— Вот так практика,— ахнула Анна Васильевна.— Большие ведь ребята. Некоторые бреются.

— Тише, — поднес к губам палец Павел Михайлович.— Давайте посмотрим. — Он еще немного понаблюдал за сражением Сережи с бычком и добавил: — А чем не практика? Они все теперь только с машинами играют. Уже забывают, что и у животных живая душа, что им тоже хочется побегать, побрыкаться. Это, я вам скажу, дело хорошее. Когда человек с телятами, с коровами, с поросятами возится, он от этого хуже не становится.

Вася первым заметил председателя и Анну Васильевну.

— Полундра! — закричал он в рупор.

И зрители корриды тут же исчезли, словно растворились. Анна Васильевна подозвала Наташу. Сережа, вконец смущенный тем, что Анна Васильевна и Павел Михайлович застали его за игрой с бычком, пошел в коровник.

— К маме зайдем,— сказал Олег.

Это был уже не новый типовой четырехрядный коровник на двести коров. Доили коров на специальной площадке, переоборудованной из крайних стойл. Теперь доение группы из десяти коров продолжалось восемь — десять минут. Идоили коров так быстро совсем не потому, что здесь гнались за рекордами. Зоотехник, чтоб переубедить доярок, провел на ферме эксперимент. Одних коров доили восемь минут, других намного медленнее — шестнадцать. И доярки увидели, что быстрое доение дает молока на пятнадцать процентов больше, чем медленное, и к тому же жирность молока при быстром доении увеличивается чуть ли не на треть. И еще зоотехник уверял, что ученые доказали: коровы с хорошим, уравновешенным характером дают молока на тридцать процентов больше, чем коровы нервные, пугливые.

— А от чего зависит настроение коровы? — спрашивал зоотехник.— Прежде всего от настроения доярки. Девушке с плохим настроением лучше кур ощипывать, а не коров доить.

Варю Щербатюк Стоколос — Реаниматор постоянно хвалил и за доброе отношение к животным, и за хорошее настроение.

И вот теперь эта Варя Щербатюк с ее хорошим настроением прошла мимо Олега и Сережи так, словно их вообще не существовало, словно были они бесплотными тенями, словно она их просто не видела.

Сережу это не только удивило, но и раздосадовало.

«Ну хорошо — Олег,— думал он.— Но я при чем? Я-то ей ничего плохого не сделал! Скорее, наоборот. Электропаяльник ей подарил».

Варю на ферме ценили. Теперь здесь все делалось с помощью механизмов. А механизмы время от времени выходили из строя. Другие доярки, как только что-нибудь не ладилось, нервничали, звонили по телефону, вызывали слесаря-наладчика.

А Варя собрала у себя в подсобке слесарные инструменты. Что купила, что выпросила. Возьмет разводной ключ в руки — чем не слесарь! — ив два счета сменит резину на доильном аппарате, разберет кран, заменит прокладку. И никогда не отказывалась помочь починить что-нибудь, если ее просили об этом другие доярки.

Мама Олега — доярка Евдокия Яковлевна Мороз, тихая, болезненная женщина с прекрасными, ни капельки не утратившими цвета, ярко-голубыми глазами и серыми нездоровыми губами,— может быть, и не знала об отношениях Олега с Варей Щербатюк. Но о чем-то догадывалась. На одной ферме с Варей работала. И сейчас она встревожено поглядывала на рослого своего сына.

А Олег, как всегда, когда чувствовал, что у матери снова боли, ежился, словно от холода, и сердился.

— Ну что ты, мама, рентгена боишься? — выговаривал он ей.— Как маленькая...

— Пойду, пойду, Олежка! В понедельник пойду!

— Сколько этих понедельников было. Болит?

— Не болит!.. Ты, сынок, Люде с Ромасем обед разогрей и сам поешь. Хлеб захвати с собой, я с утра купила. Возьмешь там... И масло постное...

Высокоудойные коровы со звучными именами Кадриль, Премия, Эмблема важно и медленно кивали головами, подтверждая каждое ее слово.

Это мухомор. Только он похваляется своим ярким нарядом. Остальные грибы обычно прячутся от людей. Забираются под листья. Скрываются в глубине леса.

Правда, и среди них попадаются хвастунишки, которым обязательно хочется выбраться из леса на опушку, к самой дороге, чтобы на мир посмотреть и себя показать. Такого только слепой не заметит.

Хоть есть люди, от которых и они скрываются. Увидят учителя химии Николая Николаевича — и сразу же в кусты. Только что стояли у дороги и вдруг пропали. А Николай Николаевич присядет на корточки, поглядит по сторонам, найдет сбежавший молоденький грибок с приставшей к шляпке сосновой иголкой, залюбуется и решит: «Эх, жалко, фотоаппарата не взял!» И пойдет дальше. И домой вернется без грибов.

Но бывают прирожденные грибники. К ним грибы словно сами сбегаются со всех сторон. Таким прирожденным грибником был в селе Бульбы Эдик.

В селе Бульбы, а может быть, и не только здесь, издавна считалось, что красивой должна быть девочка, девушка, женщина. А красив ли мальчик или мужчина — не имеет никакого значения. Но Эдик, полное его имя было Эдуард, был необыкновенно хорош собой, и это невольно привлекало внимание. Высокий лоб, спокойный, доброжелательный взгляд широко расставленных серых глаз, ровный, правильный овал лица, ямочка на правой щеке, едва заметная, чуть грустная улыбка. К тому же он был необыкновенно чистым и аккуратным мальчиком. Пожалуй, единственным мальчиком в селе Бульбы, у которого складка на брюках была одинаково ровной и четкой и в праздники и в будни.

Тот, кто впервые встретился с Эдиком, мог бы и не догадаться о его несчастье. Так, небольшие странности. Но у кого их нет? Эдик умел читать, но только вслух и едва ли понимал прочитанное. Немного картавил и, рассказывая о чем-нибудь, часто повторял одно и то же слово или целую фразу.

В селе Бульбы Эдика любили и взрослые и дети. Но особенно хорошо относились к нему животные. Гуси за ним бегали, как собаки. Огромный вздорный и злой бык Ганнибал позволял подходить и почесывать себя под ноздрями, сквозь которые было продето тяжелое медное кольцо, только зоотехнику и Эдику.

И еще говорили, что Эдика любят грибы. Уж какие грибники были в себе Бульбы, а никто не собирал такого количества таких отборных грибов, как Эдик.

Идет он рядом с тобой, нагибается, кажется, не чаще, чем ты, но у тебя четверть лукошка, а у него уже половина. У тебя половина, а у него уже лукошко. И ни одного червивого. Если Эдик срежет старый червивый гриб, то не бросит его, а, как большинство школьников села Бульбы, наколет грибную шляпку на сучок, на дерево повыше. Там гриб подсохнет, а ветер потом разнесет споры, и родятся новые грибы. Этому научила школьников Клавдия Захаровна, учительница биологии. И в этом Эдик не отличался от любого школьника.

Никогда Эдик не положит в лукошко чертова гриба вместо белого. А ведь боровик почти совсем не отличается от чертова гриба. Научно его сатанинским называют. Он ядовитый. Правда, шляпка у него, в отличие от боровика, слизистая, и нижняя сторона шляпки с красным оттенком. И срез на мякоти сначала краснеет, а потом синеет.

Никогда Эдик не собьется с дороги. Сережа догадывался, почему это так. Для Эдика ни одно дерево не было похоже на другое. Он словно различал их «в лицо».

В связи с грибами в селе Бульбы как раз и начали замечать то, что потом оказалось наибольшей странностью Эдика. Бывало, скажут ему ребята: «Пойдем послезавтра по грибы?» И взрослые и дети любили ходить по грибы с Эдиком. «Послезавтра? — переспросит Эдик. — В пятницу?» Он всегда сразу определял, какой будет день недели. Позовет Эдика соседка: «Приходи восьмого к нам на день рождения Валерика», Эдик тут же уточнит: «Восьмого? В среду?»

И это мгновенно. А женщине, которая Эдика приглашала, нужно некоторое время, чтоб сообразить и подсчитать, какой же день будет восьмого.