* * *

В полной мере свои ратные дарования Павел Дмитриевич Цицианов смог проявить в ходе польских кампаний 1792 и 1794 годов. Конфликт этот назревал давно. Пользуясь своим влиянием в Польше, Россия еще в 1764 году добилась избрания на польский престол своего ставленника Станислава Августа Понятовского, на правление которого пришлась ликвидация польской государственности. В 1791 году Станислав Август добился принятия новой конституции, которая была встречена в штыки польской элитой. Собравшиеся в местечке Тарговицы магнаты и шляхта образовали так называемую конфедерацию для борьбы с королем. Екатерина II взяла конфедератов под свое крыло и приказала русским войскам вступить в Польшу и Литву. Западную границу Речи Посполитой перешли пруссаки. Сторонники короля оказали упорное сопротивление, но силы были слишком неравные. Победители продиктовали условия мира, еще более ущемлявшие интересы Варшавы. Это вызвало массовое недовольство поляков. Согласно повелению Екатерины II от 6 мая 1793 года польские полки должны были принять новую присягу и получить новые названия. При этом всем служившим в них присваивались соответствующие их рангу и должности русские чины. Объявлялась амнистия всем беглым русским солдатам, обнаруженным в польских частях. Обидное название «новопокорившиеся войска» специальным распоряжением заменялось другим — «нововступившие в подданство наше». Поляков, служивших в упраздняемых частях, приглашали перейти в русскую армию с выплатой подъемных. После двенадцати лет службы им обещали отставку и наделение землей. Однако «обаять» поляков не получилось. Генерал Салтыков писал в Петербург: «Бывшие польские войска, показавшие уже опыт беспокойства, обращают на себя особенное внимание, так что и теперь большая часть верноподданных войск Вашего императорского величества устремлена на удержание их в покое». Многие части подняли открытый мятеж и перешли на сторону противника, остальные таяли на глазах от массового дезертирства. При попытке удержать в повиновении Волынскую и Брацлавскую кавалерийские бригады пришлось даже применить оружие[88].

В кампанию 1792 года Цицианов вступил, будучи командиром Санкт-Петербургского гренадерского полка, который входил в дивизию («отделение») генерал-поручика С. Косаковского. Эта дивизия состояла в армии генерала от инфантерии М.Н. Кречетникова, предназначенной для действий в Литве. Численное преимущество было явно на русской стороне: на 15-тысячное польское войско, имевшее очень слабую артиллерию, надвигалась 32-тысячная армия при 58 полевых орудиях. Кроме того, почти все русские полки имели опыт боев с турками и шведами, тогда как большинство польских солдат никогда боевых выстрелов не слышали. Но у поляков были и свои преимущества: высокий боевой дух (каждый знал, что он сражается за свободу своей родины), помощь со стороны населения и возможность вести так называемую малую войну, пользуясь лесистой местностью края и наличием хорошей легкой конницы. Некоторые шансы на сопротивление давало и то, что русские дивизии наступали четырьмя колоннами с разных направлений. Будь во главе польской армии решительный и инициативный командующий, он мог бы доставить немало неприятностей своим разобщенным противникам. Хотя в кампании 1792 года русская армия имела подавляющее преимущество перед армией польской, именно это едва не привело к конфузу. Командовавший авангардом Молдавской армии генерал И.И. Морков слишком самоуверенно оторвался от главных сил, и только своевременный подход подкреплений спас его в бою с корпусом Т. Костюшко под Мурахвой от поражения[89]. Более масштабное столкновение у местечка Мир 31 мая 1792 года завершилось полной победой русских, захвативших много пленных и трофеев. 7 июня без боя сдалась крепость Несвиж. Это был очень большой успех, поскольку там хранились значительные запасы провианта, в котором дивизия Кречетникова испытывала острую нужду. Польские войска откатились к Гродно, но не удержали и этот город, считавшийся второй столицей Литвы. 7 июля в сражении при Дубенке русское оружие вновь взяло верх. Спустя несколько дней русскому главнокомандующему было передано сообщение противной стороны о готовности заключить перемирие[90].

22 августа генерал П.С. Потемкин, которому А.В. Суворов поручил командование корпусом, приказал своим подчиненным строго выполнять инструкции, составленные этим прославленным военачальником. Прежде всего он обратил внимание на умелое и дерзкое поведение неприятельской легкой кавалерии, в связи с чем «…должен вагенмейстер сделать опыт всем обозам к построению вагенбурга, расчислить повозки и назначить каждому место, дабы люди свыкли, как проворно и без замешательства распределить по каждому фасу вагенбург нестроевыми чинами по равной доле». Далее следовало распоряжение о пресечении мародерства: «…внушить и толковать нижним чинам и рядовым, чтоб нигде при переходе местечек, деревень и корчмам ни малейшего разорения не делать. К продовольствию съестное будет брато по учреждению и ежели выше сего сказано, чтоб мстительно наказывать военных поляков и вооруженных обывателей, то напротив того, пребывающих спокойно щадить и нимало не обидеть, дабы не ожесточить сердца народа и не заслужить порочного названия грабителей»[91].

Начало кампании 1794 года также оказалось тревожным для русского командования. Польский генерал Магдалинский «взбунтовал» свою кавалерийскую бригаду. Он разгромил русский полк и захватил его казну, разбил прусский эскадрон и двинулся к Кракову, где 16 марта 1794 года Костюшко был провозглашен диктатором республики. Не оценив в полной мере масштаб событий, русское командование двинуло против «мятежников» отряды под командованием Денисова и Тормасова, которые потерпели поражение 24 марта под Рославицами. Известие об этом привело к общему восстанию. Весной 1794 года жители Литвы и Польши с волнением читали воззвание нового героя польской нации: «Тадеуш Костюшко, начальник вооруженной народной силы. Сим открытым повелением вообще всем предписываю, чтобы по прочтении оного все воеводские генералы, командующие войсками республики польской, выступив в поход, соединились и составили корпус. В походе, ежели можно, атаковать неприятеля и о состоянии своем меня уведомить. Подтверждаю при том вооруженный народ принять, а других преклонять к вооружению и чтоб соединялись с вами. Духовенству внушать о побуждении народа к защищению Отечества, а желающих брать с собою»[92]. В ночь с 22 на 23 апреля 1794 года польские войска вместе с «вооруженными обывателями» напали на городскую гауптвахту в Вильно, арестовали находившихся там русских офицеров, генерал-майора Н.Д. Арсеньева, генерал-поручика С.Д. Косаковского, провозглашенного великим гетманом Литовским. Косаковского, обвиненного в предательстве интересов польского народа, повесили на городской площади. Были забиты до смерти и несколько солдат, оказавших сопротивление. Пехотный батальон и казачий полк, стоявшие недалеко от Вильно, двинулись было на помощь попавшим в беду товарищам, но поляки испортили паромную переправу через реку Вилию[93].

Когда налицо были уже все признаки надвигающегося восстания, командование решило не выводить войска из Варшавы, поскольку тем самым инсургентам фактически передавался богатый арсенал.[94] Кроме того, в столице Польши находилась королевская семья; нельзя было оставить на растерзание и многочисленных сторонников России. Сил для удержания Варшавы, казалось бы, хватало: 9 батальонов пехоты, 6 эскадронов, 3 сотни казаков и 12 пушек. Но 6 апреля 1794 года восставшие сумели изолировать русские части друг от друга, в первые же часы было убито или взято в плен много офицеров. В довершение ко всему командовавший войсками генерал Арсеньев проявил удивительную беспечность, находясь «под влиянием» красавицы-полячки пани Володкевичевой, и сам оказался под арестом. Два пехотных полка, Нарвский и Псковский, сложили оружие, остальные части с большими потерями, бросив все имущество, выбрались из города[95].

вернуться

88

РГВИ А. Ф. 846. Оп. 16. Д. 2727. Л. 120-129.

вернуться

89

Записки Льва Николаевича Энгельгардта. С. 141.

вернуться

90

Смит фон Ф. Суворов и падение Польши. Ч. 1. СПб., 1866.

вернуться

91

А.В. Суворов. Документы. М., 1952. С. 347—348.

вернуться

92

Восстание и война 1794 г. в Литовской провинции. Сб. документов. Минск, 2001. С. 11.

вернуться

93

Там же. С. 42.

вернуться

94

Закрепившаяся на рубеже XVIII—XIX веков система высших армейских чинов на первый взгляд кажется нелогичной: генерал-лейтенант стоит выше генерал-майора, хотя значения самих «приставок» — прямо противоположные. Есть две версии складывания такой традиции, поскольку официального объяснения не существует. Согласно первой лейтенант обозначало заместитель, помощник (капитан-лейтенант — как помощник капитана). Таким образом, «генерал-лейтенант» был вторым после «полного генерала». Майор же означал старший, но это «старшинство» относилось прежде всего к чину бригадира; потому-то генерал-майоры и состояли в 4-м классе Табели о рангах.

вернуться

95

Записки Льва Николаевича Энгельгардта. С. 158—159, 163.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: