемым волнением лейтенанта.

Но вот его взгляд стал жестким. Облокотясь на край стола, Батлер произнес:

— Наша Си-Ай-Си наряду с Си-Ай-Ди и Ми-Ай-Ди [2] — одно из важнейших и устрашающих формирований американской армии. Из-за особого положения Западного Берлина ее значение вырастает во много раз. Мы работаем здесь не только как военные, но прежде всего как политики. Служить у нас — особая честь. Поэтому, само собой разумеется, ваша просьба отклоняется.

Услышав это, лейтенант застыл в кресле. Он решил не сдавать так сразу свои позиции. Так он и сказал майору, что служить в Си-Ай-Си ему не нравится, что он хочет для себя независимой жизни, в которую никто не мог бы вмешиваться, личного счастья, любви, любимых вещей, наконец.

— Как все это романтично! — перебил его Батлер. — Но сделать человека счастливым не входило в планы создателя. Человечество состоит из психопатов, истеричных неврастеников. Для обуздания их пробуждающихся время от времени кровожадных инстинктов служат так называемые законы. Хотя, конечно, человечество не так низко пало, как нам иногда представляется, но оно никогда так высоко не поднималось, как нам хотелось бы.

— Один вопрос, сэр!.. Если бы у вас в руках оказалась сила, способная уничтожить весь мир, воспользовались бы вы ею?