отговорок. Я устрою тебе вечер без слез. Не собираешься же ты сидеть дома и

вышивать крестиком салфеточки и платочки. Жди. Я сейчас буду.

Фионе с трудом удалось вставить пару слов. Да и что толку. А то она Зеллу не

знает. Если по-честному, слова Зеллы немного утешили ее. Она просто умрет, если

весь вечер просидит в одиночестве в этой крошечной квартирке, где все

напоминает о дне свадьбы.

Зелла время попусту не теряла. Она прихватила кое-какие Фионины вещички, туфли, кое-что из белья.

— Платья я не привезла, дорогая… я знаю, что из этого приданого тебе ничего

не захочется надевать. У меня есть дома кое-что получше — как раз для нынешнего

настроения, этакое вызывающее и пикантное. Сегодня мисс Сама Простота не

пойдет. А вот и моя косметика. Твоя чересчур скромная.

Фионе было не до споров, слишком она увязла в своем горе. Ей даже не пришла в

голову мысль о том, что подумал бы папа, если бы увидел ее в компании, гуляющей

в этом новомодном злачном местечке “Кошка в загуле”. Вся эта публика была

глубоко чужда ей, но с ними было весело, и, слава Богу. Судя по всему, все были

посвящены в ее историю, и каждый старался как мог развлечь ее.

Джефри Мейнуэринг был особенно обходителен. Раньше он Фионе не очень нравился

из-за своей слащавости, женского чувства юмора и какой-то скрытой порочности.

Но сейчас его откровенно пошловатые, ни к чему не обязывающие комплименты

казались ей смешными. Фиона про себя пожалела, что уступила Зелле и не надела

собственное платье; раньше она никогда не носила ничего столь вызывающе яркого, считая, что с такой нежно-белой кожей будет выглядеть довольно безвкусно. Она

надела кораллово-красное платье, которое оказалось несколько тесноватым, с

чересчур большим вырезом и настолько облегающим, что подчеркивало каждый изгиб

тела. Да Бог с ним, с платьем. Что дали ей ее скромность и сдержанность? Сейчас

она сумела принять столь беззаботный вид, что даже глаза заблестели. Ну и

разношерстная публика здесь. Наверное, это — туристы, которых привели

полюбоваться ночной жизнью в злачном месте. Вон, например, явно из колоний, высокий, загорелый, поджарый. Фиону пронзила боль. Загорелый, как Иан? Взгляд

ее невольно скользнул по сидящей рядом с ним женщине с безвольным личиком

котенка, пухлыми, обиженно поджатыми губами. Он сначала сидел один, она подсела

чуть позже. Он оглядывался вокруг с несколько удивленным и недовольным видом.

Но с чувством собственного достоинства, будто происходящее не имеет к нему

никакого отношения. Женщина с кошачьей мордашкой была явно возбуждена, в ее

бледно-голубых глазах горел восторг. На какое-то время Фиона потеряла их из

поля зрения. Когда она вновь увидела его, то заметила некоторые перемены. Он

уже не казался таким загорелым, а как будто даже побледнел, нос обострился, и

Фиона подумала, что он сейчас выглядит так, как она сама, когда до нее дошел

смысл сказанного Ианом. Словно он был чем-то ошеломлен. И она вдруг прониклась

сочувствием к незнакомцу — не у нее одной неприятности. В этот момент Джефри

резко поднял Фиону со стула, вызывающе прижал к себе и повлек на танцплощадку, и все это с показной экстравагантностью.

На лице человека, за которым она наблюдала, появилась презрительная гримаса.

Еще бы! В этом облегающем платье она, вероятно, представляла собой карикатуру.

А уж Джефри попробуй не заметить. Только ей плевать! Скромные фиалки из дома

носа не кажут; сидят там и ждут, храня верность, раскладывая белье и покупая

необходимое для жизни в Африке, еще пишут длинные-предлинные любовные письма.

Через полчаса наступила реакция. Голова горела, но мысли прояснились. Ее

охватило отвращение ко всему происходящему: к дикой бешеной музыке, пошлым

разговорам, ярким огням и мрачной атмосфере и более всего к перегару, которым

дышал на нее Джефри.

Лучше бы она пошла в театр. Теперь надо тихонько смыться, не ссорясь с Зеллой.

Такая возможность представилась, когда все решили поехать куда-нибудь еще.

Джефри вызвался везти ее в своей машине. По дороге она уговорит его высадить ее

у дома. Краем глаза Фиона заметила, что недовольный чужестранец также

собирается уходить и что его спутница явно была бы не против остаться. Господи, сколько же несчастливых, скучающих и не знающих куда себя деть людей в этом

мире.

На стоянке машины то отъезжали, то подъезжали. Машина Джефри со всех сторон

была зажата другими автомобилями, что его очень разозлило. Остальные уже

расселись по машинам и отъехали, а они только добрались до его “ягуара”.

— Кажется, мы остались одни, — хрипловатым голосом пробормотал Джефри и нажал

на газ. Машина вместо того, чтобы двинуться вперед, рванула назад. Что-то

хрустнуло, послышался предостерегающий крик. Но было поздно. Джефри с

проклятиями нажал на тормоз. Фиона выбралась из машины. Ругаться было

бессмысленно. Джефри включил не ту скорость, вот и все.

Перед ней стоял чужестранец! Он окинул ее ледяным взглядом.

— Нет смысла попусту объясняться с пьяным. Боюсь, на вашей машине ехать нельзя, но вы сами виноваты. Сегодня лучше проспаться. Если бы вы выехали на дорогу, не

миновать неприятностей. Могу я вас подбросить домой?

— Старина, — вмешался Джефри, — мы едем в другой клуб. Возьмем такси. Кто в это

время сидит дома?

— Я, — резко остановила его Фиона. — Я вызову такси, Джефри. Сначала подвезу

тебя, потом поеду к себе.

Джефри начал что-то возражать, и тут неожиданно вмешался иностранец: — Не знаю, с какой стати мне вообще заниматься вами, но лучше, пожалуй, я вас

обоих довезу.

Он открыл заднюю дверцу своей машины, взял Джефри под локоть. Фиона затаила

дыхание. Джефри не выносил такого обращения. Сейчас он что-нибудь выкинет, но, к немалому ее удивлению, Джефри послушно залез в машину и забился в угол. Она

почувствовала, как ее берут под локоть, и позволила подсадить себя в машину, хотя внутренне вся кипела от такого обращения.

Джефри сделал вялую попытку восстать против столь неожиданного завершения

вечера, но незнакомец был неколебим и первым высадил его. Он не долго

провозился с ним и вернулся с видом человека, отделавшегося от неприятной, но

неизбежной обязанности. Спутница с кошачьей мордашкой впервые за все это время

подала голос:

— Почему мы едем так? Разве мы сначала не отвезем эту… эту девушку?

— Сначала я отвезу тебя, Флер. Мы закончили разговор. Больше говорить не о чем.

— Голос его был жесток, словно гнев и раздражение, которое он испытывал по

отношению к Джефри и Фионе, перенеслись на его приятельницу.

Женщина не произнесла ни слова.

Они въехали в центр города и остановились перед одним из больших отелей.

Молодой человек отсутствовал ровно столько, сколько необходимо, чтобы проводить

спутницу до дверей отеля и войти с ней внутрь. Машина тронулась с места, и он

спросил, куда ехать. По всем данным он не был британцем. В его английском не

было специфической интонации; он слишком четко выговаривал окончания слов. В то

же время у Фионы не сложилось впечатления, что он из Канады или из Южной

Африки. При мысли о Южной Африке Фиону внезапно пронзила боль, ей чуть не стало

плохо. От запаха виски, которое плеснул ей на юбку Джефри, ее чуть не

вывернуло. Незнакомец словно почувствовал ее состояние и опустил стекло. Фиона

расстегнула жакет из белого вельвета, надетый поверх платья с глубоким

декольте. Машина остановилась.

— Вы в квартире живете? — спросил он, рассматривая дом.

— Да.

— Я провожу вас до двери. А то вы не откроете.

В голосе не было ни капли теплоты, только деловитость.

— Спасибо, не надо. Со мной все в порядке. Ключи в сумочке.