— Было и вправду столь болезненно? — неожиданно спросила Фейс. — А в то время мне казалось, что тебе все равно.

— Все равно — что? — Он отклонился назад, опираясь на локти, так что тело его соблазнительно обрисовалось на постели. Фейс с трудом отвела глаза.

— Ты знаешь. Ну, то, что тебя бросили. — Она провела рукой по влажным волосам, уставилась на кусочек застывшего сыра на тарелке, затем выпалила: — Скажи, это, надеюсь, не из-за меня… ну, что ты не женат? — Она неуверенно взглянула на Арни и с неловкостью переспросила: — Ты ведь не… не женат?

— Нет, — ответил он. — А ты?

— Знаешь же, что нет. Одного раза мне хватило.

— Отлично, — сказал Арни. — Значит, мы спокойно можем провести ночь вместе, не опасаясь, что утром наши подозрительные супруги устроят нам допрос. — Он сел и налил обоим вина.

О боже, как легко и непринужденно он заговорил о совместной ночи. Фейс хотела возмутиться, но у нее вдруг возникло ощущение, что кожу покалывают горячие иголки.

Когда он подал ей бокал, их пальцы соприкоснулись. Ошеломленная Фейс подняла глаза, как будто бы по ее руке пробежал ток.

Она отклонилась как можно дальше от сидящего рядом мужчины и разом проглотила полбокала. Гипнотизирующий взгляд Арни остановился на ней, и Фейс ощутила напряжение, оттого что сидит, потягивая вино, в чистеньком, но неуютном гостиничном номере, поглядывая на бывшего наставника, от которого всегда исходило такое привычное спокойствие. Но только не сейчас. Она закрыла глаза и допила вино.

— Это, конечно, не твое любимое бургундское, — подколол ее Арни, напоминая о дешевой кисленькой подделке, которую она и ее друзья-подростки покупали, когда у них заводились деньги. — Это прекрасное классическое кьянти, и с ним надо обращаться уважительно. — Он протянул руку, чтобы забрать у Фейс бокал, и случайно задел ее ногу. Глаза его тотчас сузились. — У тебя мокрые джинсы, — заметил он.

— Есть немного. А у тебя?

— Не так, чтобы было заметно.

Ничего, она заметила. Если его джинсы и не промокли, они все равно облегали его как влитые.

Встав, Арни посмотрел на часы.

— Поздно, — сказал он. — Пора, по-моему, забираться в постель.

Он говорил как всегда кратко, не тратя времени на словесную мишуру. Но сейчас Фейс не хотелось, чтобы он продолжал гипнотизировать ее из-под тяжелых век, прямо-таки усыпляя, дразня ее постелью.

— Мне не в чем спать, — быстро произнесла она. — У меня же все в машине. Придется лечь одетой.

— Ничего подобного. Я не собираюсь становиться нянькой у молодой женщины, которая хочет простудиться и умереть от того, что легла спать в мокрых джинсах. Снимай сейчас же.

Он разговаривал с ней точно так, как в детстве, когда она хотела сделать что-то, нарушавшее его представления о здравом смысле и порядке.

— Не собираюсь устраивать перед тобой стриптиз, — сказала Фейс, отлично зная, что он и не имел это в виду.

— Да неужели? — спросил он, поворачиваясь к ней. — И отлично.

— Почему? — Фейс встала.

— Да потому, что я давно отошел от подростковых развлечений. А теперь делай, как сказано, снимай.

— Не сниму.

— Понятно. Похоже, ты так и не выросла и с тобой следует обращаться, как с непослушной малолеткой.

Фейс не успела даже возмутиться, как он уже схватил ее за пояс джинсов.

— Последний раз предупреждаю, — произнес он грозно и, не дождавшись никакой реакции, расстегнул пуговицы и молнию. Джинсы скользнули вниз. Фейс еще успела пожалеть, что на ней всего лишь практичные белые трусики, а не кружевное шелковое белье, но тут же с негодованием отогнала эту мысль. Для самоуверенного невоспитанного мужлана сойдет и хлопок, он ведь считает, что может раздевать ее, как двадцать лет назад. Как ни странно, она чувствовала скорее гнев, нежели смущение.

— Хотела бы напомнить, что сексуальные домогательства преследуются по закону, — процедила она сквозь зубы, стараясь не выдать улыбки.

Арни ухмыльнулся.

— Неужели? Но поскольку я не нахожу сексуальной молодую трясущуюся даму с первыми симптомами пневмонии, сомневаюсь, что какой-то суд присяжных меня осудит. Ну так… — Присев, он стянул с нее носки до того, как избавить от главного предмета спора — джинсов. — Отлично, дело сделано. Как насчет свитера? Полагаю, ты и его умудрилась намочить.

— Он у меня сухой, спасибо.

Протянув руку, Арни коснулся свитера.

— Хм. Да, вполне. Но вряд ли в нем удобно спать. Возьми лучше мою рубашку.

— Но я не хочу…

— А мне все равно.

Фейс вдруг поняла, что вместо негодования ощущает внезапный порыв симпатии к своему бывшему дружку и суровому критику. Вряд ли его особенно радовало то, что приходится делить номер с промокшей раздраженной женщиной, которая когда-то дала тягу прямо от алтаря. Учитывая все обстоятельства, он ведет себя очень разумно. Высокомерно, но разумно. Вот если бы ей только удалось убедить его в том, что она уже слишком взрослая, чтобы он ее раздевал… Или нет? Она старалась подавить эту будоражащую ее мысль.

Арни откинулся назад, глаза их встретились, и вместо ожидаемого раздражения Фейс заметила, как в них мелькнуло нечто похожее на удивление… или еще на что-то? Она услышала, как он тихо выругался, резко встал и отвернулся от нее, роясь в чемодане.

— Вот, — швырнул он через плечо белую шелковую рубашку, — надень ее. У тебя будет вполне приличный вид.

— Ладно, — отозвалась Фейс. Легче и разумнее было сдаться. — Не поворачивайся. Ты и так уже достаточно видел.

— Думаю, мне удастся удержаться от искушения.

Голос у него был настолько саркастичным, что Фейс снова захотелось запустить в мужчину чем-то тяжелым. Поскольку ничего подходящего под рукой не было, оставалось лишь хранить гордое молчание.

Встав, она стянула розовый свитер и лифчик, а затем натянула мужскую рубашку. Та прикрыла лишь верхнюю часть бедер, и Фейс внезапно почувствовала себя гибкой, легкой, сексуальной. Словом, как раз такой, какой ей меньше всего хотелось ощущать себя именно сегодня.

Не сказав Арни, что он может повернуться, она поспешила в ванную и закрыла дверь.

Господи, ну и праздничек! Фейс мрачно уставилась на свое бледное отражение в зеркале. Лицо ее ничуть не стало приятней с тех пор, как она в последний раз на себя смотрела. И глаза ее все еще казались поблекшими, а не пронзительно-голубыми.

Вздохнув, Фейс включила душ, намылилась и подумала, не помыть ли ей волосы, но решила обойтись — черт возьми, она не даст Арни повод делать замечания о том, что только идиоты ложатся в постель с мокрыми волосами. В ванной было тепло и уютно. Но вскоре она сообразила, что нарочно оттягивает появление перед мужчиной.

— Трусиха, — буркнула она своему отражению в зеркале, и страх мигом исчез. Расправив плечи и задрав подбородок, Фейс вышла из ванной с видом Марии-Антуанетты, поднимающейся на эшафот. Хотя решительно ничего королевского в ее спутанных белокурых волосах и длинных голых ногах, торчащих из-под мужской шелковой рубашки, надо признать, не было. Да и Арни был весьма далек от намерения рубить ей голову, обнаружила Фейс, войдя в комнату.

Растянувшись на ковре, он делал отжимания, единственной одеждой на нем были белые плавки с невероятными розовыми крокодилами.

Фейс хихикнула.

— Что ты делаешь? — спросила она. — Готовишься к тому, чтобы всю ночь видеть себя во сне Гераклом? И что это за розовые крокодильчики?

Арни сделал еще пару отжиманий, встал и окинул взглядом полуприкрытое тело Фейс.

— Полагаю, что физические упражнения и холодный душ — это единственное, что поможет мне выспаться. А плавки мне подарила австралийская подружка.

— Вот как. — Почувствовав, что краснеет, Фейс отвернулась. Кожа ее всегда розовела даже при малейшем внешнем раздражителе. А сейчас таковым был Арни. Хотя чего это она должна краснеть, если мужчина, которому исполнился тридцать один год, признается, что у него есть подружка, подарившая ему нижнее белье? Фейс это не понравилось, но любовная жизнь этого человека ее не касается. Румянец сошел, и она повернулась к Арни лицом.