Словно очнувшись после опасного лунатического танца по крышам, продрогший император запахнул отороченный соболями плащ, как наготу, ощущая свою одинокую беззащитность.

— Что же мне делать? — в отчаянии воззвал он.

И услышал ответ, который впечатался в его надломленную душу:

— Ступай за мной, дурак!

Вздрогнув, как бывало в детстве, когда ожидал неминуемого нагоняя от гувернера дона Альфонсо, император испуганно обернулся, слегка покоробленный последним словом, таким простонародным, грубым, не предусмотренным этикетом.

В сумраке лестничной арки белела богатырского вида фигура в плаще, ниспадавшем широкими складками. От скреплявшей его на плече фибулы струилось голубоватое мерцание, высвечивая бородатое лицо и схваченные обручем волнистые кудри. Сомнений быть не могло: перед ним стоял, опираясь о меч, кайзер Рудольф, чей прах вот уже четыре сотни лет покоился в фамильном склепе.

— Не веришь своим глазам, щенок? — не разжимая каменных губ, молвил суровый воитель. — Да, я тот самый, что оставил тебе в наследство коронные земли. Славно же ты ими распорядился, нечего сказать! — прикрикнул он голосом дона Альфонсо и, звякнув шпорами, скомандовал: — Марш!

Стуча зубами от суеверного ужаса, обливаясь холодным потом, Рудольф Второй чуть ли не на цыпочках поспешил за Рудольфом Первым.

Позади оставались галереи и переходы, мелькали темные зеркала. Провинившийся наследник успел заметить, что его проводник никак не отражался в стекле, а сам он, помолодев на много лет, принял забытый облик маленького кронпринца в черном испанском костюме с цепью Золотого Руна на груди. И недоставало духа хоть на мгновение остановиться, и жутко было оторваться глазами от алебастрового савана впереди. Открылись витые аркады лестницы Всадников, за ней спальня Владислава и после очередного спуска — древняя кладка романского дворца под Владиславовым залом, а дальше опять зарябили ступени, крестовые своды с лотарингским львом и звездой Вифлиема, анфилада парадных покоев в заброшенном Людвиковском крыле.

И только тут, едва отдышавшись от стремительной гонки, Рудольф Второй догадался, что перед ними раскрываются замурованные ходы. Ранее он даже не подозревал, что во дворце столько всяческих закоулков, и мог поклясться, что с трудом узнает большую часть помещений. О подземельях, где в зарешеченных нишах вперемешку с костями валялся ржавый железный хлам, он даже не подозревал.

«Куда мы так мчимся?» — спросил, вернее, подумал он, опасаясь, что разгневанный пращур ведет его прямехонько в ад.

И, словно в подтверждение ужасной догадки, далеко впереди затеплился огонек. Не успел впечатлительный Габсбург потерять сознание, как уже очутился в освещенном свечным огарком подвале, в котором узнал крипту под собором святого Витта, где покоились каменные гробы королей. Значит, напрасно заподозрил он предка в дурных намерениях. Вместо преисподней старый вояка привел в святое место, открыв тайные переходы. О том, что Рудольф Первый умер задолго до того, как была начата постройка собора, император, лишенный империи, даже не вспомнил. Ведь со смертью спадают завесы, развязываются узлы.

Саркофаги стояли на вмурованных в фундамент грубо обтесанных глыбах. На одной из них, застланной малиновым бархатом, лежала знакомая корона с державой. Единственный огонек множился в гранях драгоценных камней, и жаркие блики, перебегая по золотым обручам, дрожали в чеканных рельефах, и мертвенный жемчуг наливался теплом.

— Это мои королевские регалии! — преисполнясь гордыни, хотел воскликнуть Рудольф Второй.

— Были твои. Теперь они возвращаются к ним. — Рудольф Первый опустил могучий кулак на ближайшую крышку, и подземный колодец наполнился угрожающим гулом. — Тебе не лежать рядом, — последовал окончательный приговор.

Возражать вроде бы не приходилось. Рудольфу и в самом деле негоже делить могилу с чешскими властелинами. Хоть он и короновался на богемский престол, но его место не здесь, а рядом с другими Габсбургами в наследственных майоратах. Так повелось издревле, и не ему менять освященный веками порядок.

— Для тебя нигде не осталось места. Все переходит к Матвею: Вена, Прага, Тироль, — прощально и даже как бы с сочувствием прошептал белый рыцарь, задувая свечу.

Вместе с мраком в подземелье ворвался отравленный тлением вихрь, отдающий фитильным угаром, и погасил сознание. Уносясь в звездную бесконечность, император силился понять, что означал тот истекший восковыми слезами огарок, но не успел, ибо его бестелесная сущность растворилась в пространстве.

Дух нехотя возвратился под обветшалую кровлю, когда лейб-медик Макропулос отворил императору кровь. С помощью чудодейственных капель и бальзамических мазей августейшего больного удалось привести в сознание.

— Что со мной? — неповинующимся языком спросил Рудольф, ощущая в левой половине лица леденящую скованность. — Где я?

— Вы у себя в опочивальне, ваше величество. — Из-под полога бесшумно выдвинулся ласковый Бонавентура. — Не извольте волноваться. Господин Макропулос не находит ни малейшей причины для беспокойства. Но правда ли, досточтимый доктор?

Киприот слегка вздрогнул, но до ответа не снизошел. Положение было критическое. Теплота крови, судя по цвету и густоте, определенно превысила третью степень и приближалась к наивысшему пределу.

— Поднимите меня, я хочу сесть, — слабым голосом попросил Рудольф.

— Потерпи, куманек, — заявил о своем присутствии Росконес и пополз к кровати, тряся погремушками. — Поваляйся в свое удовольствие. Лучше лежать, чем пресмыкаться, подобно змею.

— В самом деле, ваше величество. — Бонавентура скользнул по склонившемуся над больным медику непроницаемым взглядом. — От покоя еще никому не было вреда. «Лучше сидеть, чем стоять, — учат мавританские мудрецы. — Лучше лежать, чем сидеть».

— Договаривайте до конца, сеньор. — Макропулос медленно распрямился, бережно опустив бессильно повисшую руку монарха. — «Лучше умереть, чем лежать…» Вы ведь этим хотели закончить? Я знаю эту пословицу. Состояние его величества внушает серьезные опасения. Поэтому прошу не мешать мне, господа, иначе я ни за что не отвечаю.

— Досточтимый врач заблуждается. Сатурн в третьем доме, Луна и Юпитер в доме здоровья, — не дрогнув ни единым мускулом, сообщил свой диагноз астролог. — Я только что вновь проверил гороскоп его величества. День святого Рудольфа император встретит в охотничьем костюме.

— Еще минута — и вы скажете, сколько ответвлений насчитывают рога оленя, которого подстрелит его величество на охоте, — неприязненно повел плечом лейб-медик. Напрасно он дал выход раздражению: Бонавентура все равно не сдвинется с места.

— Будь моя воля, куманек, я бы гнал их в шею обоих — и звездочета, и кровопускателя, — поспешил помочь попавшему впросак соотечественнику шут. — Но, поскольку от их совместных усилий все же есть ощутимая польза, пускай остаются… Не обращай внимания на ученых вралей. Ни черта-то они не смыслят. Ложь — искусство, которому не обучают в университетах. Вот уж если я совру, так ты лопнешь со смеху.

— Нет, это просто невыносимо! — простонал сквозь стиснутые зубы самолюбивый и вспыльчивый Макропулос.

Рудольф, к которому понемногу возвращалась подвижность, приподнял голову, но, увидев забрызганную кровью рубашку, в изнеможении откинулся на подушки.

— Чертов грек отворил тебе не ту жилу. Не иначе, собрался переметнуться на королевские бойни, где за месяц можно наворовать целое состояние. — Росконес задрал скрюченные ноги в остроносых башмаках и, отталкиваясь руками от пола, цыпленком заскакал по комнате. — Прибавь ему талер-другой, куманек. Где нам взять нового доктора? Плохой, да свой всегда лучше.

Доктор обеих медицин невольно улыбнулся. Хитрый уродец определенно не желал открытой вражды.

Обработав невидимые точки, влияющие на теплоту и сухость внутренних жидкостей организма, Макропул ос дал больному снотворное и удалился с гордо поднятой головой. Все, что было в человеческих силах, он сделал. Остальное зависело от природы и провидения. Судя по состоянию, в котором пребывал император, когда его обнаружили без признаков жизни на холодном полу картинной галереи, особых надежд на долголетие питать не приходилось. Ангел смерти подал первый предупреждающий знак. Если припадок повторится, то уже к Рождеству пражские колокольни будут трезвонить в честь нового короля. Впрочем, как знать: Рудольфу везло. Далеко не всякому государю удавалось дожить до столь почтенного возраста. Во Франции, например, короли мерли, как мухи. Один от яда, которым, как потом выяснилось, была пропитана каждая страница любимой книги, другой от кинжала наемного убийцы, третьего сразила непонятная болезнь.