Уловив в его голосе дрожь, пусть даже совсем легкую, Морис решил, что затягивать разговор не стоит.

— У тебя что, нет друзей? Для того они и существуют, чтобы делить с ними минуты уныния. Выбери самого подходящего и поезжай с ним расширять горизонты. Проблема с телевидением в том, что вечно топчешься на одном пятачке, совсем теряешь чувство перспективы. Когда вернешься, позвони. Встретимся, выпьем, обменяемся впечатлениями. Выше голову, старина! Передай привет своей очаровательной жене.

Повесив трубку, Хью обхватил себя руками. Его била дрожь, ноги подкашивались. В гостиной было сумрачно и зябко, а за окнами хозяйничало солнце и раскинулся сад — прекрасный, но лишенный души, как и весь этот треклятый мир. Сад, который еще не знал, каково состариться и быть выкорчеванным без всякой жалости.

— Мистер Хантер! Мистер Хантер!

— Что? — устало спросил Хью.

— Я еду забирать мальчиков из детского сада, а после обеда мне нужно в Сэйнсбери, и с ними останетесь вы. Так сказала миссис Хантер.

Кейт стояла на ступенях виллы Ричмонд. Она только что позвонила в дверь. Джеймс предложил оставить ключ у себя, но она отказалась, чувствуя, что это будет не совсем правильно: глава жизни, что прошла в этих стенах, не будет завершена, если не поставить точку. Он был заметно удивлен, когда она предупредила, что зайдет, но, кажется, удивлен приятно. «Приходи во вторник, — сказал он. — Посидим, поболтаем, выпьем чего-нибудь… — Он помедлил и добавил: — Леонарда не будет дома. Взял моду по вторникам играть в бридж, вообрази себе такое! Где не знаю. Беатрис возит его туда на такси».

Джосс тоже не могла быть дома, по крайней мере какое-то время. По вторникам она оставалась теперь на занятия театрального кружка — новшество, проистекшее из дружбы с Энжи, любительницы меняться вещами, и Эммы, о которой Кейт не знала вообще ничего. В любом случае отсутствие дочери было только кстати: на разговор с Джеймсом оставалось добрых полчаса, и она надеялась, что этого вполне хватит, чтобы его обработать. Ну а потом они вместе — по-хорошему, по-доброму — поговорят с Джосс. Конечно, смешно было надеяться, что уже сегодня она переберется в Осни. но прежде чем отказаться от надежды, Кейт позволила себе неоднократно ею насладиться.

Стоять перед дверью было неприятно, как-то неловко. Стремительно накатывал страх, и скоро Кейт закостенела в нервном напряжении. Она не видела Джеймса добрых два с половиной месяца, кроме той встречи мельком на перекрестке. За это время случилось столько всего, что человек, еще недавно близкий, казался совершенно чужим. Но когда дверь наконец открылась (до этого момента прошла как будто целая вечность), Кейт была поражена не чужеродностью, а наоборот, до мелочей знакомым ощущением. Джеймс улыбнулся и за руку потянул ее через порог.

— Кейт!

Он склонился к ней для поцелуя в щеку. Чисто автоматически она отвернулась, и губы лишь скользнули по волосам.

— Ах! — вырвалось у Джеймса.

— Как дела? — спросила Кейт оживленным, насквозь фальшивым тоном, который в последнее время стал для нее привычен.

— Как видишь, — просто ответил Джеймс.

Странно, но он ничуть не изменился. Не набрал в весе, но и не осунулся. Не помолодел на вид, но и не постарел. На нем была синяя рубашка в клетку (тоже знакомая, с заплаткой на левом локте) и рыжевато-коричневые брюки, подаренные ею же на последнее Рождество (она еще шутила, что они цвета ржавчины). Уж не надел ли он все это с дальним прицелом?

— Ты прекрасно выглядишь, — сказал Джеймс.

Кейт поспешно отвела взгляд. Она явилась не для обмена любезностями, а для серьезного разговора, перейти к которому было самое время.

— Джосс, наверное, скоро вернется…

— Да, примерно в шесть. Идем!

Джеймс открыл для Кейт дверь кабинета — учтиво, как для малознакомой дамы. Внутри все было именно так, как помнилось, и запах был в точности как раньше. Кейт вдруг испытала приступ ностальгии по прошлому (бессмысленное, глупое чувство) и, чтобы отвлечься, огляделась по сторонам. Травянисто-зеленый ковер, индийский принц, потертые кресла, ряды книг, кипы бумаг — все то же самое, все, как одиннадцать долгих недель назад. Единственной новой деталью была ваза с пионами на столе у выходящего в сад окна. (Джосс ни словом не обмолвилась о них Кейт. Пионы дала ей мать Гарта, Блуи Ачесон — вырастила их сама в саду при доме на Обсерватори-стрит. «Отнеси маме. У этих цветов такая короткая жизнь, что нужно брать от их расцвета все и как можно скорее». Постеснявшись сказать, что мамы дома нет и уже не будет, Джосс ограничилась благодарностью, а пионы отнесла Джеймсу. «Как мило! — воскликнул тот. — Мне еще никогда не дарили цветов». — «Что, правда?» — «Конечно. В наше время никому не приходило в голову, что и мужчинам можно дарить цветы. Главное, английским мужчинам». «Ну, раз уж мне они без надобности, пользуйся», — сказала Джосс, сознавая себя воплощением великодушия.)

— Красивые цветы, — заметила Кейт, как и подобает заглянувшему в гости постороннему.

— Они от матери одного друга Джосс.

— Энжи?

— Почему Энжи? От матери Гарта.

— То есть как это, Гарта?! Они же расстались с Джосс.

— Ну да, а теперь он все порывается броситься к ее ногам, — объяснил Джеймс с самодовольным смешком, который сразу раздосадовал Кейт. — Она, знаешь ли, оказалась крутой девчонкой. Справилась с ним одной левой!

Он пошел к столу, на котором только теперь Кейт заметила открытую бутылку вина и два бокала.

— Выпьешь?

— Да, немного.

Она уселась поближе к камину в одно из тех самых потертых кресел, вид которых всколыхнул память. Решимость постепенно возвращалась. То, что Джеймс опять торопился с выводами в отношении нее, напомнило о причинах, по которым она решила его оставить.

— Признаться тебе кое в чем? — Он задумчиво улыбнулся, протягивая бокал. — Я начинаю по-настоящему уважать и ценить Джосс. Ну, то есть ценил я ее всегда, но как ребенка, а не как личность. А ведь она личность и есть!

У Кейт резко изменилось настроение — ее охватила бешеная ярость. Да как он смеет! Как у него язык поворачивается говорить о Джосс как… как о своей!

Хорошенько глотнув, чтобы смирить темперамент, она сказала:

— Как раз поэтому я и здесь.

Улыбка Джеймса стала еще более лучистой. Он явно не понимал, к чему она клонит.

— Продолжай, — сказал он, поднося бокал к губам.

— Я пришла забрать Джосс домой. К себе, в Осни, — объяснила Кейт, глядя ему прямо в глаза. — Ты не находишь, что этот нелепый спектакль чересчур затянулся? Мать и ребенок должны жить вместе. Уж не знаю, что Джосс пытается доказать, оставаясь с тобой, но ясно одно — она пытается манипулировать мной, а это недопустимо…

Выражение безмерного огорчения на лице Джеймса заставило ее запнуться. Он отошел к окну и встал спиной к ней.

— Ну, что скажешь?! — не отступала Кейт.

Джеймс молчал. Она не могла видеть его лица, но сама поза была достаточно красноречивой, чтобы ее пронзила ужасная мысль. Господи Иисусе, да ведь он думал, что Джосс так и останется с ним! Может, он даже собирается бороться за права на Джосс! За права на ее родную дочь, кровь от крови ее!

— Пойми, — скороговоркой начала она, — я вовсе не собираюсь отнимать у тебя Джосс без всякой надежды увидеться! Хотите встречаться — пожалуйста, где угодно, в любое время! Или пусть приходит сюда, если это ей по душе… но, Джеймс! Дальше так не может продолжаться, ты это, конечно, понимаешь! Сам этот испытательный срок был оскорбителен — три месяца, как на новом рабочем месте! А ведь я не возражала! Я позволила Джосс настоять на своем, приняла ее требования во внимание, так что жаловаться ей не на что — престиж сохранен! Однако все хорошо в меру, так что ей придется переехать в Осни, и я всецело полагаюсь на твою… — «Господи, у меня и тон, и выражения в точности как у Хелен!» — Я полагаюсь на твою лояльность, — продолжала Кейт мягче. — Пожалуйста, не усложняй ей этот шаг, а постарайся облегчить, насколько возможно. Не создавай у Джосс впечатления, что ее отсылают прочь, как ребенка, и что ей придется делить между нами свою привязанность. Ведь это могло бы…