Я кивал головой, все-таки вот так сразу не откажешь, малышка приволокла с собой "вискарь", несколько блоков фирменных сигарет, закуски из "Березки", я понимал, кто она и чем занимается, не хуже Жеки, но поддакивал: да, конечно же, поможем, прослушаем, напишем, договоримся с телевидением, раскрутка пойдет такая, что ей и не снилось... Не успел я та-кое пробормотать, как она достала из своей маленькой крокодильей сумочки кассету, поставила ее, и я в самом деле услышал неплохую студийную запись, даже определил, где и кем она сделана. Да, там научат петь и немого, только башляй. Девочка и в самом деле может далеко пойти, если ей помочь на наших обычных условиях... Такса есть такса, и ничего не попишешь, или иди пой на танцплощадку, только тебя. там с твоей искусной "фанерой" погонят в шею и имени не спросят. Я ей об этом, конечно же, не сказал. И тут раздался их звонок.
Что ж, мы можем поговорить, но не так, как когда-то, времена изменились.
И вот они топчутся у входа в мою контору, а меня еще слегка водит из стороны в сторону, даже таксист глянул на меня вполне определенно, я прочел в его взгляде: "Тебе бы, парень, самое время уколоться" и тут же положил под язык таблетку валидола. Виски все-таки вещь непривычная, особенно когда в кармане давно уже не звенят не только "синенькие", но и "деревянные".
Девицу Жека уволок во вторую комнату, а я стал накручивать телефонный диск, но была ночь, и был полный разбор, меня никто давно уже не ждал. Я собирался было завалиться спать, как подошла будущая звезда и потащила меня, приговаривая, что все будет хорошо, нам втроем будет еще лучше, чем вдвоем, это ее забота. Она в самом деле оказалась мастерицей, расшевелила нас с Жекой так, что мы словно лет двадцать сбросили. Все-таки Жеке надо отдать должное, контингент у него подобран с особой тщательностью, а девчонке мне придется помогать, ничего не поделаешь, мы назначили еще одну встречу, и таксу придется снизить...
Я еще раз глянул со стороны на, этих двоих. Кто их узнает сегодня? Несколько пенсионерок, да и то вряд ли... Двое монстров с почетными званиями, которых и знают разве что в высоких инстанциях, как людей, которых можно зазывать на ответственные концерты по круглым датам, и они ничего "такого" не споют, даже вызовут слезу умиления своим "настоящим искусством". Двадцать лет назад они начали пиликать свои "близкие народу" песенки, получали по 7.50 за концерт и были счастливы, они не вылизали из телевизионных "Огоньков", о них писали, что на "эстраде явилось русское чудо". Потом, когда все подобные команды пораспадались, что, впрочем, следовало сделать и им, пришли "металл" и настоящая попса, они вдруг заголосили псевдооперы на патриотические стихи. Всех ругали, а их хвалили, их снова везде приглашали, и в концертах они шли после залпа "Авроры", а теперь, чтобы вконец не пропасть, затянули под попсу, но с народным привкусом. Двадцать лет как они тянут свою лямку, катают по районным домам культуры, маленьким стадиончикам, собирают прапорщиков и их жен, а я должен отдуваться. Мы хорошо друг друга знаем, но времена, братцы, изменились.
Я подошел к ним и произнес в стиле их песен "Сколько лет, сколько зим". Затем провел без пропуска мимо места на входе, сыпанув ему горсть "Кэмэла". Мы поднялись на лифте в мою конуру, которую я делил с молодым стажером.
Я открыл бутылку минеральной, с жадностью выпил стакан. Старший, усатый, лысый, лет пятидесяти, понимающе хмыкнул, мол, это дело поправимое, все в наших руках, вот сейчас поговорим и пойдем куда следует, в Москве немало заветных мест, вспомним молодость. Но это, друзья, не та песня, это раньше можно было закатить шикарный обед, скажем, в домжуре, и все расходились счастливыми, сегодня я найду с кем пообедать в более приличной и приятной компании ...
Каждый из нас был занят своими мыслями, допивал бутылку минеральной, и старший начал вещать, что я не постарел с тех пор, как мы виделись в послёдний раз, юноша да и только, а публикации мои, более того, помолодели, их ждут все, я остался смелым и принципиальным, несмотря на наше сложное время (последняя фраза мне явно не понравилась), четко расставляю акценты в запущенном эстрадном хозяйстве (похоже на последний доклад нового министра культуры), и хорошо, что еще остались люди... Он вспомнил нашу последнюю встречу в Сочи, конкурс, где он и я были членами жюри, мои слова, с которыми он тогда не был согласен, а сегодня целиком солидарен. Слов своих я, естественно, не помнил, а вот то, что он тогда выручил несколькими сотнями рублей, запечатлел в памяти. Уж не вспоминает ли он все в деталях, чтобы заполучить обратно эти деньги? Нет, он помнит, что я критиковал их последний репертуар, они отказались от сложных форм, вернулись к народной песне, практически к лубку, на них снова повалили, притом, как ни странно, и пацаны, и старухи, и им снова поверили, и вот теперь накануне своего юбилея они почувствовали себя молодыми и окрыленными. Во всем этом было много вранья, но я поздравил их. В самом деле, не многим удалось уцелеть в штормовом эстрадном океане (люблю я все-таки цитировать пошлятину из газет), когда-нибудь любители истинного искусства на эстраде, именно истинного, я подчеркнул это, поставят им памятник, а пока надо продолжать не отступать от занятых позиций. Лица у них от моих слов повеселели. Младший сообщил, что они готовят юбилейный концерт, им обещали зал "Россия", но все еще под большим вопросом. Кто-кто, а я-то понимаю, как сложно что-нибудь пробить, не зря ведь говорят, что сегодня зрителей намного меньше, чем возникших групп, и им нелегко выдержать конкуренцию.
Директор зала до сих пор ничего определенного "не сказал, словом, - нужна поддержка... Тут они оба замялись. Конечно, я все понимаю, им нужна поддержка, я поговорю с главным, чтобы дать юбилейную статью или нечто вроде этого, но в последнее время стало трудно с газетной площадью, идет борьба - за тиражи, растут, как грибы после дождя, всякие левые, из подворотен, издания, главный требует, чтобы каждый материал был сенсационным, иначе можно закрывать газету, ее просто перестанут читать: Поэтому переговоры у меня предстоят трудные и сложные, сперва с членами редколлегии, со своим непосредственным начальником, человеком, зацикленным на классике или на джазе, в крайнем случае он подпускает "металл" и попсу, но самую читабельную, потом с замами, а потом уже с главным. Придется доказывать, что когда-то мы вас открывали, все время поддерживали, и теперь не имеем права остаться в стороне. Они понимающе кивали головами, потом вдруг старший предложил: "Может, пообедаем где-нибудь вместё..." Ну, вот и договорились, нет; ребята, наша беседа происходит не двадцать лет назад, когда вы меня устраивали с большой котлетой и бутылкой коньяка на столе, сам могу вас накормить и неплохо, да еще в таком месте, куда вас близко не подпустят...
Я сослался на страшную занятость, надо сдавать полосу, принимать еще троих человек, которым, в отличие от них, придется отказывать, потом писать материал на радио, выступать на телевидении в молодежном канале. И тут младший быстренько встал со своего места: "Вспомнил, мне срочно нужно позвонить домой. Можно из соседней комнаты?" Что ж, немного в лоб, но и так сойдет. Я проводил его и вернулся к усатому народному артисту. Тот повел себя,- как и следовало ожидать, более решительно, наклонил сверкающую лысину, сказал, что мы давно друг друга знаем (молодчина!), он понимает, каких трудов будет стоить мне публикация, и желает их хоть немного компенсировать, Протянул мне небольшой, но довольно тугой сверточек, я небрежно бросил его в ящик стола. В самом деле, сказал я, мне придется хлопотать, да еще и не один раз, но все, надеюсь, будет в полном ажуре. К тому же, у главного день рождения, и я сделаю ему соответственный подарок, не преминув упомянуть при этом и о них. Еще я полистал календарь на столе, спросил, когда точная дата юбилея, и сказал, что материал появится именно в этот день.