С той минуты началась моя настоящая жизнь. Это уж не говоря о том, что отец выиграл выборы. Ясное дело, имея Кейна на своей стороне, проиграть он просто не мог.

Как сейчас вижу себя во время избирательной кампании: я стою в сапожках из черного конского волоса, простеганных янтарем, рядом с отцом, облаченным в костюм из кашемира с вкраплениями опилок, и матерью в скромном туалете из пальмовых листьев на бирюзовой шелковой подкладке. В тот период Кейна вдохновляли только природные материалы, таким образом он оповещал мир, что самое время покончить с абсурдом уничтожения нашей планеты. Ну, вы понимаете, все эти выхлопы, загрязнение атмосферы, вырубка джунглей. В тот день моросил дождь, но мы стояли под растянутым на километр тентом из голубого полотна, имитирующим чистое небо. Описание наших оригинальных нарядов попало во все газеты, в один голос провозгласившие Кейна римским папой минимализма и мастером подавленной сексуальности.

Объективно говоря — насколько я вообще способна быть объективной, — Кейн вступал тогда в свой самый креативный период. После выборов Белый дом и я были перекрашены сначала в голубой цвет, потом в розовый и, наконец, в красный. Это привело к подписанию многообещающего договора о разоружении с Россией и Китаем и принесло Кейну Нобелевскую премию мира.

А я гордилась им и была на седьмом небе от счастья, что этот гениальный человек принадлежит мне, что на моих глазах создаются великие произведения искусства и я могу разделять с ним муки творчества. Надо сказать, что этот гигант мысли, хоть и не было ему равных по изобретательности и творческой силе ума, частенько впадал в депрессию. Многие вещи, если ему не удавалось добиться абсолютного совершенства, он оставлял незавершенными. Но даже те, которые он считал неудавшимися, пленяли изысканностью композиции и элегантностью ассоциаций.

В то время Кейн уже трудился над трусами. К их созданию он готовился на редкость тщательно. Изучал анатомию человека — костную и нервную системы, мышцы, сухожилия. Посещал прозекторскую. Делал тысячи набросков, помечая их подчас даже для меня невразумительной цифирью, а то и иероглифами. В поисках универсального решения не гнушался ни одним вариантом. И всегда оживлялся при виде необычных ягодиц. Мог таскаться за их обладателем целыми днями, осваивая их формы и щелкая без конца фотоаппаратом. Он считал, что ягодицы могут сказать о человеке все. Помню, как он сокрушался, что не в состоянии вообразить себе задницу Иуды: она, по его мнению, должна была являть собой законченный портрет предательства и жестокости.

Тем временем я перенесла несколько мелких косметических операций. С целью подчеркнуть талию мне вырезали пару ребер, увеличили и сделали более выпуклым лоб, разумеется, заменили губы, нос и щеки. Кейн был очень деликатен и ни о чем не просил, но, как всякий добросердечный человек, обожая зверей, однажды признался, что ничего не имел бы против, если бы я хоть немного походила на кошечку или львицу. Я согласилась не раздумывая, ведь ради него я готова была на все.

Когда я вышла из больницы, трусы обрели уже свою окончательную форму, и, как только на растяжках повисли над Таймс-сквер, критики единодушно признали эту композицию Сикстинской капеллой XXI века. Вскоре после этого срок президентства отца подошел к концу, трусы начали свое триумфальное шествие по бутикам и универмагам всего мира, а мы с Кейном переехали в Нью-Йорк. Сознаюсь, я обожала этот город, где никто не спит, дабы не тратить зря время.

Кейн был на пике славы, но отнюдь не намеревался сидеть сложа руки. Он начал скупать телеканалы и приступил к работе над дизайном оргазма. Он задался целью эстетизировать оргазм, смикшировать его, устранить элемент случайности, убрать неконтролируемые моменты, вскрики, посторонние шумы, всхлипы и сопение. Словом, создать оргазм, достойный людей XXI века. Первый год он экспериментировал только на мне. Но когда, увлекшись творческим поиском, переключился на других, между нами начались недоразумения. В прессу, слава богу, ничего не просочилось, и я все еще была счастлива. Родилась наша дочурка Бетани, Кейн оставался самым богатым и популярным человеком в Америке, собственно говоря, он был единственным стопроцентным кандидатом в президенты на приближавшихся выборах.

И тут грянул скандал. Один из трех телеканалов, до сих пор еще не выкупленных Кейном и принадлежавших королю презервативов и сопернику Кейна на выборах, показал ошеломленным американцам сенсационный материал — моего мужа, занимающегося безопасным сексом с Соней в маленьком мотельчике в Нью-Джерси. Это был самый крупный скандал XXI века и мое личное поражение. Но я твердо решила стоять до конца и вопреки всему защищать свою семью и нашу любовь. В те нелегкие дни я была рядом с мужем. Держа на руках нашу малютку, я в телевизионных интервью убеждала американцев, что к великим людям, опередившим свое время, следует подходить с особой меркой. На одну чашу весов я предложила положить слабости Кейна, на другую — то, что он сделал для мира.

Но это не помогло. С политической карьерой моего мужа было покончено. Отец умолял меня немедленно подать на развод. Я наотрез отказалась. В глубине души я была убеждена: Кейн на самом деле не любит Соню, их связь — всего лишь мимолетный роман, и вскоре все опять придет в норму. Но Кейн, ожесточившись из-за людской неблагодарности, в отместку решил узаконить свою связь с Соней. Ничего не поделаешь, я согласилась на развод, но никогда не переставала любить его и восхищаться им. И знаю: фактически он меня не бросил. Ну сами посудите, иначе разве стал бы он уговаривать меня переехать к нему в замок?

Конечно же, жить вместе с ними я не стала, но всегда была под рукой и старалась даже полюбить Соню. Во всяком случае, между нами установились вполне приличные отношения, и за это Кейн был мне признателен. Впрочем, не раз в моменты душевного смятения он забегал ко мне на витаминную капельницу, и тогда мы вместе смотрели его любимый фильм — «Снежную королеву».

В эту самую минуту уже упомянутый мною тип, по всей видимости индус, потому что в тюрбане, вклинился в окружавшую Жозефину толпу с отчаянным криком, из которого стало ясно: если не попасть на самолет прямо сейчас, то не улететь уже никогда. Массажисты и косметички, а вслед за ними и все остальные бросились, толкаясь и истошно вопя, врассыпную, на ходу расстегивая и стаскивая с себя халаты и хватая свои чемоданы. Остались только четыре девушки, видать самые преданные; они насилу согнули пополам и усадили миссис Кейн, которая, к сожалению, самостоятельно не так чтобы очень могла сгибаться. И пока одна заканчивала ее массировать, а еще одна втирать крем, две другие принялись одевать Жозефину в дорогу, натягивать трусы и колготы, ворсистые юбки, сапоги на высоких каблуках, а дальше что-то наподобие а-ля пиджака, тоже с ворсинкой, хотя кожаного, и в довершение напялили на нее стильную широкополую шляпу. И нескольких минут не прошло, как мадам была обряжена, как Господь Бог повелел, с шиком-блеском, и, энергично опираясь на две палки, уже ковыляла к выходу, а следом за ней устремилась вся ее шумная, без умолку галдящая свита.

И вот тогда, преодолевая робость, я бросился к ней с криком: не иначе как у нее вместо сердца камень, раз она так легко могла забыть о мешке.

— Видите ли, уважаемый, — сказала она даже любезно, однако не сбавляя хода, — я всю себя отдала, сделала все, что только в силах сделать мать, чтобы у моего ребенка было безоблачное детство, но, так уж совсем между нами, я никогда не была на сто процентов уверена, что Бетани действительно моя дочь. А все потому, что в первый раз ее похитили прямо из моего живота, сделав мне кесарево сечение, а возвратили, когда ей шел уже третий месяц, так что, посудите сами, можно ли быть в чем-то твердо уверенной? — Сказав так, Жозефина попросила при случае оповестить остальных террористов, чтобы прекратили приставать к ней с выкупом, поскольку теперь, когда Д. Д. К. нет в живых, она платить не намерена.