Мысль об этом не могла не явиться в уме С.К. Ратника, когда встретившись 9 июня с председателем МТК, он узнал о новом уже совершенно фантастическом повороте дела о проектировании и заказах броненосцев новой программы. Оказывалось, что пока завод терпеливо ожидал рассмотрения представленных им (по заданию министерства) проектов, в МТК уже успели вынести решение в пользу невесть откуда взявшегося постороннего проекта, ни разу нигде не упоминавшегося и даже с проектом Ч. Крампа никак не связанного. Он, видите ли, был получен при письме от 26 мая на имя председателя МТК за подписью директора французской верфи "Форж и Шантье де ля Медитеранне" Амабля Лаганя.
Проект, как выяснилось, был составлен в полном соответствии с министерской "Программой для проектирования". Где и как фирма могла эту Программу получить, разъясняет история заказа крейсера "Баян", в котором роль деятельного посредника с 1896 г. играл все тот же вездесущий A.M. Абаза. И вряд ли он мог действовать тут без согласия "его высочества". Знал ли тогда об этом секрете ведомства Балтийский завод, каким путем попало письмо А. Лаганя в министерство — сведения об этом в истории не встречается. Известно другое: французский проект произвел в министерстве столь неотразимо сказочное действие, что уже 2 июня 1898 г. журналом за № 62 МТК поспешил его полностью одобрить. В журнале говорилось, "что по всем почти пунктам г. Лагань может проектировать подробные чертежи броненосца в 12900 т водоизмещением в согласии с вышеупомянутой Программой".
Как "удовлетворяющие в общих чертах Программе технического комитета" чертежи одобрялись для руководства при разработке окончательных чертежей, подробных спецификаций и всех необходимых вычислений. Какое-либо сравнение с аналогами в отечественном и иностранном флотах в журнале не приводилось. Не было и сопоставления с так и оставшимся нерассмотренным проектом Балтийского завода (четыре варианта), проектом, разработанным С.-Петербургским портом или уже одобренным проектом Ч. Крампа.
Со столь же сказочной быстротой продолжалось и последующее продвижение французского проекта по министерским инстанциям. Уже 6 июня на журнале № 62 появилась многозначительная резолюция временно управляющего морским министерством вице-адмирала Ф.К. Авелана (1839–1916), который в 1896–1903 г. занимал должность начальника ГМШ, а в 1905 г. был произведен из вице-адмиралов в адмиралы. Резолюция гласила: "Его высочество одобрил этот проект и приказал заказать постройку этого броненосца теперь же обществу "Forges et Chantiers de la Mediterranie" в Тулоне и выговорить в контракте доставление детальных чертежей его по корпусу и механизмам для постройки таких же типов в наших Адмиралтействах". Замечательно, что и здесь о проектах Балтийского завода и С.-Петербургского порта не упоминается, отчего приходится думать, что они великим князем, может быть даже и не рассматривались.
Между тем в собрании подлинных журналов МТК в коллекции РГА ВМФ в виде приложения к журналу № 62 сохранилась безгласная (о ней в журнале не упоминается) и составленная, видимо постфактум таблица характеристик шести проектов броненосцев. В ней были представлены два проекта Балтийского завода, один "инженера Скворцова", один "инженера Лаганя" и два — Ч. Крампа ("по письму и по контвакту"). Сводка имела вполне современный вид портативного демонстрационного планшета. Большой формат (с разворотом), каллиграфический подчерк писаря высшей квалификации, надпись на титульной стороне "Сравнительная таблица главных элементов проекта броненосца по новой одобренной программе" говорят о том,"что планшет готовился для доклада генерал-адмиралу, а может быть и императору.
Отсутствие каких-либо упоминаний об этом планшете заставляет предполагать два пути его движения. Он и вправду (как об этом 9 июня сообщили начальнику Балтийского завода) мог быть рассмотрен в присутствии генерал-адмирала (но обсуждение происходило келейно без протокола, может быть уже после утверждения журнала). А возможно планшет был сразу отложен в сторону без рассмотрения, как не отвечающий "видам", сложившимся в голове его высочества.
Сходу отвергнутый планшет мог сохраниться в виде одной весьма похвальной бюрократической традиции: неукоснительного приобщения к делам всех сопутствующих документов, включая и листы, как сегодня сказали бы, "разговорной бумаги", с невнятными подчас эскизами или набросками. Мотивом мог быть и возможный внутренний протест кого-либо из членов МТК, желавшего сохранить для истории объективную картину обстановки заказа броненосца во Франции.
Броненосец “Ретвизан”
Выбором великого князя перечеркивался весь труд огромной предшествовавшей проектной работы Балтийского завода и С.-Петербургского порта. Не оставалось надежд и на реализацию опыта "Пересвета", "Ретвизана" и "Князя Потемкина-Таврического". Потери от перечеркивания этого опыта были неисчислимы. Судостроение лишалось возможности применить множество отработанных и проверенных в отечественной практике проектных, конструктивных и технологических решений. Вместо этих очевидных преимуществ постройка и обслуживание новых кораблей осложнялась применением новых незнакомых, непривычных и не всегда оптимальных (подчас до нелепости усложненных и неоправданных) деталей, узлов, механизмов. В такой консервативной отрасли производства, как судостроение, это имело особое значение. Повышался риск аварий и повреждений. Снижение по этим причинам надежности техники и удобств обслуживания в конечном счете ухудшали боевую эффективность корабля.
Пойдя ради великокняжеских амбиций на риск сооружения значительно более сложных кораблей (чего стоили один лишь завал бортов и изощренная форма бортов с размещением множества с трудом размещавшихся башен) по французскому образцу, министерство ощутимо увеличивало трудоемкость постройки. Тем самым увеличивались риск удорожания и задержки готовности кораблей. Но великому князю, никогда не затруднявшему себя сколько-либо внимательным рассмотрением проектов, не было дела до такой, например, тонкости, как многократное усложнение общего расположения корабля из-за строгой привязки к башням всех сопутствующих приводов, механизмов, элеваторов и погребов. Инженеров об этом не спрашивали. Все были охвачены одним стремлением — угодить его высочеству. Так в очередной раз дало себя знать вредоносное обыкновение сажать во главе ответственных ведомств мало что в них понимавших великих князей. Как заметил академик А.Н. Крылов (1863–1945): "припомнит строптивость, да из наградного списка и вычеркнет".
Помимо загромождения и без того затесненных помещений, восемь башен, представляя собой сложнейшие, практически автономные машины, врезались внутрь корпуса корабля до трюмов и требовали особенно точной обработки их подшипниковых погонов для установки орудий и обеспечения их горизонтального наведения, а также согласования установки подачной трубы и вех механизмов с броней и корпусом. Явно непростительной роскошью было размещение в башнях всех 152-мм орудий. Неизмеримо осложнявшие постройку и обслуживание этих орудий, в большинстве игравших в бою вспомогательную роль, башни не обнаружили заметных преимуществ в сравнении с казематными установками.
Война выявила такие фатальные недостатки, как заклинивание (из-за непродуманных конструкций) мамеринцев и массовое отравление прислуги газами от сгорания пороха при каждом выстреле. Люди теряли сознание, их приходилось выводить из башни или менять прислугу. О меткой и частой стрельбе говорить в таких условиях не приходилось. Вряд ли, конечно, все эти изъяны, выявившиеся лишь в ходе войны, можно было предвидеть при обсуждении проекта инженера Лаганя. Обсуждения по существу не было. Инженеры с проектом знакомы не были, да их мнения никто и не спрашивал. Все решалось на уровне высших чинов МТК, которые хорошо знали, что с князем лучше не спорить.