Все засмеялись, громче всех — сам Мурзаев.
Узнав, что полковник еще вчера был на Большой земле, партизаны попросили его рассказать о положении на фронтах.
— Расскажу обязательно, — пообещал Турханов, — но не сейчас. Сейчас нам надо поскорее убраться отсюда. Домик этот немцы использовали в качестве приманки, чтоб ловить наших парашютистов, партизан, людей, бежавших из немецких лагерей. Поэтому надо его сжечь. А имущество, которое принадлежало предателю, конфискуем. Грузите все на этот вездеход и две повозки, стоящие во дворе. Скот и живность тоже берите. За дело, товарищи!
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Отряд Соколова существовал всего десять дней, поэтому у него еще не было организационной структуры воинского подразделения. Не было штаба, не соблюдались элементарные требования устава. Людей этих, разных по национальному происхождению и государственной принадлежности, объединял только высокий авторитет их командира.
— Куда мы повезем все это имущество? — спросил Турханов, когда отряд двинулся в путь.
— У нас нет постоянной базы. Ведем кочевой образ жизни... Где застанет ночь, там и располагаемся на отдых, — ответил Соколов.
Я знаю одно укромное место. Там есть старые блиндажи и землянки, рядом протекает маленькая речушка. Если хотите, можно устроить там базу, — предложил полковник.
Далеко это?
Нет. Не будет и пяти километров.
Везите нас туда.
Мне нужен врач. Нет ли среди вас медиков?
К сожалению, нет даже простого санитара. Нам самим доктор нужен как воздух. Есть больные, а сегодня тот жандарм, что убил летчика, ранил одного нашего бойца.
В волостном центре, в десяти километрах отсюда, раньше была больница, — вмешался в разговор один из партизан. — Немцы ее закрыли, но кое-кто из врачей все еще проживает в поселке.
Откуда вам это известно? — удивился Турханов.
Познакомьтесь, Лев Давыдович Зильберман, — представил его Соколов. — Раньше он жил здесь недалеко.
Полковник крепко пожал ему руку.
А хирурга среди них нет?
Даже два. Занимаются частной практикой. Я их знаю.
Может, пригласите кого-нибудь из них? Мы хорошо заплатим.
Что ж, можно попробовать, — согласился Зильберман.
Ему нельзя, — сказал Яничек. — Там синяя полиция. За еврея немцы платят так же, как за партизана. Полиция никогда не упустит возможности заработать лишний злотый. Лучше поручите это дело нам с Конрадом. Мы переоденемся в мундиры убитых жандармов и на их машине привезем вам хирурга.
Это предложение одобрили, но решили послать за врачом не двоих, а пятерых, во главе с Соколовым.
Конфискованного имущества оказалось много. Были тут мешки с мукой, крупой, картофелем и другими съестными припасами, кадка с солониной, ящики с копченостями, тюки с одеждой и постельными принадлежностями, разная посуда. Пришлось совершить два рейса, после чего пять партизан поехали в волостной центр, а остальные принялись за хозяйственные дела.
Надо заметить, что лейтенант Соколов, то ли по молодости, то ли по склонности характера, часто пускался в рискованные предприятия, граничащие с авантюрой. Другой на его месте давно бы распрощался с жизнью, но ему везло, и он почти всегда выходил сухим из воды.
Конечно, поездка за врачом могла бы обойтись и без фокусов, но Соколов не был бы Соколовым, если~5ы избрал прямой, безопасный путь. Было бы куда проще приехать без шума в волостной центр, расспросить, где живет нужный человек, явиться к нему и уговорить или заставить поехать куда следует. Соколов же предложил заехать сначала в полицейское отделение, нагнать страху на блюстителей порядка и заставить их выполнять любое приказание. Мысль эта понравилась всем, особенно Кальтенбергу, который и сам очень любил всяческие приключения.
И вот автомашина с переодетыми партизанами, оглушительно воя, ворвалась среди бела дня в волостной центр. Появление немецкой полевой жандармерии обычно сопровождалось облавами и арестами, а иногда и массовыми расстрелами. Поэтому жители селения поспешили спрятаться.
Между тем вездеход с черными крестами на бортах и изображением подковы на переднем стекле остановился перед зданием волостной полиции. Из кабины вышел Кальтенберг, одетый в форму жандармского офицера, поправил фуражку с высоким верхом и, подражая эсэсовским головорезам, с высокомерным видом прошел мимо застывшего у входа караульного полицейского. В коридоре не было ни души.
— Пан начальник у себя в кабинете, — показал на одну из дверей караульный.
Конрад вошел без предупреждения. За столом сидя спал хорунжий. Это был начальник отделения.
— Хайль Гитлер! — заревел Кальтенберг.
Хорунжий вскочил как ошпаренный. Увидев перед собой жандармского офицера, он растерялся и еле слышно, заикаясь, пролепетал:
Х-х-хайль Г-г-гитлер!
Мне нужен хирург. Срочно! — сразу приступил к делу Конрад.
Можно найти... Но не лучше ли доставить раненого прямо в Билгорай? Там есть военный госпиталь, — сказал хорунжий.
Не твое дело указывать нам! — грубо оборвал его Конрад. — Найдешь ты нам опытного хирурга или нет?
Простите... Сейчас пошлю за ним... Их у нас двое, узнаю, где он живет, и мы возьмем его с собой.
Хорунжий на минутку задумался. «Было бы надежнее послать пана Малевича, но жалко. Они наверняка его прикончат, если не сумеет спасти раненого жандарма. А он ведь нужен нам самим, он всегда сообщает, если к нему обращаются за помощью партизаны. Пани Вольская после ареста мужа нас всех ненавидит. Вместо того чтобы оказать помощь, нарочно может угробить жандарма, — рассуждал про себя начальник полиции. — Ну и пускай. Жандарма нам не жалко. Зато и они ее прибьют. А мы избавимся от этой вредной бабы».
— Пойдемте покажу, — предложил он.
За жандармской машиной следили тайком сотни глаз.
Алина Вольская, молодая женщина лет тридцати, тоже смотрела на улицу из-за занавески. Сердце ее екнуло, когда страшная машина остановилась перед ее домом. «Неужели настал и мой черед? — прошептала она. — Мужа замучили в гестапо, папу убили в концлагере Майданек. Ах, почему я не послушалась совета, не ушла к партизанам... Не надо было бы тогда сидеть здесь и терпеть издевательства этих извергов...»
Хирург живет в этом доме, — показал хорунжий. — Зовут ее Алиной Вольской. Окончила Берлинский университет, до войны работала вместе с мужем, ординатором хирургической больницы имени Святого Креста. Только боюсь, не согласится поехать с вами...
Поедет или не поедет — это уж наша забота, — отрезал Кальтенберг. — Вы свободны, герр хорунжий, можете идти! — добавил он, заметив за оконной занавеской женский силуэт.
Начальник полиции поспешил удалиться. На улице остались Алим, сидевший за рулем, и Конрад, внимательно наблюдавший за тем, что происходит вокруг. Остальные вошли в дом.
День добрый, пани Вольска! — приветствовал хозяйку Яничек. — Простите за беспокойство!
Чему я обязана появлением в моем доме немецких жандармов? — не отвечая на приветствие, спросила Алина.
Простите, мы вовсе не жандармы, — улыбнулся Зденек.
Как не жандармы? — удивилась Алина. — Тогда кто же вы?
Партизаны.
А ваши мундиры?
Сплошной маскарад. Чтобы обмануть бдительность синей полиции.
Даже не верится... Я слышала разговор того офицера с хорунжим. Так мог говорить только немец.
Он действительно немец по национальности. Но он — наш. Разрешите познакомить вас с командиром. Лейтенант Соколов. Вместе бежали из лагеря военнопленных.
Алина Вольская, — протянула руку женщина. — Вы русский?
Я советский офицер, — ответил Соколов, пожимая протянутую руку.
Вот не ожидала! — обрадованно воскликнула хозяйка. — Садитесь, будьте гостями.
Нет, товарищ Вольская, как-нибудь в другой раз.
Вас там ждут раненые. Если можете, поедемте поскорее.
Далеко ехать?
Не очень. Отряд находится в Яновских лесах. Женщина задумалась. «Вот удобный случай уйти к партизанам, — размышляла она. — Никто не помешает... Полиция считает, что меня увезли немцы. Гестапо тоже ничего не узнает. Правда, мне бы хотелось попасть в Армию Людову... Но ведь советские партизаны борются вместе с нами... Поеду!»