Это учебное заведение, одна из четырёх высших духовных академий в России, было преемницей и продолжательницей знаменитой Славяно-греко-латинской академии. Три остальных находились в Петербурге, Киеве и Казани. Московская же располагалась в 60 верстах от старой столицы в Сергиевом Посаде в стенах Троицесергиевой лавры.
Православие тогда было не просто общепринятой религией большинства, а вполне официозной идеологией. Московская духовная академия была одним из основных её столпов. Впрочем, изучение религиозных текстов и истории христианства оставляло некоторый простор для развития гуманитарного знания. И, как писал современник, академия «обрисовывалась как строго учёное царство, своего рода русский Оксфорд, как её называли иностранцы, посещавшие Россию» {1} .
Из «русского Оксфорда» свысока поглядывали на иные духовные и светские университеты, преподаватели и студенты академии жили в маленьком Сергиевом Посаде своим замкнутым миром. А.Л. Катанский, преподававший в академии, позднее так описал те годы:
«Жизнь академической корпорации сосредоточивалась исключительно в ней самой, ограничиваясь взаимным общением её членов. Никакого другого общества в Посаде не было, и потому академическим преподавателям приходилось поневоле жить в очень близком общении между собой.
…Студенты Московской академии держали себя с большим сознанием своего достоинства, так как составляли единственную интеллигенцию Посада и не видели ничего выше себя. Вели себя очень свободно и по отношению к своим наставникам. Нисколько не стесняясь их, едва удостаивая их на улице раскланиваться с ними, преспокойно продолжали ухаживать за местными дамами и барышнями…
Троицесергиев Посад, прекрасное место для серьёзных учёных занятий, был, однако, очень скучен в часы отдохновения от них, в особенности для молодёжи. Мы, молодые, положительно не знали куда деваться в свободное от занятий время. Негде было даже погулять; во всём Посаде совсем не имелось тротуаров, приходилось совершать прогулки по немногим грязным или пыльным улицам… Приходилось для прогулок избирать даже монастырские стены, наверху которых были довольно широкие проходные коридоры, или же топтаться в маленьком академическом саду» {2} .
Вот в этот замкнутый мир профессоров-богословов и погрузился на десять лет вчерашний рязанский семинарист Александр Жданов. В сентябре 1883 года, указывается в формулярном списке о его службе, «после проверочных испытаний принят в число казённокоштных (то есть без платы за обучение. — А. В.)студентов первого курса Московской духовной академии» {3} . Он с успехом прошёл всё четырёхлетнее обучение, окончив академический курс одним из лучших среди трёх сотен студентов, и получил возможность остаться в её стенах стипендиатом в качестве исполняющего обязанности доцента кафедры Священного Писания Ветхого Завета. На этой должности уже вполне можно было заниматься научной деятельностью в области церковной истории и философии. И в июне 1891 года Жданов получает степень магистра богословия за сочинение «Откровение Господа о семи Азийских церквах (опыт изъяснения первых трёх глав Апокалипсиса)». Сочинение о семи церквях заняло семь томов! В том же году это исследование выходит отдельной книгой. Примечательно, что и в наши дни данная работа Александра Алексеевича Жданова рекомендуется представителями Русской православной церкви при изучении откровений Иоанна Богослова.
Затем Жданов утверждается в звании доцент;» Московской духовной академии, как указано в его служебном формуляре: «Избран Советом академии на должность доцента по занимаемой им кафедре Святого Писания Ветхого Завета и утверждён в означенной должности епархиальным преосвященным; указом Правительствующего сената (по департаменту герольдии) за № 52 утверждён в чине надворного советника со старшинством с 12-го ноября 1891 года» {4} .
Впрочем, тот год подарил жизни молодого богослова в чине надворного советника и менее официальные, но куда более приятные события. Вспомним, как очевидец описывает студентов академии, открыто ухаживающих за местными дамами и барышнями. Александр Жданов тоже не остался в стороне от этого приятного и, пожалуй, богоугодного дела. Избранницей тридцатилетнего уроженца Рязанской губернии стала Екатерина Горская, дочь «заслуженного экстраординарного профессора по кафедре Еврейского языка и Библейской археологии» Павла Ивановича Горского-Платонова.
Любовный роман завершился венчанием в 1890 году. В апреле 1891 года у молодожёнов родился первенец — дочь Татьяна. Окружавшие младенца с рождения иерархи церкви и профессора богословия, искушённые в библейских тонкостях, не могли предполагать, что Татьяна Александровна Жданова в будущем станет убеждённым членом коммунистической партии и будет преподавать марксизм и научный атеизм в партийной школе. Но это будет потом…
Настало время познакомиться со вторым дедом главного героя нашей книги. Павел Иванович Горский-Платонов родился 2 января 1835 года. Род Горских был издавна связан с Русской православной церковью, среди них были и ректоры Духовной академии, и епископы. Недаром в семье Ждановых позднее шутили, что их матушка — Екатерина Павловна — «состояла в родстве чуть ли не со всем Священным синодом» {5} . При таком раскладе начало жизненного пути Павла Горского было предопределено — он окончил Вифанскую духовную семинарию, которая находилась в том же Сергиевом Посаде, затем обучался в Московской духовной академии и так же, как и его будущий зять, за успехи в учёбе остался бакалавром при академии. Магистром богословия дед будущего секретаря ЦК ВКП(б) стал в 1858 году.
Павел Иванович был искренне верующим человеком. В 1864 году он опубликовал свой перевод работы немецкого католического философа Якоба Фрошаммера «Разбор учения Дарвина о происхождении видов в царстве животном и растительном» {6} . Тем самым Горский-Платонов стал одним из первых, кто познакомил русского читателя с дарвиновской теорией и её критикой с позиций христианства.
Искренне верующий, он был живым человеком со всеми большими и мелкими страстями. А.Л. Катанский описал своё первое знакомство с Павлом Горским сразу по прибытии в академию: «Приняли меня очень приветливо, но глядели на меня, что называется, во все глаза, стараясь распознать, что за птица прилетела к ним из Петербурга… Бакалавр П.И. Горский… в особенности испытующе посматривал на меня для того, чтобы на другой день разнести по Посаду весть о новоприезжем из Петербурга бакалавре и поделиться своими впечатлениями от нового знакомства» {7} .
По свидетельству современников, Горский, ещё будучи бакалавром, являлся «главным заправилой» одной из двух группировок преподавателей академии. В 1869 году Священным синодом был утверждён новый устав академии, вводивший элементы самоуправления, что обострило борьбу преподавательских группировок за влияние на академическую и научную жизнь. И неформально возглавляемый Павлом Горским кружок быстро стал доминировать в стенах академии. Вскоре уже профессор Горский-Платонов сделался одним из влиятельнейших лиц академии, её инспектором.
В 1892 году профессор П.И. Горский вместе с архимандритом Антонием Храповицким основал «Богословский вестник» — официальное периодическое издание Московской духовной академии. После революции 1917 года убеждённый монархист Антоний Храповицкий будет активным сторонником Белого движения, бескомпромиссным врагом советской власти и основателем РПЦЗ — Русской православной церкви за рубежом.
Примечательно, что в первом же номере «Богословского вестника» появилась и небольшая статья доцента А. Жданова с рецензиями на новые западноевропейские работы по изучению библейских писаний. В том же номере в самом конце была помещена статья профессора П.И. Горского, по содержанию весьма далёкая от сугубо богословских тем, но весьма актуальная для текущего положения России. Статья называлась обтекаемо — «По поводу неурожая», но описывала самый настоящий голод: «Нынешний год тяжёл для нашего отечества. Целым миллионам людей будет очень трудно прокормить себя нынешнюю зиму и весну, многим сотням тысяч людей нельзя будет добывать необходимыя или обычныя средства жизни в тех размерах, как было доселе, и наконец всем не очень богатым людям, всем служащим, получающим небольшое жалованье, придётся нелегко прожить голодное время…» {8}