Он наугад открыл книгу, ткнул пальцем и прочитал:
— «…Таким образом первоначальная тема расширилась до чудовищных размеров»… Понятно?
— М-да, — сказал Филипп Марленович и прошелся взад-вперед по паркету; паркет квакал. — Молодец старик Шпенглер, неоднозначно высказался… Значит, первоначальная тема… напомни мне, где это?
Потапов расправил карту и нашел нужную отметку.
— Вот здесь. Только будь осторожен, чтобы не получилось, как в прошлый раз.
— В прошлый раз подвели собаки.
— Собаки срезонировали, когда ты уронил пассатижи.
— Ладно, буду осторожней, — пробурчал Филипп Марленович. — Сейчас надену треники — и поедем.
10
Крутоджиповые ребята не обманули Марчелло: промчавшись по начинающим пустеть улицам, они меньше, чем через пять минут, затормозили у ресторана, залитого наглым неоновым светом. Да, дорогие мои, это раньше для таких мест были в цене названия, вроде: «Лунная рапсодия», «Волшебный замок» или «Романтический уголок». Теперь в моду вошли другие: «Поношенный лапоть», «Дырка от бублика», «Логово разбойников»… Так вот, кабак, куда причалил джип, назывался и вовсе шикарно для своей эпохи: «Подонки и шлюхи».
Оценив вызывающий тон и высокий уровень заведения, Марчелло сказал:
— Ребята, в такие кабаки я не хожу, у меня для них карман мелкий.
— Да ты не *! — успокоил один из сопровождавших, — Сегодня гуляем без бабла. Потерянный поляну накрыл.
Пока Марчелло размышлял над услышанным, вся компания вошла внутрь, и еще один братан пояснил:
— Только смотри, не крякни ему, что он — Потерянный, башку снесет. Тебе он — Кирилл Петрович. Догнал?
— Вроде догнал… — несколько растерянно сказал Марчелло.
Внутри был ресторан как ресторан. Столы полумесяцем окружали эстраду; над столами чокались и жевали. На эстраде что-то алчно кричала пиратская команда с гитарами. Солидные гости обретались в VIP-загончиках за ажурными перегородками, увитыми пластмассовым плющом. Спутники увлекли Марчелло в дальний угол, где за плющом сидели несколько человек, будто клонированные с тех, что приехали в джипе. Марчелло хотел было тихо поинтересоваться у ближайшего разбойника, где здесь этот… Кирилл Петрович, но сам тут же понял.
В центре собрания, словно Христос на Тайной вечере, сидела фигура вроде бы такая же, как все прочие — тоже в черном и с черной барсеткой, лежащей возле тарелки на скатерти. Но нет! Главаризм все-таки выдавал себя более развязной позой и глазами желтыми, как у волка. Только полный дурак не догадался бы, что желтоглазый — это и есть тот самый Потерянный… то есть, пардон, Кирилл Петрович.
Перед Потерянным на блюде стояла жареная утка, похожая на маленького голого человечка; перед прочими — яства попроще.
Увидев вновь прибывших, желтоглазый произнес с развязностью, являющейся в этом мире привилегией начальства:
— Ба! Вот и они! Можно я ничего не буду говорить?
Спутники Марчелло слегка смутились, потом тот, что рекомендовал называть Потерянного Кириллом Петровичем, сказал: — Да мы, Петрович, Клеща ждали.
Желтые глаза обежали всех маячивших перед ним.
— И где же он?
— Не знаем. * куда-то.
— А вы его долго ждали?
— Ждали, Петрович. Как последние лохи ждали.
Взгляд Потерянного остановился на Марчелло.
— А это кто?
— Это, Петрович, сюрприз.
— Вот этот додик?
— Ага. Это не додик. Это соловей.
Марчелло на всякий случай сделал лицо наивное, как у морского конька.
— Поет, что ли? — слегка поморщился Потерянный. — Тут этих соловьев — как грязи.
Он без особого дружелюбия посмотрел в ту сторону, откуда задушевно-блатными голосами сотрясали воздух гитарилы.
— Не поет, Петрович. Травит фуфло всякое. Врет, как телевидение.
Желтые глаза совсем замерли на Марчелло, и тому вдруг стало неуютно, словно лысому под дождем.
— Ну, че застыли? — наконец снова подал голос Потерянный, съезжая взглядом с Марчелло. — Сели, налили!
Стоявшие радостно задвигались, рассаживаясь за столом, уставленным подлинными грузинскими винами Московского винзавода. Марчелло оказался рядом с желтоглазым, для которого он, собственно, и был доставлен. Чья-то рука, обилие перстней на пальцах которой слегка напоминало кастет, наполнила бокал возле гостя. Желтоглазый налил себе сам и задал вполне законный вопрос:
— Тебя как зовут?
Марчелло хотел ответить, что его зовут Марчелло, но догадался, что выпендриваться надо в других местах. Вроде «Рогатого Пегаса». Поэтому он честно признался:
— Костя. Можно — Костик.
И мы теперь тоже будем называть его этим именем.
— А я — Кирилл Петрович, — сказал желтоглазый.
— Чем занимаешься, Костик?
— Я востоковед-филолог.
— Как? — удивился желтоглазый. — Надо же, без хорошей закуски не выговоришь. Давай дернем. Ты даже не представляешь, как удачно попал, по ‘л? На самое веселье.
— А за что пить будем? — осведомился Костик, понемногу осваиваясь в новой обстановке.
— День рождения у меня, по ‘л?
Костик кивнул.
— Поздравляю.
— Давай за это выпьем.
— Да я за рулем, — замялся Костик. — У меня там машина осталась… А я уже в одном месте слегка принял на грудь…
— Если у тебя в жизни все проблемы будут такими, то у тебя и умереть не получится… А что — хорошая у тебя тачка? — поинтересовался Потерянный.
— Ревет как гоночный автомобиль, но едет гораздо медленнее.
— Тем более! Кому ты на такой нужен! Давай выпьем за меня. А поймают менты — сунешь им сотню зеленых, сейчас демократия, по ‘л?
У Костика в кармане давно не бывало сотни зеленых, тем не менее, он согласно кивнул:
— По‘л.
— Вот это уже лучше.
Рука Потерянного подняла бокал. Костику пришлось сделать то же самое со своим.
— Так ты, значит, по восточным… — задумчиво проговорил хозяин стола. — А как будет: «Твое здоровье!» по-папуасски?
Костик усмехнулся. Таким простым приемчиком его не срежешь — Это смотря сколько налить, Кирилл Петрович.
— Да, — сказал Потерянный, — Правду сказали: тебя за язык не поймаешь.
— Га-га-га! — отозвались прочие застольщики.
Потерянный поднес бокал к губам. Костик тоже послушно глотнул и поперхнулся.
— Это что?
— Как что? — удивился Потерянный. — Вискарь. Самый лучший. Ирландский.
— Сильно! — сказал Костик, опустив бокал на стол.
— Смотри, это дело опасное! — предупредил Потерянный. — Сначала пить бросишь, потом еще что-нибудь бросишь…
За столом снова загагакали.
— Ну вот, — огорчился Потерянный. — Опять я всех развлекаю. А говорили — ты среди нас самый большой шутник, — он приобнял Костика за плечи, словно добрый и умный начальник из советского фильма. — Где же твои шутки?
— Шутить можно по-разному, — отозвался Костик.
— Один мой знакомый, Гена Плошкин, сидел как-то с женой в ресторане в Турции. К нему подошли два местных человека и предложили продать жену за две тысячи долларов. Гена решил, что ребята шутят, и в ответ тоже пошутил: мол, он сам ее купил за две с половиной, поэтому дешевле трех тысяч не отдаст, а кроме того, никакую сделку серьезно не рассматривает, если к ней не приложена пара бутылок хорошего коньяку. Через некоторое время Гена отлучился в туалет, а когда вернулся, то обнаружил на столике три тысячи зеленых и две бутылки «Камю», а жена исчезла.
— Надо же, чего не бывает! Полный дизайн! — восхитился историей Потерянный. — Давай тоже с тобой вмажем коньячку. Самого лучшего. Дагестанского.
— А можно ли коньяк с виски мешать? — усомнился Костик.
— А кто запретил? — удивился желтоглазый. — Мне надо расслабитья до основания, я сегодня совершенно на выдохе, по’л? А тебе разве не надо расслабиться? Или у вас, на Востоке, другие способы?
— Да нет, на Востоке тоже выпивают, — успокоил Костик. — Однажды я сидел в Ташкенте на банкете рядом с муллой. Гляжу: мулла все наливает себе и наливает. «Как же так, говорю, товарищ мулла, пророк Мухаммед ведь запретил алкоголь!» А он — мне: «Ти знаиш, чито пророк сказал? Пророк сказал: в адын капля вина сидит шайтан!». Тут он сунул палец в стакан, вынул его — на пальце висит капля водки. Стряхнул ее подальше: «Вот он, этот капля! Теперь шайтан в мой бокал нет!».