Снаружи, из ничего, родился самолетный гул. Нарастая, он проник в комнату и набросился на Оводнева. Стиснув зубы, он закрыл глаза. Переворачиваясь и распадаясь, куда-то в бездну ползли стены, потолок, и Оводнев вновь потерял сознание.
Вечером, после полета, Илья Чупров в полутьме пассажирской кабины заметил выглядывающие из-под сиденья лямки вещмешка. Они были обшиты шкурками и чем-то напоминали собачьи лапы.
«Вот так всегда, — устало вздохнул Илья, — в спешке что-нибудь да оставят. Рюкзак этот, похоже, Оводнева Степана. Придется теперь идти в больницу».
О том, что с Оводневым произошла беда, Чупров узнал случайно. С утра он вылетел по северному почтовому маршруту, или, как еще здесь называют, — почтовому кругу. Уже возвращаясь домой, Илья получил задание — взять больного из Нойбы. Он и не думал, что этим больным окажется Оводнев.
Познакомились они с ним в Старой Елани, когда Илья летал еще вторым пилотом у Юшкова. Оводнев опоздал на рейс. «Чего ждать, когда аэропорт переполнен», — подумал Илья и посадил на свободное место женщину с ребенком. Он уже собрался закрыть дверь, как сидевшие в самолете пассажиры заволновались:
— Вон, вон! — тыкая в окно, закричали они. — Опоздавший идет.
Илья посмотрел в сторону аэровокзала. По тропинке к самолету, согнувшись и припадая на одну ногу, торопливо шел мужчина и, словно охапку дров, нес с дюжину бутылок пива. Верхняя бутылка лежала около горла, и мужчина придерживал ее подбородком. Илья преградил ему дорогу. Мужчина шагнул в сторону, пытаясь обойти неожиданно возникшее препятствие.
— Ваше место уже занято, — сказал Илья. — Не надо опаздывать.
— Как это занято? — Мужчина оторопело посмотрел на Илью и, видя, что тот не шутит, присел, высыпал бутылки прямо на землю, вытащил из кармана смятый билет, сунул Чупрову под нос: — А это что? Может, мне его выбросить?
— Все. Полетите на следующем!
Мужчина смерил его с головы до ног, сплюнул.
— Сразу видно — сопляк. Да у меня все летчики друзья. Не знаешь? Кто командир-то? — уже властным голосом спросил он.
— Какая разница. Не полетишь, и все, — отрезал Илья. — Ишь какой фон-барон нашелся.
Заслышав шум, из самолета выглянул Юшков.
— Юшков! Тебя-то мне и надо, — радостно закричал Оводнев. — Уйми своего помощника, не пускает в самолет.
— В чем дело, Илья? — строго спросил Юшков. — Почему не сажаешь?
— Я женщину посадил. А этот, — Илья косо посмотрел на Оводнева, — опоздал и права качает.
— Ладно, не шуми, — примирительно сказал Юшков. — Возьмем и его.
В авиации слово командира — закон, и Илья подчинился. Оводнев сложил бутылки под сиденья и пристроился между летчиками.
— Вот так-то лучше, — сверкнул он желтыми рысиными глазами. — А то «не полетишь»! Вишь, что удумал. Оводнев всегда улетит.
— Куда это ты, Степан Матвеич, столько пива везешь? — спросил Юшков, когда они уже набрали высоту.
— На самолет шел. Гляжу — продают. Я в очередь.
У нас, сам знаешь, воздух — хоть с чаем пей, а пива нет. Ты давай оставайся на ночевку — погуляем.
— Как-нибудь в следующий раз, — сказал Юшков.
— Что за работа, — поморщился Оводнев, — то нельзя, другое нельзя, а баб-то хоть можно любить?
— Можно, можно, — улыбнулся Юшков. — Инструкция нам это не запрещает. А ты что, все еще холостякуешь? Не надоело?
Лицо Оводнева разошлось в улыбке, он смущенно откашлялся:
— Не говори, паря. Одолели меня бабы. Тут одна а Шаманке пристает, в Чечуйске другая — инженер-экономист. Интересная, скажу я тебе, женщина. Все у нее культурно!
— Ты, я гляжу, мелко не плаваешь, — засмеялся Юшков.
Оводнев согнал с лица улыбку, цепко, будто прицеливаясь, глянул на Юшкова.
— Во, молодец, напомнил. Как насчет заказа, ты не забыл? А то нехорошо получается, не по-таежному. Я ведь на тебя шибко надеюсь. Если что надо, ты не стесняйся, говори, я для тебя в лепешку расшибусь, а сделаю.
— Сказал — привезу, значит, привезу, — нахмурился Юшков. — Нет сейчас лодочных моторов.
— На нет и суда нет, — вздохнул Оводнев и повел глазами в сторону Чупрова. Чудно, через голову, почесал себя за ухом.
— Я гляжу, помощник у тебя новый. Горячий, спасу нет.
Он вздохнул, пожевал губами и продолжил:
— Горячий — это ничего. Я тоже когда-то таким был. Пока рога не пообломали.
В Нойбе Оводнев собрал бутылки, уже выходя из самолета, подмигнул Чупрову и пошел, горланя во весь голос:
— Я ехал в Якутию через Невер,
Тащился на оленях в дальний Север,
Где шахты, рудники,
Где горы высоки…
— Фартовый мужик, — поглядывая вслед Оводневу, сказал Юшков. — Каждый год на машину пушнины сдает, а летом плотничает. В Шаманке аэропорт новый видел? Его работа. Ты зря с ним скандалил. У него можно шкурок на шапку купить.
— Нужны мне его шкурки, — буркнул Илья. — Тоже мне, барин нашелся.
И с тех нор будто кошка пробежала между ними. В упор друг друга не замечали.
Здание главного корпуса больницы пряталось среди сосен, выставив наружу серую шиферную крышу да бревенчатый угол, по острию которого свисала потемневшая от дождей водосточная труба. Чуть правее, на уровне окон, висело красное заходящее солнце, и Чупрову на миг показалось, что больница смотрят на остальной здоровый мир налитыми кровью глазами.
Тропинка, цепляясь за корневища, полезла на бугорок. За неплотным рядом сосновых стволов виднелись больничные постройки.
Под ногами хрустко мялись прихваченные холодом листья, все уже было готово к зиме, вдоль забора в тени белел первый сентябрьский снег, осеннему солнцу уже не хватало сил справиться с ним. Около крыльца в луже стоял крохотный, лет двух-трех, мальчишка и топал ногой. Из-под резиновых сапожек веером разлетались грязные брызги. Илья свернул с тропинки, подошел к мальчишке.
— Ты чего это забрался сюда? — спросил он.
Мальчишка обернулся и посмотрел на Чупрова светлыми глазами.
— Я колаблики пускал, а они утонули.
— О-о-о, да ты уже и разговариваешь? — удивленно протянул Илья. — А ну, выходи из воды! — строже сказал он. — Простынешь, положат тебя в больницу.
— Не-а, не положат, — спокойно ответил мальчишка. — У меня мама здесь лаботает.
— Вот как! Все равно выходи, а то мать сейчас позову.
Мальчишка тоскливо посмотрел на воду, на Чупрова, вылез на сухое место и, засунув руки в карманы курточки, затопал прочь.
По больничному коридору Илья шел медленно, на него напали непонятная робость и смущение. Видимо, оттого, что он боялся увидеть знакомых: подумают еще, что заболел. Попробуй объясни потом, что это не так.
Сзади заскрипела дверь, в коридор высунулась медсестра.
— Куда без халата? — конвойным голосом сказала она. — А ну быстро назад!
Илья будто налетел на стенку. Это была Воробьева, ее знали все летчики, живущие в Чечуйске. Раньше она работала в аэропорту на стартовом медпункте, проверяя летчиков перед вылетом в рейс.
— Сбавь обороты, — грубовато ответил Илья, — своих не узнаешь. Я вещи больного принес. Он рюкзак в самолете оставил.
— А, это ты, Чупров! — узнала его Воробьева. — Давненько тебя видно не было.
Она подошла к Чупрову — и вдруг, крупная издали, оказалась ему по плечо. Но смотрела так, будто не она ниже ростом, а он. Взяв рюкзак, Воробьева еще раз с ног до головы оглядела Чупрова.
— Посмотришь на вас, вроде все ангелы с крыльями, а на самом деле… — Медсестра махнула рукой и, не договорив, ушла.
Илья недоуменно посмотрел ей вслед: «Почему она разговаривает таким тоном, будто я в чем-то виноват?»
Скрипнула дверь, в коридор выглянул Ленька Зубков, круглолицый чубатый шофер из Шаманки. Придерживая здоровой рукой распахнувшуюся пижаму, заспешил к летчику.
— Командир, каким ветром к нам? — весело заговорил он. — Неужели заболел?
— Нет, пока здоров, — улыбнулся Илья. — Рюкзак принес. Оводнев в самолете оставил.
— Да, он вспоминал, беспокоился. Где рюкзак? Давай занесу. Его к нам в палату положили.