«Летопись! — вот что значит А, — вдруг воскликнул довольный своей догадкой Максим, — летопись номер 1 за девяносто седьмой, страница 28 — вот как это расшифровывается!» Он открыл первый ящик левой тумбы. «Значит, есть и остальные одиннадцать частей или хотя бы сколько-нибудь! Интересно все-таки, куда я попал…»В ящиках, аккуратно сложенные, лежали пронумерованные папки-скоросшиватели, летописи долгих лет под землей. Наугад Максим раскрыл одну из них. Это были подробные отчеты о жизни никому не известных людей, укрывающихся под землей по таинственным причинам. Наблюдения за подземной Москвой, письма на поверхность тем, кто знал о них и помогал им, разного рода хозяйственные заметки.

Помимо прочего, в папки соответственно времени были собраны всевозможные сведения о Соловецком монастыре. Это были вырезки из газет, тексты указов и распоряжений различных министерств, большей частью министерства культуры, касающиеся передачи зданий в ведомство музея-заповедника, отчеты археологических экспедиций, информация о работе реставраторов. Такие документы были особенно аккуратно перепечатаны на машинке и тщательно сложены. Некоторые строчки были подчеркнуты карандашом, рядом стояли вопросительные и восклицательные знаки. Летописи за семидесятые годы были самыми толстыми и потрепанными, видимо, они не раз перечитывались. В конце каждого года шли страницы каких-то сопоставлений полученных сведений. Впрочем, все это перемежалось сообщениями другого толка. Максим отодвинул стул, прижимавшийся спинкой к кромке стола, сел и принялся листать страницы странных летописей, непонятно кем и с какой целью составленных.

Интереса к хронологии последних событий обитателей бункера Максим особенно не испытывал. Мельком проглядел он пятидесятые и тридцатые года, где сообщалось о переезде в новое убежище — недостроенный и замороженный бункер, то есть непосредственно туда, где все и происходило. В тридцать девятом году много страниц было посвящено расформированию Соловецкой тюрьмы, везде попадались старые фотографии, в основном какого-то дворика, похожего на те, где разворачивается действие какого-нибудь фильма о средневековье: двухэтажное здание окаймляло дворик, при этом не имело окон. Вместо них туда выходила также изгибающаяся двухэтажная крытая галерея с большим количеством арочных проемов. На других фото была изображена башня с подписью «белая башня». «Никакая она не белая, построена из огромных валунов, а сверху немного кирпичей», — подумал Максим, продолжая листать машинописные страницы.

Двадцать третий год. Эта папка была самой толстой. Огромное количество фотографий обгоревших церквей и домов, заметки о переезде в Москву, о размещении в каком-то неизвестном подземелье под какой-то церковью, схемы, схемы, фотографии, описания, карты, некоторые из них были явно картами подземных ходов: очертания островов покрывала густая сеть линий, пересекающихся, расходящихся, ведущих в самые разные концы. Везде были сделаны необходимые подписи и пометки. Потом был еще восемнадцатый год. Больше летописей не было. Внимание Максима привлекла маленькая шкатулочка, расписанная, как это принято в России, яркими красками по черному фону. Он хотел достать ее из ящика, но случайно взял только за крышку, и она открылась. На дно ящика высыпались сверкающие в неярком свете ламп крупинки. Некоторые были совсем маленькими, но мерцали, как звезды. «Вот это да! Неужели алмазы? И с самой революции они прячут это под землей? И карты, и шахты, нарисованные на них… и опасения о том, что все это могут найти где-то там, далеко, на Севере, где никто никогда не жил… потрясающе!!!» — Максим вдруг представил себе просторные пустые штольни, где на стенах, потолке и даже на полу светятся тысячи алмазов. «И они уехали туда! За своими алмазами, когда убедились, что советская власть окончательно пала!» — воображение вновь заработало в полную силу. Максим встал и стал ходить по ангару, бессмысленно рассматривая все, что попадалось на пути. Он поднес фонарь к почерневшей и потрескавшейся иконе. Угол ее был обгоревшим. Он разглядел лики двух святых, которые склонялись над островом, на котором стоял дивный белый монастырь. «А что же там? — подумал он, глядя на чернеющий проход в стене помещения, — может быть, сундуки, сокровища… Библиотека Ивана Грозного!?» — почему-то взбрела в голову нелепая мысль.

Максим вышел через галерею в соседний ангар. Здесь, однако, к его разочарованию, находился склад. Повсюду стояли ящики с консервами^ запасы других продуктов первой необходимости, стояла даже газовая плитка с красным баллоном, на котором белело «пропан». База действительно хорошо снабжалась сверху, она была готова долгое время жить в изоляции, случись между сверхдержавами ядерная схватка, многие москвичи погибли бы, даже не добежав до бомбоубежищ, а хранители тайны Соловков выжили бы, чтобы потом, когда дамоклов меч власти не висел бы над ними, спокойно вернуть себе монастырь и все его тайные богатства, не реквизированные, как ни старались комиссии советских времен.

Налево вглубь земли уходил тоннель, видимо там планировалось сделать выход на поверхность. Через несколько метров тоннель обрывался — на пути вставала отвесная кирпичная кладка. Видимо, здесь был так называемый «главный выход» — замаскированная под кирпичи дверь. Она открывалась наружу и с другой стороны была неотличима от обычной кладки. Так что подозрения она вызвать не могла. Изнутри был виден каркас, сваренный из толстых стальных уголков, на которые были установлены прочные засовы на всякий случай. Мало ли, кто под землей гуляет?

«Восьмой кирпич справа, ряд 5!» — снова надпись над дверью. На этот раз уже гораздо менее страшного содержания, чем над склепом. Максим отодвинул засовы и открыл дверь. Найдя восьмой кирпич справа от входа в пятом ряду, он обнаружил, что он не был укреплен в стене и его можно было просто вынуть и открыть незаметную дверь снаружи.

Осветив неяркими лучами ручного фонарика новое помещение, Максим увидел очень короткий отрезок коридора, оканчивающийся пустым дверным проемом, не похожим на массивные косяки герметичных дверей, а напоминавшим, скорее, место для створок лифта. Наверное, тут планировалась шахта для связи бункера и какого-нибудь особого дома наверху, ничем не отличающегося от остальных снаружи, но таящего в глубине своего подвала секреты, которые еще очень нескоро будут известны простым горожанам. Таких зданий много в Москве. На стенке шахты были видны железные скобы — ступени временной лестницы, обреченной стать вечной. Рука устала. Максим потушил фонарь и переложил его в другую руку, при сжатии кисти которой все еще ощущалась боль, оставшаяся после аварии поезда. Глаза не успевали перестраиваться. Темнота снова на миг окутала его.

— День добрый, — сказала темнота.

Звук прыжка. Из шахты лифта прорезался ослепительный голубовато-электрический луч мощного светодиодного фонаря.

— И здрасте! — открылась потайная дверь; появившийся оттуда человек передернул затвор и упер в спину Максима холодноватое дуло автомата.

— Парень, ты из ФСБ? Что молчим? — спросил силуэт в шахте.

— Нет, я сдаюсь, я… вы кто?., вы тут живете, вы… отпустите, пожалуйста… что вам нужно?

— Та-ак, понятненько! А что же мы ходим-то, где не положено, а? Ходить надо по земле, а тут совсем даже не следует, — иронично и тихо продолжал незнакомец, светя Максиму прямо в лицо.

— Вы убьете меня? — с дрожью в голосе наконец спросил Максим. Время опять начинало растягиваться, и все реплики человека с фонарем казались попавшему в плен длинными монологами.

— Не обязательно. Скажем так, если будешь вести себя как следует, то в угол и к стенке не поставим, хе-хе, даже прокатим немножко. Ну-ка, дай-ка сюда, — обратился он к Максиму и показал на сумку.

Максим начал снимать ее с плеча.

— Не двигаться! — рявкнул голос за спиной, и дуло автомата с новой силой впилось Максиму в рубашку.