— Понятно. Если вы захотите где-нибудь остановиться, только скажите.

— Остановиться?

— У нас тут очень красиво.

Я с сомнением окинул взглядом бесконечно непроглядную тьму, но промолчал.

Что имел в виду водитель, я понял, когда мы въехали в тоннель. Освещенный синим неоном, он, казалось, уходил в дыру пространства. Только через миг я понял, куда мы въезжаем, и волосы на затылке поднялись.

Сверкающий росчерками ламп тоннель из бронированного пластика понес нас прямо в море. А через минуту мимо промелькнула кромка воды. Я даже дышать перестал. Татарин, бросив на меня взгляд в зеркало заднего вида, сделал оконные стекла полностью прозрачными.

Целые автострады в прозрачных трубах из бронированного пластика обвивают дно и подводный город. Снуют электромобили, жители совсем не обращают внимания на многоцветных и мутировавших рыб в толще морской воды. Однажды я даже видел древнюю шипастую мину, кажется, времен Второй мировой войны.

Когда мы въехали под огромный структурный купол города, похожий на соты, водитель притормозил у обочины. Я только этого и ждал, выскочил наружу. Едва сдержался, чтобы не прижаться по-детски к пластиковой скорлупе. Прохожие на тротуаре заулыбались с пониманием.

Каменные рифы, песчаные долины, декорированные подводные леса. Всю эту красоту освещают плазменные шары, привязанные ко дну невидимыми нитями. Вдалеке, под красноватым сиянием, затонувшая немецкая подводная лодка. Пускают электрические блики с серебряных тел прогулочные субмарины, наверняка обычно за ними следуют дельфины. У самой кромки песка в отдалении — каменные кресты, фигурки ангелов, надгробья. Призраками над могилами проплывают тени морских обитателей. Это самое красивое кладбище, которое я когда-либо видел!

Что-то изменилось, я ощутил, как мое тело завибрировало. Неслышный звук обласкал каждую клеточку организма, куснул каждый оголенный нерв. Я в панике оглянулся, мой взгляд наткнулся на затопленную неподалеку часовню. Какой-то механизм сейчас качает колокола, отыгрывая мелодию…

— Вам нравится?

Я оглянулся, рядом прислушивается к мертвой мелодии старушка. На коричневом лице блуждает мечтательная улыбка.

— Никогда не видел ничего подобного, — ответил я честно. — И не слышал.

— Когда-то Крым сотрясали мощные землетрясения, — задумчиво проговорила она. — То было для всех ужасное время. А когда решили выстроить подводный город, обнаружили эту часовню. Очевидно, ее снесло на дно оползнем. Теперь ее колокола звонят по усопшим и погибшим. Так будет всегда, да спасет Господь их души.

Колокола продолжали свою несчастную посмертную мелодию. Я никогда не был верующим, но сейчас даже такой чурбан, как я, ощущал что-то чужое, возвышенное, неестественное… нет — сверхъестественное!

— Посмотрите туда, — услышал я голос татарина, когда мелодия смолкла.

Обернувшись, я увидел нашу обратную дорогу.

Крымский полуостров возвышается над морским дном подобно Везувию. Кажется, что вот-вот случится что-то страшное, что мгновенно убьет всю эту волшебную красоту. Будто сейчас обрушится на нас, уничтожив подводные Помпеи. Похоже, что к этому чувству придется привыкать. По крайней мере, насколько я мог увидеть, ни один житель подводного царства не испытывает ничего подобного.

Внедорожник свернул с общей дороги, еще один тоннель скрыл от взгляда толщу воды над нами. Три затяжных поворота, и в свете фар показалось большое здание, похожее на позвоночник динозавра. Я насчитал в нем двенадцать этажей-уровней. Над входом, ожидаемо выполненным в виде раскрытой раковины, вывеска из лазерных лучей.

— Крымский офис корпорации «Новая надежда», — сообщил водитель, останавливая «мицубиси» у раковины. — Добро пожаловать.

С некоторым трепетом я выбрался из машины. Что ни говори, но к «Новой надежде» у меня еще остались теплые чувства. Немножко. Где-то глубоко внутри. Очень глубоко.

У входа живое оцепление из бронированных фигур. Около полусотни бойцов полицейского спецназа, рядом бронемашины. Отдельно припаркованы беспилотники «Новой надежды». Если не показалось, то, кажется, на крыше еще и снайперы.

За спиной раздался рев моторов, я обернулся, на парковку въехали пять машин, мягко притормозили в сторонке. Это они за нами все это время ехали?

Татарин в ответ на мой взгляд сказал кротко:

— Было приказано обеспечить вашу безопасность любой ценой.

Хочется верить, хочется верить… Ладно, пусть будет моя безопасность, а не средство меня удержать. Все равно выбор я уже сделал.

Стеклянные двери распахнулись передо мной навстречу качнулся огромный холл. Выкрашенные в бежевый цвет стены сплошь закрыты стеклянными шкафами, откуда на меня глядят с фотографий знаменитости в компании руководства корпорации (есть даже фото Евгения Калугина с президентом), всевозможные кубки, дипломы. Пахнет озоном, перегретым «железом» и осенью.

— Петр Астахов прибыл, — вывел меня из ступора голос татарина.

Я оглянулся.

У двери с надписью «Зона А» замерли трое. Две незнакомые девушки в фирменных костюмах и седовласый бугай в джинсах и футболке с надписью: «Сексизму — ДА». Ему на вид лет шестьдесят, но фигура как у молодого Шварценеггера. Седые волосы заплетены в дрэды, с частым вкраплением цветных проводов. На широком лице выражение искреннего смущения и вины, что никак не вяжется с крупными скулами и массивным подбородком. Мощную шею обвивает ожерелье из флэшек.

— Ну, привет, Сэйт, — пробормотал бугай.

Я вскинул брови.

— Ох… прости, мы ж не знакомы в рилайфе, — он окончательно смутился. Девушки по бокам заученно оскалились в вежливой улыбке, я заметил в их глазах дикое напряжение. Бугай добавил: — Ты знаешь меня под ником Дикарь.

Та-ак, приехали. Вот тебе и Дикарь… оказался почти дедушкой, раза в три старше меня. Вот уж не ожидал подобного… хотя это же виртуальность, я мог бы и предвидеть. Дикарь мог быть женщиной, голубым, бритоголовым евреем или жирным девственником. Так что будем считать, мне еще повезло.

— Рад познакомиться еще раз, — смущенно улыбнулся Дикарь и протянул руку.

Я шагнул навстречу, пробормотал:

— Так вот ты какой, северный олень…

Дикарь заморгал с непониманием:

— Что? Я не…

Договорить не дал мой кулак, врезавшийся ему в скулу.

Илчи так и не опустил автомат. С тщательностью, выдававшей напряжение контрабандиста, он снова запер все двери. Потом обернулся, и его взгляд не сулил четверке непрошеных гостей ничего хорошего.

— Нам нужно поговорить, — сказал Иван Терехин, с громким шелестом стягивая целлофановый плащ.

Его жемчужного цвета волосы чуть растрепались, что выдает его безумный день. Оливкового цвета в красной сетке полопавшихся сосудов. Видимо, ему несладко пришлось во время «перехвата». Хорошо еще, что жив остался. Наверное, арахниды слишком спешили.

— Говори, — разрешил Илчи, не отводя автомат.

— Господин Фокс, — замялся региональный директор корпорации «Новая надежда». — Не могли бы вы опустить оружие?

— Не мог бы.

— Поверьте, мы…

— Не поверю. А теперь — говори, что хотел. Время — деньги.

Терехин с мольбой посмотрел на меня. Пришлось признать, что в чем-то он прав. Мне самому не нравится стоять вот так, ожидая, когда контрабандист решит, что разговор затянулся, и нажмет на спусковой крючок. В конце концов, автомат в его руках всего лишь видимость власти. На самом деле это мы в зависимом положении — танки снаружи об этом говорят чрезвычайно красноречиво.

Я проговорил:

— Илчи, если бы они хотели, то взяли бы бункер штурмом. Убери оружие.

По его глазам я понял, куда он сейчас меня пошлет. Но тут вмешался Иван:

— И, если можно, давайте выпьем кофе.

Я почти услышал, как челюсть контрабандиста стукнулась о пол от наглости гостя. Однако немедленных выстрелов не последовало.

Сидя в одной из комнатушек бункера, мы прихлебывали растворимый кофе из алюминиевых кружек. На донышке своей я заметил серп и молот, чуть ниже была дата «29.10.1983». Илчи, с автоматом на коленях, сидит в сторонке. Терехин пристроился напротив меня, двое военных изобразили тени скорби за его спиной. Четвертым оказался тот самый генномод, чью голову я принес в свое время в Цирк Беспринципности. Ну или его брат-близнец. Сколько его ни рассматривал, но так и не смог увидеть на шее шрам.