— Как же он уже надоел.

Но был еще один человек.

Его звали Сергей Викторович, и у него не было одной ноги. Он постоянно сидел в своем инвалидном кресле и вечно пялился в свой маленький телевизор, стоящий справа от его кровати. Иногда он брал огромный шприц, наполнял его какой-то желтой мутью и поливал ею здоровую ногу. «Ох, бля», — шептал он, когда жидкость разливалась по ноге. Он был хорошим человеком, Чайка рассказывал, что этот Сергей Викторович постоянно пытался подбодрить его, предлагал фрукты, которых у Чайки самого было полным полно.

Мама много времени проводила здесь, с ним. Она покупала ему фрукты, нужные лекарства, мази, бинты и прочие штуки.

А Чайка просто лежал.

Возле его кровати тоже стояло инвалидное кресло, но он его не трогал. Может, ему было противно? Может, и так.

Я стоял над ним, смотрел прямо ему в глаза и не видел там того Чайку, которого я раньше знал. Я понимал, что это не просто шок, это такая штука, которая может запросто выбить тебя из колеи, выбить тебя черт знает куда. Выкинуть вообще.

— Как ты себя чувствуешь?

— Отлично, — отвечал он.

— Ничего не болит?

— Нет.

Но ему кололи кучу всяких обезболивающих штук. И он большую часть времени спал.

Он лежал в хирургическом отделении уже две недели.

Я знал, что он справится со всем этим. Я был уверен.

Глава ?

Я вошел в комнату и не сразу понял, кто это сидит рядом с Чайкой. Они играли на компе, Чайка что-то увлеченно рассказывал:

— Ну, — говорит, — суть в том, что этот чел, он уже умер, а все равно сидит в баре и за пару монет рассказывает одну и ту же историю.

Они повернулись, услышав, как я открыл дверь. Это была Таня. У Чайки на кровати лежали апельсины и бананы, которые, видимо, она и принесла.

— Привет. — сказала она, улыбнувшись.

— Привет.

Я не знал, мне лучше выйти или остаться. Они вновь отвернулись к экрану, и я понял, что могу остаться. В своей комнате. Это был первый раз, когда Таня пришла к нам домой, мне было даже как-то неудобно за бардак в комнате, за чашки, стоящие на подоконнике, но Чайку, похоже, это совсем не волновало. Значит, он действительно совсем ничего к ней не чувствовал. Странный. И еще его ни капельки не смущало мое присутствие. Это тоже о чем-то говорило…

Таня чем-то отличалась от остальных, она говорила совершенно спокойно, голос ее звучал ровно и как-то по-обычному. В отличие от всех остальных, кто иногда сюда приходил. Его старые друзья, одноклассники.

— Ну, как ты тут? — спрашивал любой из его туповатых друзей.

— Да отлично! Собираюсь заняться футболом. Серьезно заняться футболом.

— В смысле?..

— Расслабься, я же шучу. — говорил Чайка и улыбался.

Думаю, именно улыбка смущала всех, кто сюда приходил. Мол, он что, способен шутить в такой момент? Черт, у него ведь нет ног, а он еще и шутит над этим…ужас…

А Чайка не был против того, что круг его общения так быстро сузился всего до пары человек — меня и Тани.

— Это наоборот круто, — говорил он, — они все равно не будут относиться ко мне так, как раньше, ну и хорошо.

Нет, естественно у него осталась парочка друзей, с которыми он время от времени общался, но все это общение закончилось сразу же, как только он уехал учиться…

— Как дела? – спросила Таня у меня, отвернувшись от экрана.

Я играл в какую-то игру на телефоне и поэтому не сразу понял, что обращаются ко мне. Но когда до меня дошло, я поднял голову и протарахтел:

— Да все хорошо…А твои как?

А что я должен был у нее спросить?

— Мои тоже хорошо. — ответила она и очень мило улыбнулась. Прямо очень-очень мило.

— Мы тут собираемся в парк пойти, не хочешь с нами? — теперь уже спросил Чайка.

Зачем он позвал меня? Потому что действительно хотел, чтобы я пошел, или же его просто не привлекала мысль о том, что Таня будет его катить всю дорогу? Я подумал, что это не особо важно и ответил:

— Можно было бы.

Родители возились на кухне, мама что-то готовила, а отец сидел за столом и что-то чертил.

— А вы куда? – спросила мама, выходя в коридор.

— Мы немного прогуляемся в парке. – ответил Чайка за нас всех.

— Только недолго, скоро будет готов ужин.

Я ответил, что мы успеем вернуться.

Мы просто прогуливались, как и всегда, только теперь уже втроем. Таня шла возле Чайки, а я был сзади и толкал его кресло. Не скажу, что меня это смущало, просто эта тишина…она немного давила. Они практически не разговаривали. Перебросились парочкой реплик о своих одноклассниках и заткнулись, словно кто-то превратил их в рыб.

— Может, послушаем какую-нибудь музыку? – спросил Чайка, доставая из кармана телефон.

Не самая лучшая идея, братишка! Забудь о ней, подумал я, но ничего не сказал.

Мы с Таней сели на лавочку, оставив между нами место еще человек для двух. Чайка сидел напротив нас, а когда думал, что никто не видит, то легонько чесал свои ноги. Ну, или то, что от них осталось. У него была эта дурацкая привычка – чесать ноги. Меня это просто из себя выводило, но я никогда ему об этом не говорил.

Пожалуйста, думал я, Таня, оборви ты эту чертову тишину!

— А ты сейчас что-нибудь пишешь? – спросила она, словно прочитав мои мысли.

— Много чего…Пишу сейчас один неплохой рассказ…

— А о чем?

— Да, — добавляю я, — Чайка, о чем твой новый рассказ?!

— Трудно ответить…

Он всегда так говорил.

Кто бы мог подумать, что вскоре такие неловкие паузы исчезнут и одно воспоминание о них будет нас смешить. Скоро.

Глава ?

Хотите знать, что произошло там в тот день?

А я не имею ни малейшего представления о том, что же там все-таки случилось.

Что я мог сделать? Да, я мог закричать, мог упасть на пол и биться в истерике, точно сумасшедший. Я мог потерять сознание, учитывая то, как плохо я переношу вид крови. А еще я мог бы просто взять и сдохнуть, например, из-за того, что просто-напросто не знал, что делать.

И в самом деле, что мне делать? Что я должен был тогда сделать? Я задавал себе этот вопрос, глядя на эти бесконечные уродские рельсы.

Что теперь будет? Тогда все ушло куда-то на второй план, может, даже дальше. Мне казалось, что все происходящее – не просто сон, я надеялся, что я просто сижу у себя дома, и сейчас через несколько мгновений я очнусь в кресле, выкину эту чудовищную книгу в сторону и скажу что-то типа «Нихера себе».

Но кровь?

А крик?

Я смотрел как длинные багряные ручейки – скорее реки – стекают по рельсам, по шпалм, на камни, на траву. Кровь убегала так быстро, что я понял одно: она хочет поскорее убраться отсюда, исчезнуть, чтобы не видеть весь тот кошмар, который наблюдал я сам. Хотя меня там уже не было. Я не видел, я просто смотрел.

А крик? Криком это назвать можно было с трудом. Скорее это был вскрик. От неожиданности? Наверное, так. Там не было страха, все произошло слишком быстро, так откуда там взялся бы страх?

Просто этот шум, этот раздражающий скрежет. Я очень хорошо его помню. А что было после всего этого? А что было до?

— Чайка, — спросил я однажды, — что мы вообще делали там, что мы там забыли в тот вечер?

И он отвечал, что не знает. Говорил, что теперь это не имеет никакого значения.

Но это было потом. А когда поезд пронесся мимо нас, сквозь нас, когда я увидел, что ноги моего брата больше ему не принадлежат, тогда все было по-другому. Поезд был маленьким. Локомотив и несколько грузовых вагонов, может, три. И он скользил по рельсам так плавно, так уверенно, словно острая бритва скользит по щекам.

Когда я развернулся, чтобы посмотреть, что случилось, поезд уже почти скрылся с виду. Чайка лежал на земле. Его ноги отрезало чуть ниже колен, они так и остались лежать там. Он приподнялся на локтях, рассматривая свой подарок. Он ничего не говорил, не кричал, даже не плакал. Чайка просто смотрел, как кровь с противным бульканьем покидает его тело и выливается на землю.