— Как вы заполучили такого здоровяка? — Джонсон обратил внимание на коротко остриженные волосы, мощную челюсть и развитые бицепсы. — Настоящий боксер.

— Доброволец, — Марта не отличалась многословием. — Читает работу по аэродинамике. Это входит в программу, — она убрала черно-белый квадрат и укрупнила цветное изображение. — Мозг бодрствует. Активация одной зоны сменяется возбуждением другой… Теперь обе они возвращаются в прежнее состояние.

Разноцветная мозаика пребывала в постоянном движении, краски переливались, сгущались, бледнели; квадратики распадались и собирались, образуя все новые ступенчатые фигуры.

— Как видите, картина беспрерывно меняется. Центры возбуждения окружены зонами пониженной активности. Тепловые ответы на разные раздражители появляются в различных участках коры. Но даже в состоянии полного покоя, в абсолютной темноте, мозг перебирает свои разноцветные кубики. Это его обычная жизнь…

— Слишком мало мы знаем об той обычной жизни. Где, например, хранится наследство предков? В нейронах?

— Пресловутая «память веков» — выдумка Фрейда. В генах хранится наследство предков, и более нигде.

— Выходит, для вас нет загадок?

— Больше, чем мне бы хотелось, но я надеюсь их разгадать. Здесь заключена информация, — Марта прочертила мозговую карту стрелкой, — которую не может дать установка даже десяти тысяч электродов. Тем более, что подобная операция невозможна.

— И какие же загадки вас особенно волнуют?

— Глиальные клетки, например, которых на порядок больше, чем нейронов. Но для вас это скучная материя. Хотите еще посмотреть?

— Хватит, пожалуй. Общий принцип я уяснил, а деталей все равно не пойму. Поражает сама возможность своими глазами увидеть столь интимный процесс… Эти термодатчики должны отличаться поразительной чувствительностью. Я как-то был в обсерватории «Маунт-Паломар», где мне показали прибор, способный засечь спичку, которую зажгли на другом конце материка.

— Инфракрасный микродетектор способен зарегистрировать температуру в любом пункте на поверхности головы с точностью до сотых долей градуса. Так, точка за точкой, сканируется весь череп. Измерение температуры длится всего две микросекунды… Вам нужны цифры, Питер?

— Никогда не знаешь, что может понадобиться. Сколько всего таких точек?

— Это зависит от режима. В кадре, который мы видим, их свыше шестнадцати тысяч. На сканировйние полной картины уходит сорок миллисекунд. В этом режиме мы, как в обычном телевидении, получаем двадцать пять кадров в секунду… По-моему, мы уже говорили на эти темы? Позапрошлым летом в Дурбане?

— Кажется, я начинаю припоминать! Вы тогда не знали, как избавиться от этих… шорохов?

— Шумов.

— Есть разница?

— Специфический термин, Питер. Детектор нуждается в глубоком охлаждении для снижения его собственных шумов. Я действительно опасалась, что придется использовать жидкий гелий, но, с вашей помощью, обошлись азотом. Это значительно упростило конструкцию. Детекторы индий-сурьма превзошли все ожидания.

— Мы приобрели лицензию у русских. Дары, так сказать, конверсии. Раньше такие штучки держали за семью замками… Веселые были моменты. Я имею в виду бизнес по-русски. Они могли бы монополизировать рынок редких металлов, индия в первую очередь, но предпочли сразу выбросить и распродать по дешевке. Побыстрее упрятать деньги в карман не терпелось.

— Нам это помогло сэкономить полгода работы.

— А мне семь миллионов долларов…

— Это был удачный ход, Питер. Еще вопросы?

— Знаете, я весь под впечатлением увиденного. Кора, гипоталамус, лимбическая система… Завод по производству мысли. Жаль, что самое мысль увидеть нельзя… Скажите, Марта, это реальные скорости?

— Абсолютно. Вы видите то, что происходит в данный момент. Запись можно вести на различных режимах: от одной до двадцати пяти карт в секунду. Чем выше скорость тепловых процессов, чем быстрее дают ответ структуры мозга, тем скорее запись. Воспроизводить тоже можно в любом режиме. Это позволяет сжать во времени реальный процесс. Как в кино при замедленной съемке.

— Когда на твоих глазах вырастает из зернышка дерево и дает плоды?.. Знаменитый фокус индийских факиров, верно? Наблюдение ведется круглосуточно?

— По возможности. Мозг работает непрерывно и постоянно, как сердце и легкие. Нейроны не отдыхают даже во сне. Напротив, именно во сне отдельные зоны возбуждаются гораздо сильнее, чем в часы бодрствования.

— Словно мы уходим в другой мир, где живем интенсивнее и полнее?

— Это ваши слова?

— Навряд ли… Так, застряло в памяти.

— Я так и подумала, — не преминула съязвить она, но тотчас переменила тон и вполне мирно, даже доброжелательно, заговорила о первоочередной важности постоянных и, главное, длительных наблюдений. — Чтобы хоть как-то приблизиться к пониманию «черного ящика», чем в сущности был, есть и остается мозг, даже мозг простейшего животного, одинаково важно наблюдать за всеми фазами его работы. Когда пациент двигается, спокойно лежит, читает книгу, спит, ест, решает трудную задачу, смеется, страдает… Интересен больной и здоровый мозг, в состоянии медитации и гипнотического рапорта.

Она молча встала и, так же последовательно, как зажгла, стала гасить экраны термовизоров. Конфликт с ван Хорн был неизбежен, и Джонсон решил, что настала пора вскрыть нарыв. Он дал ей возможность самой начать разговор, но она и словом не обмолвилась о старике Патанджали.

— Вы показали всех своих пациентов, Марта?

— Всех.

— Вы не слишком сердитесь на меня?.. За старика Патанджали? — Джонсон понял, что она тоже ждала и хотела схватки.

— Я не веду наблюдение над мистером Патанджали.

— То есть как?.. Разве он не у вас?

— Он по-прежнему занимает свою палату и ни в чем не нуждается, но я исключила его из числа пациентов.

— Значит там, — Джонсон указал на дисплей, — мы не увидим его мозга?

— Вы обманули меня, Питер.

— Такого за мной не водится, — он подавил раздражение. — Я вынужден вновь просить вас уделить внимание мистеру Патанджали.

— Нет! Вы скрыли от меня, кем на самом деле является этот цветной, а следовательно сознательно ввели в заблуждение. Поймите, Питер, это не дамский каприз. Нам пришлось начинать с азов, и я не была готова к столь сложному случаю. Развитие науки идет постепенно и поступательно, от простого к сложному… Пока, почеркиваю, пока я не могу пойти вам навстречу.

По-своему она была права, но Джонсона меньше всего волновали проблемы чистой науки. Ко всему прочему, доктор гонорис кауза десяти университетов оказалась еще и расисткой. «Очень кстати в сложившейся обстановке», — с тихим отчаянием подумал Джонсон.

Он не знал, кому пришла в голову гениальная идея построить институт на вулкане. Когда рванет — через год, через месяц? Или пронесет, ежели белые поладят с черными, а черные договорятся между собой, — не скажет никто. Гремучее слово пустобреха или мина бандита перечеркнут любой сценарий. Одно несомненно: если кто и способен взорвать собственный дом, а значит и весь проект, то это Марта ван Хорн. Африканерская спесь, помноженная на вздорный характер, и непомерные амбиции сработают почище чешского пластиката. Избавиться от нее будет ой как нелегко, но придется на это пойти, невзирая на любые затраты. И без промедлений.

Ожидая ответа или хоть какой-то реакции на свой выпад, она продолжала стоять над пультом, прямая и наэлектризованная, как метла ведьмы.

— Не обольщайтесь, Марта. Вы будете делать все, что я скажу, или вам вообще ничего не придется делать, — со свинцовым спокойствием проронил Джонсон. — «Разрази меня гром», — выругался уже про себя.

И гром грянул. Вернее, ослепительная молния беззвучно вырвалась из недр погашенного дисплея и сканирующим лучом пошла выписывать вертикальные и горизонтальные строки. Не понимая, что произошло, Джонсон воззрился на развернутую цветную карту, возможно, одну из тех, что Марта успела продемонстрировать. Для него все они были на одно лицо.