– Вы, ребята, должны хорошо знать, что по Антарктическому договору 1961 года любым государствам запрещается приносить сюда всякое военное дерьмо. Конечно, никто не станет возбухать из‑за пары пистолетов или даже ружей, но вещички, которые вы распаковываете, – это уже прямое нарушение международного законодательства.

– А с чего ты взял, что «Вейланд индастриз» – это государство? – отозвался Свен, облачая свою могучую мускулатуру в бронежилет. – И потом я не помню, чтобы я какой‑то там договор подписывал.

Внутри пирамиды

Прежде чем они двинулись еще глубже внутрь пирамиды, Лекси обратилась лицом к отряду.

– Температура здесь гораздо выше, чем на поверхности, – сказала она. – Можете снять куртки.

Обрадованные возможностью скинуть объемистое снаряжение, Себастьян со своим коллегой Томасом, а также Миллер, Вейланд, Максвелл Стаффорд, Коннорс и Адель Руссо свалили теплую одежду в большую груду.

Сама Лекси разоблачилась до ярко‑красного комбинезона для холодной погоды. Надев рюкзак, она зажгла стробоскопический источник света и бросила его поблизости. Его постоянный огонь должен был послужить маяком и привести их обратно к теплой одежде.

Затем Лекси подняла взгляд и обнаружила, что Себастьян за ней наблюдает.

– Почему бы не оставить здесь просто хлебные крошки, как в той сказке? – поддразнил ее археолог.

Лекси улыбнулась.

– Птицы их съедят, и мы совсем заблудимся.

– Сомневаюсь, что здесь много птиц, а летучие мыши вряд ли любят хлебные крошки.

Пока остальные заново упаковывали свои вещи, Лекси прошла на несколько метров в следующий коридор, а Себастьян направился следом.

– Что, про кости вы уже позабыли?

– Об этой стороне дела Томас позаботится, – ответил Себастьян. – Он как раз тот тип археолога, который наполовину судебный следователь. Кроме того, Вейланд приказал ему остаться в жертвенном зале и все там зарегистрировать.

– Вейланд любитель приказы раздавать.

– Ничего, Томас не в обиде. С ним там эта светловолосая амазонка, Адель. Они могут поближе познакомиться.

– Да, и в таком романтическом месте. – Несколько секунд они шли молча, пронзая лучами фонариков лежащую впереди тьму. – А вы, доктор де Poca? – спросила Лекси. – Какой вы тип археолога?

Себастьян ощупал висящую у него на шее крышку от пепси‑колы.

– Я люблю старые вещи. Есть какая‑то особенная красота в очень древних предметах – что‑то вневременное, бессмертное.

– Кстати о красоте… посмотрите, как на них свет играет – Лекси указала на потолок широкого коридора, где камень был покрыт целым лесом мерцающих голубоватых сталактитов.

Когда она двинула луч фонарика по замерзшей поверхности, сосульки стали менять цвет – от бледно‑голубого до лазурного и дальше до лилового. Вейланд проковылял по коридору и встал рядом с Лекси, опираясь о лыжную палку и глядя на потолок.

– Должно быть, в этой воде есть какие– то минеральные примеси, – заключил Себастьян.

– Я тоже вначале так подумал, – сказал Миллер. – Но все обстоит иначе.

– Это не минеральные примеси?

– Это не вода.

Себастьян удивился. А Миллер показал на свой спектрометр.

– Еще там, в зале, я провел экспресс‑анализ этого вещества.

Он сверился с жидкокристаллическим экраном.

– У нас тут есть трикрезилфосфат, этилат цинка, дитиофосфат, диэтиленгликоль, полипропиленовый эфир… и некоторые следовые элементы.

– А что из всего этого получается? – спросила Лекси.

Ответил ей, впрочем, Себастьян.

– Гидравлическая жидкость, – сказал он. – Или что‑то достаточно близкое.

Все удивленно воззрились на археолога.

– У меня «шевроле» пятьдесят седьмого года выпуска. Это мое хобби. – Он развел руками и одарил Лекси слабой улыбкой. – Как я уже сказал, я чертовски люблю все старое.

Вейланд повернулся к Миллеру.

– И какой вы из этого делаете вывод?

– Никакого. Но я не могу себе представить, чтобы древние люди использовали гидравлическую жидкость.

– Совпадение?

Миллер уже открыл было рот для ответа, но Себастьян заговорил первым.

– Сомневаюсь, мистер Вейланд. Если пять тысячелетий человеческой истории хоть чему‑то нас научили, так это тому, что совпадения бывают только у дураков.

Китобойная стоянка на острове Буве

Как только его люди были обустроены, Куинн взял себе отдых и три часа проспал. Когда пиканье наручных часов слишком скоро его разбудило, он выбрался из спального мешка и вышел наружу проверить шахту.

Там он с облегчением обнаружил, что прочная «яблочная» палатка вишневого цвета над отверстием по‑прежнему стоит на месте, а лебедка находится в рабочем состоянии. На оборудовании не было и следа льда. Куинн проверил показания мареографа. Лебедка размотала свыше шестисот десяти метров стального троса, а это означало, что подземная группа достигла дна тоннеля много часов тому назад, вскоре после начала шторма.

Куинн сел, скинул перчатки и позвонил по радиотелефону, который давал прямую связь с подземной группой. Однако там ответить не потрудились.

Куинн не удивился. С тех пор как они обнаружили эту дыру во льду, Чарльз Вейланд стал не на шутку озабочен мерами безопасности. Он выдал приказ о полном запрете всех связей с внешним миром, хотя из‑за этого шторма все равно ни черта не было слышно. А потом этот бывший флотский вояка и четыре его кореша, невесть откуда взявшиеся, сбросили свою личину «охранной группы» и принялись жонглировать пушками, точно отряд особого назначения, собирающийся на задание.

Куинн заключил, что все это дело начинает попахивать хуже, чем убийство на большой дороге в Техасе.

Убедившись, что внутри «яблочной» палатки все в норме, Куинн вышел оттуда. Ветер долбанул его почище бейсбольной биты, а отдельные снежные хлопья стали впиваться в парку, точно шрапнель. Он завязал капюшон и раскатал шапочку, закрывая все лицо. Куинн прикинул, что нисходящие потоки делают свыше семидесяти миль в час, а это было совсем скверно.

Проходя по городку, Куинн едва сумел различить в белой снежной пелене черные очертания столовой.

– Стой! Кто идет? – Послышался чей‑то голос. Крик был порядком приглушен снегопадом.

– Это Куинн! Куинн, черт побери!

Откинув капюшон и сделав шаг вперед, он вдруг обнаружил, что смотрит прямиком в дуло самого большого револьвера на свете. Тогда Куинн раздраженно сорвал с головы шапку, чтобы этот идиот смог его опознать.

Клаус сунул «дезерт игл» в кобуру.

– Какого дьявола ты здесь делаешь? – рявкнул Куинн. – Терпеть не могу, когда мне пистолеты в лицо суют.

– У меня приказ, – сказал Клаус, вызывающе пожимая плечами. Затащив Куинна в относительное убежище дверного проема, он подался к нему поближе, чтобы не надо было орать. – Вейланд хочет, чтобы эта территория охранялась.

– Охранялась? От кого?

– От желающих сделать заявку, – ответил Клаус. – От русских… китайцев… другой корпорации. Тут кто угодно может оказаться.

Куинн посмотрел на бушующий шторм.

– Поверь мне. Тут никого нет.

Когда он уже собрался уйти, Клаус его остановил.

– Ты куда?

– Ну, раз вы, ребята, тут так столовую охраняете, я решил хагглунды проверить. А теперь позволь мне уйти. У меня тоже работа имеется.

Клаус отпустил руку Куинна и отступил назад в тень. Затем он стал наблюдать, как подсобник пробивается сквозь снег, пока пелена совсем его не поглотила. После этого Клаус открыл прочную деревянную дверь в столовую.

Ощутив вторгшийся туда вместе с Клаусом поток холодного ветра, Свен поднял взгляд. Глаза его сузились.

– Ты должен на страже стоять.

– Просто горячего чаю захотелось, – отозвался Клаус.

Свен посмотрел на Бориса. Русский сидел в углу и что‑то напевал на родном языке, кипятя воду на лагерной печке.

– Чай еще не готов.

Клаус выругался и закрыл за собой дверь, опять выходя наружу.

– Мишка, когда ты этот чертов нагреватель запустишь? – спросил Свен.

Михаил оглянулся на шведа, затем треснул кулаком по упрямому прибору.