— Он всегда больше любил путешествовать, чем заниматься фермерством, хотя и закончил Линкольн-колледж и до отъезда за границу многое сделал для Патридж-Хилла. Это была его идея — объездить все курорты Европы и устроить здесь, в Акароа, нечто подобное. Наверное, он скучает по обществу, но, поскольку здесь есть ты и дети, у него, по крайней мере, появилась компания.

Марго любила эти вечера. С каждым днем в ней гасло желание искать отца. Поиски привели ее сюда, здесь она впервые познала настоящее счастье. И нужно быть благодарной судьбе за это. Перед Рождеством работы в музее было совсем мало, и девочки повсюду таскали Марго за собой — собирать ракушки, удить рыбу, изучать птиц…

Но лучше всего были вечера. Они смотрели интересные программы по телевизору, но гораздо охотнее читали и беседовали, тем более что книжные полки были полны настоящих сокровищ. У Жюля был общий интерес с мадам: французская история. Как-то они спросили у Марго про мадам Тюссо.

— Некоторые журналы слишком ярко живописуют, ужасы прошлого, чтобы можно было полюбить ее работы. Больше всего меня поразило, что мадам Тюссо, очень молодой женщине, много лет обучающей искусству сестру Людовика XVI, пришлось делать посмертные маски самого Людовика, а позже Марии-Антуанетты, когда их обезглавили. Хотя, возможно, глупо принимать все это близко к сердцу.

— Но это можно понять, дорогая, — тихо проговорила мадам. — Я почувствовала то же самое, прочитав как-то Верка, что гордой и веселой Марии-Антуанетте пришлось извиниться, когда она, поднимаясь на гильотину, наступила на ногу своему палачу.

Марго заметила на глазах мадам слезы, и у нее сжалось сердце. Эти люди, уже давно считающие себя новозеландцами, в чьих жилах смешалась кровь англичан, ирландцев и других народов, до сих пор грезили о Франции. Так было и с Пьером, хотя он питал особую нежность к английской королевской семье. «Она сплачивает нас, — как-то сказал он. — Наша верность неизменна. Королева всегда с нами, она глава семейства, каковы бы ни были наши политические пристрастия».

Как бы Марго хотелось, чтобы Пьер Лаверу был не столь притягательным, добрым, импульсивным, великодушным, таким близким ей по духу. Однако он не сочувствовал ее поискам, а потому — хватит мечтать.

Марго подошла к книжной полке и взяла книгу Бьюика «Французы в Акароа».

— На днях, — сказала она, — я прочла нечто, что мне очень понравилось. Слушайте: «Очевидно, сын лорда Литтлтона побывал здесь со своим отцом в 1868 году, красота гавани так поразила его, что двадцать лет спустя он заявил: если когда-нибудь его сердце будет разбито от неразделенной любви, он вернется в Акароа, чтобы исцелить рану».

— Когда вы впервые прочли это? Еще в Англии? — спросил Пьер, пристально глядя на нее.

Марго поборола желание сказать ему «да» и твердо ответила:

— Конечно нет. Я впервые увидела эту книгу только здесь. Но отрывок меня очаровал. Интересно, вернулся ли он сюда?

— Да, его потомок, не знаю, прямой или нет, вернулся. Вернулся в качестве нашего обожаемого генерал-губернатора, лорда Кобема.

Пристально глядя на Пьера, Шарлотта произнесла таким тоном, что ее мать с любопытством взглянула на нее:

— Но я знаю, что многие люди поступают по-другому. Они уезжают, если их сердце разбито от неразделенной любви.

— Шарлотта, это очень личная тема, — резко произнесла Жюстин, — Одно дело — обсуждать абстрактные вещи, но совсем другое… Пьер, надеюсь, ты извинишь мою дочь.

Марго удивленно перевела взгляд с одной на другую. Упрек матери не произвел на Шарлотту никакого впечатления. Она смотрела на Пьера и впервые показалась очень похожей на мадам. Марго ожидала, что Пьер набросится на нее, до этого не произошло. Он только усмехнулся:

— Оставь ее, Жюстин. Шарли всегда была самой прямолинейной из всех нас. Тебе не терпится узнать, помогли ли новые места? Ответ положительный. Когда возвратился сюда, то столкнулся с Лизетт в аэропорту, но теперь мне было все равно. Ты довольна, Шарли?

— Почти, — усмехнулась Шарлотта.

— Что еще ты хочешь знать? — притворно вздохнул Пьер.

— Достаточно! — воскликнула Жюстин. — Давайте сменим тему. Не представляю, что вырастет из моей дочери…

— Жюстин, не стоит переделывать Шарли, — проговорил Пьер. — Многие беды происходят от того, что люди не умеют быть открытыми.

Марго поморщилась, но даже не взглянула на него.

— А ведь все мы очень близки, можно сказать — единый семейный круг. Когда-то это была одна собственность. Марго. Отец как-то мне рассказывал, что, когда первый Росиньоль продал землю моему прапрадеду, не возникло потом никаких недоразумений.

— Так и должно быть, — добавила мадам. — Было бы очень трудно жить в такой тесной общине, если бы хозяева земли ссорились из-за границ или забредшего на чужую территорию скота. Когда Эжен Лаверу забрал землю на склоне холма у моего деда, тот сказал, что это решило много его проблем. Так же как приезд Марго решил проблему особняка Росиньолей и дал нам возможность сохранить его. И прошу вас, дети, не говорите, что это простое совпадение. Прожив много лет, я знаю, что совпадения, конечно, случаются, но многое другое устраивается Господом.

— Сейчас Жюстин скажет: «Аминь».

Марго улыбнулась, еле сдерживая слезы:

— Спасибо, мистер Росиньоль. Мне очень приятно быть членом вашей семьи, ведь у меня нет своей. Простите, звучит так… жалко. Приехав сюда, я почти забыла, что значит жалеть себя.

Марго ожидала увидеть презрительную усмешку на лице Пьера Лаверу, но ее ожидания не оправдались. Он даже улыбнулся, и это была его первая добрая улыбка, адресованная ей. Возможно, так он хотел извиниться.

До чего же удивительно праздновать Рождество в разгар лета, но со временем Марго свыклась с этой мыслью. В рождественское утро с подоконника кивали розы, а большие золотистые пчелы жужжали над экзотическими лианами. Она радовалась, что с востока дует прохладный ветерок, потому что раннее утро обещало жаркий и безветренный день. Миссис Грендон пригласила двух работников фермы к себе на обед, поэтому за столом собралась лишь семья Росиньоль и Пьер с Марго. В половине двенадцатого появилась Шарлотта. Она отвела Марго в сторону и зашептала:

— Пьер повесил на дерево кое-что и для тебя. Я решила тебе сказать. В тот день, когда мы ездили за покупками в Крайстчерч, ты ничего не купила ему. Или…

Марго прикусила губу.

— Правда, не купила. Боже, что же теперь…

— У нас есть уйма маленьких подарков для папы. Недавно он сказал, что ничто не сравнится с рождественским чулком, поэтому мы с Леони для смеха сшили огромный чулок и наполнили его подарками. Там есть носовые платки, булавки для галстуков, носки и запонки… Хочешь, я что-нибудь достану?

— Спасибо, Шарлотта, но у меня есть идея. Я кое-что купила еще в Квебеке. Это прекрасно подойдет к той коробочке, в которой он хранит запонки.

— Здорово! Ему понравится. Вы ведь уже не ссоритесь, да? Кстати, я заставила Леони и Бриджит пообещать, чтобы они никому не говорили, что вы были знакомы раньше. Заверни свой подарок, и я повешу его на дерево. А сейчас мне надо делать соусы для пудингов.

Увидев подарок, Шарлотта присвистнула.

— Какая красота! Думаю, ты купила его для себя.

— Нет, просто люди моей профессии не могут удержаться от таких покупок. Ничего личного. — Это было не совсем так. Марго купила эту вещь, потому что она принадлежала к той же эпохе, что и табакерка, которую она нашла среди вещей тети. Ей было и горько, и приятно расставаться с ней.

— Что ты наденешь на Рождество, Марго? Девочки в возрасте Шарлотты всегда интересовались нарядами.

— Наверное, то кремовое платье без рукавов.

— Лучше надень платье, которое тебя уговорила купить тетя Элиза, голубовато-зеленое, хорошо? Папа недавно сказал, что тебе оно идет. Увидимся.

Когда Марго с мадам Росиньоль поднялись по ступеням террасы, им навстречу вышел Франсуа и поцеловал обеих.