Позже я решила отыскать Ирину. Я не знала ни имени, ни фамилии, но провела несколько месяцев, узнавая обо всех гражданах переживших оккупацию. Я нашла Ирину в полуразрушенном доме на окраине, где она жила вместе со своей семьей. Я не знала, узнает ли она меня, когда увидит, ведь мы виделись всего один раз и в то смутное время, когда лица окружающих сливаются в одной безликой маске смерти. Но она узнала меня. Едва открылась дверь, она застыла на мгновение, а затем по ее щекам покатились слезы. Она бросилась обнимать меня и причитать:

- Все говорили, что ты погибла? Где ты была? Куда пропала?

- Долгая история, - с улыбкой ответила я.

- Ну проходи… проходи… правда мне накормить тебя нечем.

- Я не голодна.

Она провела меня в дом, и усадила в старенькое и до безобразия неудобное кресло, но видя ее волнение, я даже виду не подала. Я только заметила как она постарела, некогда красивая, молодая женщина, исхудала и осунулась. Лицо ее стало белым, все в мелких оспинках, глаза потухли и вокруг них появились глубокие морщинки. В ней уже не было того озорного огня и шарма. Война меняет судьбы людей, рушит и ломает, с корнем вырывая все человеческое и прекрасное.

Ирина наспех приготовила чай и протянула мне кружку.

- Как ты? Нашла меня все же… - с ноткой грусти сказала она. -  Я часто вспоминала о тебе… тоже пыталась отыскать… Среди этих… мертвых. Тебя объявили без вести пропавшей, ты знала?

- Да. Уже столкнулась с этим.

- Так где ты была?

- С ним…

- С Генрихом? – глаза Ирины от удивления расширились. – Я догадывалась, когда узнала, что ты пропала. Я знала, что он не причинит тебе вреда, и предполагала, что он мог забрать тебя с собой. Как он?

- Он мертв.

- Этого следовало ожидать. – печально вздохнула она. - Как ни крути, он был преступником.

- Я была с ним до последнего дня…

- Зачем ты вернулась? Почему не осталась там?

- Здесь мой дом. Моя родина…

- Правильно. Правильно. Я наверное тоже не смогла бы оставить свой дом. Столько здесь пережито…

Ирина грустным взглядом обвела свою убогую комнату.

- Хорошо что ты нашла меня, мы ведь можем теперь дружить… у меня совсем нет друзей…

- Нет? Почему? - удивилась я.

- А как ты думаешь? Когда город освободили, выжившие начали срывать свою злость на тех, кто хоть как-то поддерживал немцев. Мне на воротах часто рисовали символы нацистов и писали: «Немецкая потаскуха». И я ведь не обвиняю их… шла война… что я должна была делать?

Ирина спрятала слезы, прикрыв глаза дрожащей рукой. Мне по человечески стало жаль ее. Я достала из сумки деньги, и положила на стол. Она безумным взглядом посмотрела на деньги.

- Забери.

- Я хочу помочь тебе…

- Немедленно забери. Я здоровая женщина, сама могу заработать… Тогда времена были другие, и у меня не было выбора, а сейчас в этом нет необходимости. Мои дети сыты, мы не бедствуем.

Я не хотела ее расстраивать, поэтому убрала деньги в сумку. Просидев еще несколько часов, мы распрощались под вечер, дав друг другу обещание видеться чаще.

Первый мой Новый Год в СССР, я встречала в этом тихом, забытом доме, вместе с Ириной и ее детьми. Впервые увидев Германа, Ирина застыла на месте и долгое время не могла отвести от него взгляда. Затем подошла ко мне, обняла и прижала к себе.

- Он так похож на него.

В тот день я впервые, после возвращения в Россию, расплакалась. Я проплакала почти час у нее на плече, пока мальчишки в детской комнате играли в войнушку. Герман был самым рьяным защитником Родины, он бегал по комнате и кричал: «Гитлер капут!» «Ханде хох!» А я отчаянно рыдала. Я боялась, что когда-нибудь он узнает правду о своем отце и возненавидит его всем своим отважным сердечком. Я никогда не затрагивала с ним эту тему, даже когда он спрашивал всегда старалась отклониться от ответа или отвести его вопросы в другую сторону. Я боялась, что мой сын вырастет в тени преступлений Генриха. Что люди, будут тыкать в него пальцами и говорить, что он сын убийцы. Но больше всего на свете я боялась ненависти, что может родиться в сердце Германа. Ненависти к родному отцу.

Я видела, что после войны творилось с несчастными детьми. Как их ломала реальность и жестокая правда. Сколько слез они проливали, совсем юные, не окрепшие и не осознающие всю суровость открывшейся правды. Мне было жаль их… Я боялась, что мой сын тоже не сможет жить с этой правдой. Я боялась оставить холодный след на его жизни. Поэтому молчала».

Эпилог.

Мир тому, кто не боится

Ослепительной мечты,

Для него восторг таится,

Для него цветут цветы!

(Константин Бальмонт)

Когда Анна Павловна замолчала, она посмотрела на меня, с тоской и мольбой во взгляде.

- Скоро наступит мой срок. Я чувствую это. Становиться как-то легче. И дышать уже не так трудно и вспоминать не так больно… И я хочу просить тебя…

- Проси что угодно! – хватая ее руку, решительно воскликнула я.

Она протянула мне листок бумаги, пожелтевший от времени и истрепавшийся по краям.

- Это его последнее письмо. – тихо сказала Анна. – Он оставил его в тот день. Ты можешь прочесть, если пожелаешь… на  обратной стороне адрес. После моей смерти, я хочу чтобы мой прах был развеян в том же поле, за домом, где я оставила его навсегда… Кто знает, может пришло время нам встретиться вновь? Может наши души достаточно настрадались, и пришло время и нам обрести покой…

Я кивнула и забрала у нее из рук письмо.

В тот же вечер, Анна Павловна Оролова, она же Анна фон Зиммер, женщина удивительной судьбы, закрыла глаза навсегда. Она не страдала и не мучилась, она просто уснула и больше не проснулась. Я настояла на ее кремации, и когда мне вручили урну с прахом, занялась подготовками к поездке в Германию.

Первым делом я решила прочесть письмо. Я пришла домой, поставила урну на стол, и села читать. Письмо было написано на немецком, красивым ровным почерком, принадлежавшем мою прадеду.

«Дорогая моя Анни, я долго не мог решиться и написать тебе это письмо. Возможно последнее в нашей жизни. Пришло время и скоро все закончится. Наверняка меня будут судить и предадут мою имя позору. Но я не отрицаю своей вины за случившееся и признаю все, что однажды обо мне смогут сказать. Я виноват, Анни, виноват и раскаиваюсь. Но не потому, что перестал верить в свои идеалы. А оттого, что встретил тебя. Я раскаиваюсь перед тобой.

Я причинил тебе не мало горя, не мало слез ты пролила по моей вине, и все же я хочу сказать тебе спасибо, Анни. Спасибо тебе за все. В жизни каждого человека, однажды наступает переломный момент, когда мы начинаем переоценивать и анализировать все предшествующие события. Ты Анни, стала моим переломным моментом. С момента первой встречи с тобой, мои прежние убеждения пошатнулись в моем затуманенном сознании, и я словно слепой ребенок начал заново познавать мир. Но к тому времени я зашел уже слишком далеко. Несмотря ни на что, ты одна стала смыслом моей жизни. Ты стала идеалом, к которому я хотел стремиться. Я видел ненависть в твоих глазах, и оттого начинал ненавидеть себя еще сильнее. Но когда в твоих глаза появлялась нежность, я готов был уничтожить сам себя, понимая, что не заслуживал твоей любви. Ты верила мне, а  я предавал тебя, своим враньем, но не от того что считал это необходимым, а оттого что не хотел делать тебе больно.

Я, Анни, был слепым щенком, вступая в партию, и со временем стал беспощадным псом. И всегда гордился этим. Но не сейчас. Сейчас я лишь принимаю свое прошлое и свои преступления, как жизненный урок, за который буду жестоко наказан. Но ни смерть страшит меня и не тюрьма, меня страшит мысль, что я могу больше никогда тебя не увидеть. Я никогда не верил в вашего Бога, и никогда не признаю его существования, но знаю, что ты будешь молиться за спасение моей черной души, и возможно именно эта вера позволит нам однажды вновь встретиться.