Из всего этого можно сделать глубокомысленный вывод, до которого, кажется, никто из ученых еще не додумался: люди не одевались по мере расселения в холодные районы, а, наоборот, продвигались на север, потому что на юге им было жарко в одежде, которую они вынуждены были носить в силу традиций и обычаев. Отсюда мораль: человеку, свободному от предрассудков, одежда не нужна. Во всяком случае, пока нет снега. Ну, будет дискомфортно первые… год-два, зато сколько забот долой, когда привыкнешь! М-да-а-а…

Но, с другой стороны, живут же на свете извращенцы (и таких немало!), которые по утрам чистят зубы, даже если не собираются выходить в этот день из дома! А некоторые, отправляясь на работу, каждый раз надевают чистые носки, хотя прекрасно знают, что ботинки там снимать не придется, – у них, видите ли, принципы, которыми они не хотят поступаться. И почему-то такие люди вызывают уважения больше, чем суровые и неприхотливые мужчины, которые, попав в тайгу, перестают мыться, бриться, стирать портянки и снимать на ночь телогрейку. Что-то, наверное, в этих принципах есть, а? Путь вниз легок и быстр…

Возвращаясь к имеющимся в наличии баранам, можно сделать заключение: наверное, стоит потренироваться обходиться без одежды, но уж во всяком случае не потому, что ее нет. Не потому, черт побери, что не смог ее сделать!

«Итак, – приступил наконец к конструктивному мышлению Семен, – обработка шкур и выделка кож включают следующие операции: отмочка, растяжка, сушка, мездрение, пушение бахтармы (каково!), золение, сгонка волос, мягчение и лощение. Теперь пойдем в обратную сторону: нужны ли мне кожи? Да! Очень нужны? Ну, как сказать… Значит, вычеркиваем лощение, мягчение, сгонку волос и, разумеется, золение. Ну, насчет пушения этой самой бахтармы мы еще подумаем, а от всего остального, пожалуй, никуда не деться. Значит, отмочка. Если шкура „парная“, то отмочка не нужна, а у меня что? С момента убиения животных прошло больше двух суток. С момента свежевания – меньше, – так какие же у меня шкуры? С другой стороны, кратковременная отмочка сырью уж никак не повредит!»

Придя к столь глубокомысленному и научно обоснованному выводу, Семен загрузил шкуры в реку, придавил их камнями, чтобы не всплыли, и отправился в лес за колышками. Он настрогал их целую охапку, вернулся к костру и занялся решением следующей проблемы. Рамы у него нет, делать ее хлопотно, значит, растяжка будет производиться на земле. Ну, и все остальные операции, естественно, тоже – это, в общем-то, не нарушение технологии. Но грунт под натянутой шкурой должен быть ровным, иначе как же работать? Пустячок, а приятно: ничего ровного поблизости нет, а ходить куда-то вдаль не хочется, поскольку вся процедура займет, уж всяко, не пару часов. А раз нет, придется создавать!

В общем, выделка шкуры для Семена началась с земляных работ – он выковыривал камни и выравнивал площадку. Операция отняла много времени, но он уже имел некоторое представление о том, как в этом мире приходится расплачиваться за небрежность и торопливость. Семен не поленился даже натаскать песку с берега, чтобы засыпать оставшиеся после камней ямки. В конце концов он решил, что лучше уже не будет, и пошел вытаскивать из воды шкуры.

Вытащил, кое-как слил и отжал воду, расстелил на площадке шерстью вниз и собрался уже забить в край первый колышек, да призадумался: что-то не то!

«Вот, помнится, как-то раз в верховьях Вайкэваама пастух Руслан Иванов свежевал олешка. Шкуру он с него снял, как старый бабник снимает колготки с очередной подружки, – раз, два и готово. Но! Но то, что у него получилось, мало похоже на то, что имею я. А почему? Умение, навык – это все понятно. У меня должно было получиться хуже, а получилось просто НЕ ТАК!»

Не сразу, но до Семена дошло: пастух снимал шкуру, имея в виду ее последующую выделку, а он просто сдирал, чтобы освободить мясо. Все его старания были направлены на то, чтобы хоть как-то шкуру отделить от туши (в одиночку это так неудобно!), ну и, конечно, не прорезать при этом. В итоге на внутренней стороне кое-где осталось не только подкожное сало, но даже обрывки мяса. То-то шкуры оказались такими тяжелыми! Какая тут может быть отмочка и сушка, не говоря уж о мездрении, если и до мездры-то не сразу доберешься?! Ох-хо-хо-о…

Семен закинул волчью шкуру, как более ценную, обратно в реку, а оленью перекинул через «седалищное» бревно у костра и принялся ножом счищать остатки сала и мяса. Он занимался этим час, два, три… Может быть, и четыре. Потом достал волчью шкуру и начал все сначала. Он уже устал материть самого себя: «Что стоило чуть больше постараться при свежевании туши?! Ну, потратил бы на это еще пару часов. А так – сэкономил час вначале, чтобы потом потерять из-за этого день! Но с другой стороны: одно дело, когда ты сидишь в собственном лагере у костра возле жилища, у тебя есть вода и какая-никакая еда, и совсем другое, когда ты посреди степи без еды и воды возишься с огромной тушей, которую в одиночку даже с боку на бок перевернуть непросто. С тебя течет пот, тебя кусают оводы, отгонять которых целая проблема, потому что руки по плечи в… Впрочем, в „этом“ не только руки, но и все вокруг.

Это если животное было умерщвлено „по-человечески“. А вам приходилось потрошить оленя, который, получив заряд картечи в живот, успел пробежать пару километров, прежде чем упасть? А барана, который после выстрела свалился с десятиметровой скалы? Кишечник превращается в… и брюшная полость оказывается заполненной… Рассказать? В общем, не многие из „городских“ могут после этого есть мясо, уж какая там шкура… А ведь я всадил оленю копье именно в живот. И он долго жил после этого…

А теперь представьте, что во время разделки вот ТАКОЙ туши вам приспичило справить нужду, – что тогда? А вот Руслан Иванов на Вайкэвааме, освежевав тушу и „разобрав“ ее по суставчикам, вообще сумел не испачкаться! В том смысле, что одежда его грязнее не стала, а руки он вытер о мох – опыт тысячелетий, блин горелый!

Шкура, она ведь как снимается: делаешь круговые надрезы вокруг шеи и на ногах выше голеней. Потом разрезы по внутренней стороне ног от голеней до середины живота или груди. Затем соединяешь их сквозным разрезом от паха до шеи. И не дай бог в этот момент прорезать пашину – тонкий слой мышц живота! У травоядных животы вечно раздуты, там такое давление, что… Короче – вам хватит! Лезвие должно идти не снаружи, его нужно вести снизу, надрезая кожу изнутри.

Допустим, все разрезы сделаны правильно – можно снимать шкуру с того бока, который сверху. Именно снимать, а не сдирать! Даже если шкура вам не нужна, сдирание обойдется дороже – намаетесь! Лучше всего так: правой рукой натягиваешь, а сведенные вместе пальцы левой руки с силой запускаешь между кожей и мясом. И плавными (или уж как получится!) движениями начинаешь отделять их друг от друга. Когда один бок закончен, тушу надо перевалить на расстеленную половинку шкуры (чтобы мусор не налип на мясо!) и приступать ко второму боку. Когда справишься и с ним… К этому времени у человека пришлого желание поиметь шкуру обычно пропадает, особенно если он сможет сообразить, что летняя ни на что, кроме выделки кожи, не годится. В итоге в шкуру складываются потроха, голова, кости, все это завязывается в узел и топится в ближайшем болоте или заваливается камнями – просто из вежливости, чтобы охотинспектор не подумал, что его не уважают и совсем не боятся.

А теперь все то же самое, но условия игры меняются: шкура вам нужна позарез, и снимать ее нужно чисто изнутри и снаружи, потому что кровь (и все остальное) с меха удалять очень трудно. И при этом у туши пробит бок, целостность брюшной полости нарушена, со всеми… гм… вытекающими последствиями».

В общем, по-хорошему Семен должен был бы гордиться собой: он, простой кандидат наук, сумел-таки шкуры снять и до лагеря дотащить! Более того, за неполный рабочий день он сумел их даже отчистить (почти) от мяса и сала!

Распяливание шкур на земле внатяг казалось Семену единственной операцией, с которой проблем не возникнет. Надо ли говорить, что он ошибся?