— Зачем же отказываться от помощи, князь? — Усмехнулся Войдылло.

— Так, то оно так. Но не потребует ли Орден слишком высокую плату за услуги? — Засомневался Ягайло.

— А что тебе терять, князь? У тебя, по сути дела, ничего нет, кроме титула — великий князь литовский. Твои старшие братья не желают признавать тебя своим господином. Сначала надо взять власть в своем доме, а уж потом договариваться с Орденом о цене. Чем прочнее будет твое положение в Литве, тем меньше будет заботить тебя Тевтонский орден. Отдавать долги заставляют только слабых, сильным же, боятся даже напоминать о них.

— Так и быть, до осени подожду положенной мне от братьев дани. Воздержусь от действий против них не из-за страха, а во имя светлой памяти нашего отца. — Лицо Ягайлы при этих словах приняло суровое выражение. — Но если к осени они не вспомнят о великом князе литовском, придется говорить с братьями языком меча.

— Как бы не опоздать. Если твои братья объединятся, тяжко будет с ними сладить. — Заметил Войдылло.

— Помолчи, пока я не рассердился. Вечно ты лезешь со своими советами. — Оборвал Ягайло размышления слуги. — Пойми, это же мои родные братья, и я дал слово умирающему отцу, что не пролью их крови. А ты, как всегда, торопишь меня, хочешь, чтобы я стал братоубийцей.

Войдылло сконфуженно молчал, опустив глаза. Он понял свою ошибку. Собственно, ошибки никакой не было — торопиться следовало бы, пока братья Ягайлы не укрепились в своих княжествах и не объединили войска. Понимал это и Ягайло — понимал умом, но сердцем принять не мог. Родственные чувства на этот раз взяли верх.

— Иди спать, Войдылло, уже поздно. — Сказал Ягайло своему слуге, который совсем был сбит с толку проявлением родственных чувств господина.

— Покойной ночи, князь. — Пробормотал Войдылло и удалился из почивальни.

Ягайло задул последние две свечи у изголовья, и в комнате воцарился полный мрак. Но сон упорно не шел к Ягайле. Из головы не выходили проклятые немцы. Помимо разговора с Войдыллом, он беседовал с человеком, который говорил совсем другие слова.

Несколькими днями раньше в длинном замковом коридоре Ягайло лицом к лицу встретился с Кейстутом.

— Что хотели тевтонские послы от тебя, племянник? — С присущей ему прямотой спросил старик.

— Ничего. Просто приехали поздравить по случаю избрания меня великим князем и передали дары своего магистра.

— О чем же был у вас разговор? — Попытался выяснить Кейстут.

— Да, в общем-то, ни о чем. Говорили о здоровье магистра, послы хвастались могуществом Ордена, француз рассказывал о своей родине и предках.

— И больше ничего не просили, не предлагали?

— Нет. — Коротко ответил Ягайло, решив пока утаить от дяди предложения немцев о помощи.

— Что-то не похоже на немцев. Просто так они и пальцем не пошевелят. Но если крестоносцам надо чего-нибудь добиться, они не пожалеют ни золота, ни дорогих подарков. Ты получил от них богатые дары, но ни на мгновенье не верь этим лживым тевтонским псам. Помни, Ягайло, крестоносцы щедро заплатят за то, чтобы посеять вражду между литовскими князьями, а затем прибрать к рукам владения каждого поодиночке. Единственное, что им от нас нужно — это земли нашего княжества, наши ремесленники и землепашцы, которые будут работать на Орден. Напрасно ты отпустил послов, следовало бы заковать в цепи эту немецкую заразу, чтобы другим неповадно было мутить воду в нашем княжестве.

Кейстута можно было понять: вся жизнь его прошла в жестоких схватках с крестоносцами. "Что же говорило в Кейстуте, — напряженно думал Ягайло, — голос разума или злоба, накопленная в многолетней борьбе?"

Пришла осень, а вместе с ней пришло и время сбора традиционной дани виленскому двору — подданщины. Но напрасно ждал ее Ягайло от старших братьев. Так и не получил он ни гривны серебра от Андрея Полоцкого, из Брянска от Дмитрия, из Киева от Владимира. Крупнейшие княжества Литовского государства стали фактически независимыми. А если к этому еще добавить то, что западная часть Великого княжества Литовского находилась в непосредственном управлении Кейстута, то от наследства отца у Ягайлы почти ничего не осталось.

Лазутчики Ягайлы, которых разослал по непокорным княжествам предусмотрительный Войдылло, доносили, что Андрей Полоцкий один за другим шлет послов в Брянское и Киевское княжества, а на днях его боярин Алексей Селява отправился с дарами к великому князю московскому. Ягайло понял, что дальше ждать нельзя. Это твердил ему и Войдылло, описывая шаткость положения своего господаря.

И вот в одно дождливое осеннее утро Ягайло преобразился. Никто не узнавал в решительном человеке былого беззаботного, ленивого юношу. Кипучая жажда деятельности охватила Ягайлу. Он твердо вознамерился силой оружия привести в повиновение своих старших братьев.

Наступили осенние холода. Но, несмотря на то, что военные походы начинались обычно весной или летом, это не остановило Ягайло в его приготовлениях. Спешно начала создаваться дружина. Один за другим из ворот Верхнего замка выезжали на резвых конях гонцы, разнося призывный клич молодого князя по всем землям Литвы. Ягайло понимал, что для войны с тремя самыми крупными княжениями будет недостаточно рати, собранной в немногочисленных подвластных ему землях. Тогда он обратился за помощью к дяде. Кейстут одобрил намерения племянника и призвал бояр своей половины княжества принять участие в предстоящей войне.

Вскоре в стольный град начали прибывать вооруженные отряды из Апуоле, Гриеже, Медвигалис, Берзгайнис, Кернаве. По улицам Вильно, которые протянулись как продолжение трактов из Трок, Полоцка, Укмерге, Медининкай, Рудининкай, непрерывным потоком шли одинокие воины и целые боярские или княжеские дружины. Опасаясь за свои владения, привели воинов князья из династии Рюриковичей: Мстиславский, Слуцкий, Клецкий, Кобринский. Даже из далекого Новгород-Северского прислал дружину брат Ягайлы — князь Корибут.

Наиболее знатные ратники размещались на территории Верхнего замка. Остальные воины располагались в Нижнем и деревянном Кривом замке, что на горе Антария, состоящей из трех возвышенностей — Бекешей, Крестовой и Столовой. Но вышеперечисленные укрепления не могли вобрать в себя постоянно прибывающее количество народа. Вооруженные люди ломились в дома перепуганных местных жителей. Иногда дело оканчивалось кровавыми стычками. Владельцы посессий, обнесенных высокими каменными стенами и превращенных в крепости, давали решительный отпор пришельцам. Но осенние холода, а вслед за ними и первый снег упрямо гнали воинов под крышу. После нескольких неудачных штурмов богатых особняков, ратники довольствовались приютом в убогих домах беззащитного черного люда Литовской столицы.

День и ночь трудились немецкие перебежчики Иоанн Ланцеберг и Фридрих Миссенский, обучая воинскому искусству литовских ремесленников и крестьян. Немало усилий приходилось приложить им для того, чтобы мозолистые руки, всю жизнь державшие соху или лепившие горшки на гончарном круге, научились владеть мечем и сулицей, щитом и луком.

Воины и их учителя-немцы старались изо всех сил, ибо за их подготовкой к войне следил сам великий князь, который помимо того, что мог наблюдать за ходом учения из окна своего замка, и сам был частым гостем на поле мнимых сражений. Сегодня, несмотря на мокрый снег, сменившийся к обеду мелким моросившим дождем, он с Войдыллом наблюдал, как его собственные подданные — жители Крева и Витебска — рубят мечами толстые дубовые столбы, принимая их за воображаемого противника.

Подъехал Витовт. После избрания Ягайлы великим князем двоюродные братья почти перестали видеться. Государственные дела целиком и полностью поглотили Ягайлу.

— Привет, Ягайло, — добродушно улыбаясь, произнес Витовт.

— Здравствуй, брат, — ответил ему Ягайло с той же дружеской улыбкой, которая говорила, что он рад видеть родственника.

— Прими, Ягайло, в свою рать еще одного воина. Отец поручил мне возглавить жмудские дружины.