«Вот это, наверное, и есть настоящая община, – печально размышлял Семен. – Был бы тут какой-нибудь вождь, можно было бы с ним договориться или поссориться. А здесь с кем? Это, пожалуй, даже не коллектив, а „МЫ“ в единственном числе. Или „Я“ во множественном…»
День ото дня острота новизны притуплялась, жизнь текла своим чередом, а ответов на вопросы не появлялось. Семен заквасил рябину в двух ямах, промазанных глиной и выложенных для пущей герметичности шкурами, и, оставшись без дела, решил сходить в степь вместе с охотниками.
Конечно, лучше было бы отправиться на первую коллективную охоту в компании Бизона, но бывший Атту в степь не ходил, а сидел в лагере и занимался восстановлением своего арсенала, полностью утраченного в походе за Камнем. Семен робко поинтересовался у него, не будет ли неприличным, если он напросится с кем-нибудь на охоту. Воин посмотрел на него с явным сомнением и посоветовал присоединиться к группе, в которой будут непосвященные подростки.
– Могу я сопровождать вас? – спросил Семен.
Четверо мужчин недоуменно переглянулись и пожали плечами: а почему нет? Подростков, ужасно довольных освобождением от тренировок, Семен спрашивать не стал.
Собственно говоря, на многое он и не рассчитывал: всего лишь посмотреть, КАК это делается, ну и, может быть, помочь в переноске добычи. Как он заметил, снаряжение охотников всегда одинаково, независимо от того, собираются они вернуться вечером или через несколько дней: за спиной колчан с пучком стрел, хвосты которых торчат над правым плечом, в правой руке лук со спущенной тетивой, в левой – легкое длинное копье. В карманах рубахи помещается пара кремневых ножей, иногда свернутое пятихвостое боло с костяными грузилами – все. У Семена же ни копья, ни лука не было, а просить у кого-то ему даже в голову не пришло – оружие здесь является предметом личным и глубоко интимным.
Бегом Семен занимался почти всю свою сознательную жизнь, но в сугубо прикладных целях – для повышения выносливости. В восточных единоборствах боевые поединки коротки – все выясняется в первые же секунды, а вот спортивные часто растягиваются на несколько минут, тренировки же бывают просто изнурительными. Когда все это осталось в прошлом, Семен обнаружил, что в геологических маршрутах по горной местности эффективно работать может лишь тот, кто находится в хорошей физической форме. Каких результатов ждать от человека, если для него полукилометровый подъем по скалам и осыпям является тяжким испытанием? Исходя из этого к началу лета Семен обычно старался довести себя до состояния, в котором десятикилометровая пробежка воспринимается как легкая утренняя зарядка.
В общем, в той, предыдущей, жизни у Семена были все основания не считать себя кабинетным ученым, который встает из-за стола только в туалет, глушит литрами кофе и заполняет мусорную корзину опустошенными сигаретными пачками. И тем не менее…
Часа через полтора он произнес в спину своим спутникам: «Я покину вас, лоурины!» Охотники оглянулись и вновь пожали плечами: дескать, пожалуйста, никто тебя не держит! Семен резко сбавил скорость, а потом и вовсе остановился – уфф!
Да, тут было над чем поразмыслить. Среди прочего, за переход к прямохождению человек заплатил еще и тем, что быстрый бег для него стал энергетически невыгодным. А вот бег медленный, да еще в сочетании с быстрой ходьбой… Степь, конечно, не была ровной, как стол, и путь представлял собой непрерывную череду небольших подъемов и спусков, поверхность под ногами оказывалась то бугристой, то почти гладкой. Охотники двигались странным и непривычным аллюром – полушагом-полубегом со скоростью километров восемь-девять в час. Такой техникой передвижения Семен просто не владел, и ему легче было бы бежать трусцой с той же скоростью, но он прекрасно понимал, что на таком микрорельефе выдохнется через два-три километра. Взрослые лоурины, похоже, вообще не напрягались – дышали неторопливо и ровно, кожа их была суха, они переговаривались, иногда посмеивались над чем-то своим. Мальчишки же, радуясь свободе, просто резвились на ходу – ставили друг другу подножки, толкались, пытались гоняться друг за другом в игре, похожей на салочки. То, что при этом они «накручивают» лишние километры, их нисколько не волновало.
На самом деле Семен, наверное, смог бы продержаться еще пяток километров, но он представил, в каком будет состоянии после этого, и решил сойти с дистанции, чтобы не позориться. Кроме того, он сильно сомневался, что по прибытии на место предстоит отдых (от чего отдыхать-то?!), а не настоящий бег за добычей.
В общем, охота не состоялась. Чтобы день не пропал совсем даром, Семен решил подняться на ближайший холм и обозреть окрестности. До холма было километра два, и, пока Семен их преодолевал, он сумел понять кое-что еще из жизни лоуринов. В частности, до него дошло, почему во время тренировок мальчишкам целый день не разрешают пить, почему они бегают в кожаной одежде, которая создает эффект перегрева кожи, и, наконец, почему потливость считается серьезным недостатком мужчины.
Вот он, Семен, не прошедший «антипотного» тренинга, за полтора часа в степи потерял столько жидкости, что по-хорошему должен сейчас бросить все дела и искать воду. Дело даже не в том, что очень пить хочется, – терпеть жажду он умеет, а в том, что резкое обезвоживание организма грозит многими неприятностями – от общего упадка сил до сердечного приступа. С такими вещами лучше не шутить. Местная степь, конечно, совсем не пустыня, но вода здесь встречается не на каждом шагу, а, скорее, на каждых десяти – пятнадцати километрах. Правда, до нее можно, наверное, докопаться где-нибудь в русле сухого распадка, но для этого надо знать, где копать, и иметь, чем копать. Короче, дешевле просто не потеть. Последний вывод был, прямо скажем, безрадостным. Теоретически Семен готов был допустить, что, приложив соответствующие усилия, сможет освоить технику «долгого бега». А вот в том, что его немолодой организм сможет научиться не потеть, Семен сомневался очень сильно. Таскать же с собой воду, он знал по опыту, дело бесполезное – любой лишний вес будет удваиваться с каждым пройденным километром, а два-три глотка делу не помогут. В общем – проблема…
Ничего особенно нового сверху Семен не увидел – всхолмленная степь до горизонта, на которой здесь и там пасутся стада животных. В радиусе трех-четырех километров можно различить бизонов и табун более мелких животных – наверное, лошадей. Остальных за дальностью определить трудно, но вон те малоподвижные точки вдали могут оказаться мамонтами. А вот в сторону лагеря лоуринов никаких стад не наблюдается, только кое-где пасутся одиночные животные.
Исходя из своих наблюдений, Семен попытался представить схему эксплуатации местных природных ресурсов: «Различные животные пасутся на одной территории, наверное, неспроста – скорее всего, они отдают предпочтение различным видам травы и кустарников. Наверное, после мамонтов остается достаточно еды для каких-нибудь сайгаков или оленей, и наоборот. Стоянка лоуринов является если и не постоянной, то долговременной, и стада избегают к ней приближаться, поскольку там их беспокоят охотники – возникает как бы мертвая зона. Но с другой стороны, пастбища в этой зоне остаются нетронутыми, что является, наверное, большим соблазном для травоядных, и они постоянно нарушают границу. Вот в этой-то приграничной полосе шириной в несколько километров и отстоящей от лагеря километров на десять – пятнадцать, и ведется, наверное, основная охота. Правда, в пользу такого предположения свидетельствует лишь время, которое затрачивают подростки на свои ходки за мясом. Кроме того, даже при той легкости, с которой передвигаются лоурины, представить процесс перетаскивания мяса на расстояние более двадцати километров довольно трудно.
И что же из всего этого следует? Да, собственно, ничего хорошего. Охотиться наравне со всеми я не смогу никогда – на тренировки остатка жизни не хватит. Охота же здесь является даже не обязанностью, а как бы естественным состоянием мужчины. Ну, собственно, имея арбалет, охотиться могу и я. Это оружие по дальности боя лукам, пожалуй, не уступает, а по убойности сильно превосходит. Но стрелять с большого расстояния в оленя или лошадь почти бессмысленно – любой промах приведет к потере болта, а сделать и пристрелять новый – целая история. Как вариант – пойти в многодневку и попытаться завалить кого-нибудь большого – вроде носорога или мамонта? А смысл? Большое количество мяса даже перетаскивать в лагерь не стоит – все равно протухнет. Да и не станет его никто перетаскивать – зачем, если с теми же трудозатратами можно добыть что-нибудь поближе. Что остается? Придумать способ длительного хранения мяса без соли? Может получиться так же, как с глиняной посудой: дело, скажут, полезное, но нам это не нужно. Строго говоря, этим лоуринам, похоже, вообще ничего не нужно – они самодостаточны, живут в гармонии с природой и всем довольны. Такие вещи, как колесо, порох или металл, они, скорее всего, сочтут детской забавой. Живут, блин, как растения – чтобы питаться и размножаться!»