Четверть часа спустя этот господин входил в свой кабинет в берлинском центре Федерального ведомства по охране конституции. Он подошел к окну и посмотрел вниз.

Улица жила своей обычной жизнью. Люди, торопясь, толпой переходили перекрестки. С грохотом пролетали электрички. Плавно катил поток автомобилей. Вдали виднелась башня ратуши.

Адамс любил, чтобы его бюро помещалось на верхнем этаже самого высокого здания. Ему нравилось отсюда, сверху, гипнотизировать движущуюся там, глубоко внизу, толпу.

Он медленно отошел от окна и обвел взглядом свой просторный кабинет. Батарея телефонов на письменном столе. Три из них с секретными номерами. Пульт, усеянный кнопками. Каждой из них можно вызвать служащего, и любой из этих служащих будет лезть из кожи, чтобы выследить и раздавить указанного Адамсом человека.

В стены комнаты были вмонтированы четыре невидимых микрофона. Секретные разговоры записывались на пленку и при случае использовались. В подвале здания находились камеры.

«Все почти так, как было раньше на Принц-Альбрехтштрассе[6], — с удовлетворением подумал Адамс. — И наше влияние обрело почти прежнюю силу. Изменилось лишь название».

Он нажал кнопку, и почти сразу же вошел Мансфельд. Уже два десятка лет служил он у Адамса.

После войны им обоим пришлось скрываться, а пять лет спустя их восстановили в правах как благонадежных специалистов по охране свободы демократии и права.

— Что, шеф, — спросил Мансфельд, — вы хотели меня видеть?

Адамс кивнул, достал себе сигарету, и Мансфельд поспешил поднести ему горящую зажигалку — совсем как двадцать лет назад.

— Мюллер из Си-Ай-Си завербовал одного типа и напустил на него Эвелин, — сказал Адамс, — надо нам позаботиться об этом человеке.

— Будет сделано, шеф!

— Есть что-нибудь интересное?

Мансфельд наморщил лоб.

— Да нет, все то же. Наши люди в восточном секторе должны больше следить за агентами из Си-Ай-Си и Восточного бюро, чем за работниками госбезопасности красных. Из межзональных поездов мы выудили нескольких коммунистов, которые, вероятно, собирались проехать в Рурскую область.

Адамс пожал плечами.

— Несколько месяцев предварительного заключения — и у них отпадет охота разъезжать по Западу.

— Так много? — неуверенно произнес Мансфельд. — Вообще-то у них не нашли ничего такого. Все документы в порядке.

— Тогда придумайте что-нибудь, — бросил Адамс.

Сид медленно вел машину По оживленным вечерним улицам. Было сыро, и неоновые рекламы расплывались в туманном воздухе большими цветными пятнами. По черному блестящему асфальту мягко проскальзывали одна за другой легковые машины.

Сид думал о молодой женщине, с которой познакомился в кафе «Бристоль», обаятельной и сдержанной. Ему удалось уговорить ее встретиться на следующий день.

«Чувствуется, что она пользуется доверием своего шефа. Если она проболтается мне обо всем, то может поплатиться своим местом. Си-Ай-Си, конечно, это не волнует. Черт возьми! А я предполагал, что американская армия — почтенная фирма».

Он затормозил у перекрестка и подождал, пока загорится зеленый свет.

«Не буду я прибегать ко всяким там уловкам, чтобы заставить ее разговориться», — твердо решил он и попытался забыть о Мюллере и молодой даме.

Он вспомнил о Дорис.

«Я обязан ее хорошо обеспечить. Она не должна ни о чем беспокоиться».

Закончив доклад, Перси выжидательно смотрел на Батлера. Он полагал, что предложение о необходимости реорганизации некоторых агентурных сетей прозвучало убедительно.

Но майор ядовито усмехнулся, откинувшись в своем кресле.

— Лейтенант, — проронил он, — вы действительно звезд с неба не хватаете. То, что вы сейчас мне перечислили, позволяет судить о том, что ваши мозговые полушария напоминают улицы с односторонним движением.

Не ожидавший такого заключения, лейтенант пришел в замешательство.

— Я вас не понял, сэр…

— В самом деле, вы идеальный сотрудник для нас… — проговорил Батлер. Затем, дав время Перси почувствовать себя польщенным, язвительно закончил: — Так как в вас нет ничего, что могло бы вызвать у кого-либо подозрение по отношению к вам.

Пока лейтенант переваривал эти слова Батлера, раздался звонок, и широкоплечий штаб-сержант доложил, что за дверью ждут приема Эвелин и Мюллер.

Майор приказал впустить их и небрежным жестом указал на кресла, стоящие у письменного стола. Затем без всякого вступления обратился к Мюллеру:

— Я прочел вашу докладную записку. Этот Паули совсем не выглядит азартным игроком. Мы должны найти его ахиллесову пяту.

— Связь с Циммерман, — поспешно предложил Мюллер.

— Пожалуй. Все-таки замечательно, что природа наградила некоторых людей такой штукой, как совесть. И, видимо, этот Паули из их числа. Если у человека обостряется чувство вины, благополучие для него кончено. Не так ли, лейтенант?

— Само собой, сэр.

Майор довольно улыбyулся и добавил:

— Больная совесть даже сильного человека делает слабым.

«Клетчатый мешок с мукой снова мелет вздор», — подумал Перси и сердито ответил:

— Разумеется. Но ведь совесть есть у каждого человека.

Майор, презрительно улыбаясь, задержал на нем свой взгляд.

— Если вас лично совесть очень обременяет, вы у нас далеко не пойдете.

Он повернулся к Эвелин:

— Как идут дела с нашим знакомым?

— Позавчера вечером он познакомился со мной. Вчера мы вместе поужинали в баре «Циро» и провели там вечер. С ним было приятно танцевать.

— Я рад за вас, — ехидно протянул Батлер.

Эвелин повела плечом.

— Но ведь вы сами всегда требуете мельчайших подробностей. В течение вечера Паули несколько раз пытался завести разговор о моей работе в концерне. Он спрашивал не так уж неумело.

— И вы, разумеется, остались сдержанны и не проговорились ни единым словом?

— Да. Около одиннадцати вечера он отвез меня на своем автомобиле домой.

— В машине он пытался обнять вас?

— Нет. Он вел себя очень корректно. Одно из двух: либо у него железный принцип, либо он из очень нерешительных мужчин.

— Чепуха! — рассвирепел майор. — У этого парня душа как разваренный окорок. Лейтенант, что за конфирманда вы мне подсунули?

Перси в это время с откровенным интересом рассматривал ноги Эвелин. Услышав обращенный к нему вопрос, он почувствовал себя задетым.

— В следующий раз я ангажирую сутенера, сэр, — буркнул он.

Батлер снял очки и стал протирать их белоснежным платком. «Так дальше не пойдет, — думал он. — Надо как можно скорее поставить этого Паули в такое положение, чтобы основательно скомпрометировать его, связать по рукам и ногам».

Надменно и сухо он обратился к Эвелин, приказывая ей и дальше принимать приглашения от Паули и позаботиться о том, чтобы он побольше раскошеливался. Тогда ему станут нужнее его гонорары.

— При первом удобном случае условьтесь встретиться с ним в своем домике. Магнитофон и малоформатная кинокамера, как всегда. Если он будет холоден, дайте ему несколько пилюль.

— Хорошо. Я могу идти? — невозмутимо спросила Эвелин и поднялась с кресла.

— Пожалуйста!

Лейтенант Перси посмотрел ей вслед. Когда дверь за ней захлопнулась, он произнес:

— Если бы я был на месте этого Паули, я не стал бы церемониться. Крошка сделана как по заказу.

— Но не для вас, — сердито перебил его Батлер. — Между моими сотрудниками не может быть речи даже о флирте. Это приказ, лейтенант!

Перси вытянулся.

— Есть, сэр!

— Послушайте, Мюллер, — обратился к нему майор, — за Паули нужно взяться как следует. Дело с профессором не терпит. Мы, по-видимому, не будем ждать исхода проверки его. Через несколько дней поручите Паули войти в контакт с профессором Арендтом. Установите ему срок и скажите, что уплата следующего гонорара будет зависеть от его успехов в деле Эвелин и профессора.