— Получается, что мы — игрушка слепых сил?

— «Мы», как собирательное местоимение, — безусловно, а вот «вы», «я» и, возможно, какой-нибудь «он» — не обязательно. Все определяется пониманием основ мироздания, механизма протекающих во Вселенной процессов. Между прочим, знание и сознание — от одного корня. Вам нужно больше читать, Антон. Образование — штука необходимая, но как основа — минимум миниморум. Без постоянной работы мысли, без непрерывного притока информации грош цена любой высшей школе.

Ларионов уже знал, что Артемов, прежде чем заняться палеонтологией, перепробовал множество профессий: был военным моряком, гидрографом, геологом, занимался гелиотехникой и проблемой строительства в зоне вечной мерзлоты.

За словом «проблема» — язык человека не только жалок, но и лжив — скрывалась одноколейка в тундре, соединившая заполярный Норильск с аэропортом. За контакты с иностранцами — английскими моряками знаменитых конвоев, сопровождавших транспорты в Мурманск, инженер-лейтенант Артемов заработал пять лет лагерей. Совместная выпивка с песнями и братанием в офицерском клубе могла потянуть и на большее, но, как говорится, подфартило. Недаром его считали везунчиком: дважды торпедирован и ни одной царапины, три часа в ледяной воде — хоть бы чих. Красавец, косая сажень в плечах, рост под два метра. Такой нигде не пропадет. Открытие металлов платиновой группы на Путоране принесло досрочное освобождение и Сталинскую премию третьей степени по закрытому списку, но до этого пришлось с полной отдачей отрабатывать пайку кайлом и познакомиться с цингой. Из долгих ночных бесед у костра Антон узнал почти все об Артемове, о том, как тому вылечиться помог шаман. Лежа в чуме у очага, на котором булькал котелок с отваром кореньев, Игнатий Глебович с любопытством прирожденного исследователя постигал дремучую тайну камланий. Пока тело старого ненца в мертвенной неподвижности покоилось на оленьих шкурах, душа его, вознесясь в верхний мир, беседовала с духами на вещем их языке.

Наблюдая за отработанными в веках и тысячелетиях приемами вхождения в состояние транса, Артемов, сам того не ведая, усвоил главное: в человеке таятся неизведанные, подчас грозные силы. Вспыхнул жадный интерес к загадкам жизни, порядком пошатнувший незыблемые доселе сугубо материалистические установки. Верующим в общепринятом смысле он так и не стал, но о многом задумался.

Сосед по нарам, студент-филолог, огребший срок за распространение стихов запрещенных поэтов, нашептал ему ранние строки Осипа Мандельштама:

Облик твой, мучительный и зыбкий,
Я не мог в тумане осязать.
Господи, сказал я по ошибке,
Сам того не думая сказать.
Имя Бога, как большая птица,
Выпорхнуло из моей груди.
Впереди густой туман клубится
И пустая клетка позади.

Стихи нашли отзвук, пробудив смутное воспоминание о чем-то однажды найденном, выстраданном, но утраченном из-за невозможности выразить. Позиций просвещенного атеизма, позитивизма скорее, это однако не пошатнуло. Хотелось докопаться до самых основ жизни, до первых проблесков того, что именуют сознанием.

Получив чистый паспорт и сорванные при аресте ордена, бывший моряк, а ныне подающий надежды инженер-геолог, переключился на солнечную энергетику. Командировку в Монголию, где солнца было с избытком, но не хватало воды, воспринял как подарок судьбы: с детства манил ветер странствий. Ветер и пригнал заплутавшую в гобийских песках экспедицию в свое логово: на печально известную «Дорогу ветров», усеянную костями верблюдов и ржавыми остовами полуторок. Там, в Байн Дзак, среди пылающих на восходе скал, Артемов наткнулся на хребет гигантского динозавра. Ветры, сместив барханы, обнажили русло реки, высохшей задолго до сотворения человека. Наметанный глаз геолога безошибочно выделил из окружающей горной породы окаменевшие позвонки, похожие издали на причудливо выгнутую, порядком выветренную кварцевую жилу.

Докторскую степень Артемову присвоили без защиты диссертации, по совокупности печатных работ. Научно-фантастические рассказы и романы принесли ему мировую известность, но только десять или, может, пятнадцать человек понимали, что сделал для науки основатель совершенно новой отрасли — стохастической палеонтологии.

Ходила упорная молва, что экспедиция наткнулась на череп свирепого тиранозавра с идеально круглым отверстием в лобной части, которое иначе, как пулевое, нельзя было истолковать. Он смеялся про себя: огнестрельное оружие за миллионы лет до появления первых обезьян? Нонсенс!

— Вы читаете фантастику, Антон? — поинтересовался Артемов, заметив лежавшую на раскладушке потрепанную книжку Уэллса «Борьба миров».

— Наверстываю упущенное, — смутился Ларионов. — Не успел прочитать в детстве, только картинки разглядывал… Да еще и читать-то не умел. Нянька читала, а после — мать. Была и фантастика про каких-то вэзов с Луны, напавших на Землю…

— Интересно знать, что вам особенно запомнилось?

— Очень немногое… Бравый солдат Швейк, Синдбад-мореход, путешественник Бушуев… и кусочек из Рабле, где на корабль нападает морской змей. Заинтересовала опять же картинка и фраза: «Мы погибли! — вопил Панург». Врезалась в память. Ну, еще, конечно, Гайдар — про маленького часового, который не смел без приказа покинуть свой пост. Мне его в пример ставили. Вот и все, пожалуй. Остальное сугубо младенческое: «Бежит Курица с ведром, заливает кошкин дом», «Разрешите, мама Лошадь, вашу детку покачать»… Но мне больше нравилось: «Климу Ворошилову письмо я написал» и «Возьмем винтовки новые, на них флажки, и с песнею стрелковою пойдем в кружки». Это была моя стихия.

Артемов сочувственно улыбнулся, но не преминул напомнить:

— Что ж, наверстывайте. Самообразование — единственно достойный путь для мыслящей личности. Это сродни подвижничеству монаха, целиком и полностью посвятившего себя познанию Бога. Без права на отдых, развлечения, а тем паче лень. Вам еще многое предстоит наверстать, прежде чем вы сможете сказать свое слово в науке.

— Вы верите в Бога, Игнатий Глебович? — неожиданно спросил Антон.

— Вы имеете в виду всемогущую и всеведущую личность за облаками? Наивно. Основной вопрос философии — иной коленкор. С духом и материей дело обстоит сложнее, нем нас учили. — Артемов умолк, очевидно, не желая касаться скользкой темы, и, по своему обыкновению, вместо прямого ответа предпочел привести «притчу». В зависимости от темы, времени суток, погоды и настроения в этом жанре могли выступать древний миф и забавная байка, случай из жизни и стихотворение. — Как-то попался мне короткий рассказ, не помню имени автора, об изобретателе совершенного компьютера… Вы знаете, что это значит, Антон?

— Первый раз слышу, — откровенно признался Ларионов.

— Не смущайтесь. Откуда вам знать? Ведь кибернетика — буржуазная лженаука… Учите английский, юноша. Раз уж вы избрали историю, которая что?.. Наука классовая! Насколько я понимаю, вас больше устраивает, так сказать, объективный подход? Я прав?.. Вот видите! Поэтому учите английский. Тогда вам и про компьютер не придется спрашивать. По-нашему, — он сделал упор, — это электронно-вычислительная машина. Лично я вижу нечто большее, чем просто арифмометр. В потенции это искусственный мозг.

— Такое возможно?

— Законы природы не запрещают, но слушайте дальше… Изобретатель нашел способ решить задачу, над которой, наверное, ломают сейчас головы во многих институтах и почтовых ящиках. Он соединил все известные компьютеры в единую систему и задал свой коронный вопрос. Какой, по вашему мнению?

Антон недоуменно пожал плечами.

— О чем вы спрашивали минуту назад? Что волнует человека перед лицом смерти?

— Что нас ждет… там? Есть ли Бог?

— Верно: есть ли Бог. И как, вы думаете, каков был ответ компьютера?.. То-то и оно! — Артемов удовлетворенно кивнул. — «Теперь есть!» — изрек электронный сверхразум.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: