А потом снова, даже если я не вполне осознавал свой внутренний суматошный водоворот, появлялось что-то другое. Особенно в один из самых странных эпизодов жизни, когда я подписал шоблу телепатов-гипнотизеров прозондировать мое последнее, дотелештатное время в «Плейбое». Поразительно, как местное откровение высовывает свою гаденькую рожицу…

Телепаты умели превратиться в живые телефоны, войдя в транс и покинув тело, чтобы освободить дух. Таким образом, остальные могли заплатить деньги, постоять кружочком и не просто послушать, как посредством их говорят Существа Иных Миров, но и приобщиться волшебной энергии, которую их бестелесные сущности, видимо, испускали, словно благостный болотный газ, и пока они разъясняли нам что есть что.

Главным спиритом в этой компании был взъерошенный шаман из округа Мэрин по имени Лазарис. При взгляде на него возникала мысль, что он готов впарить вам Уиннибаго в качестве средства проникновения в потустороннюю вечность. За предыдущие пару лет он стал любимчиком площадок Нью-Эйдж-Голливуда и разводил их на пару с Мэйфу, жизнерадостной женой бывшего полисмена, съехавшего из-за всех этих дел. Они устраивали шоу на потеху всем: от Майкла Йорка до Сьюзен Сомерс. Кстати, Лаз наделал много шуму на недавно приказавшем долго жить и горячо оплаканном публикой «Шоу Мерва Гриффина», где он появился вместе с Йорком и его женой и осуществил несколько внушительных трансляций с качественными спецэффектами из Великого Запределья.

(«Нам следует заниматься земным делом под названием реклама», — туманно выразился по этому поводу уважаемый Мерв. «Мы разбираемся в таких вещах», — съязвил Лазарис, морща нос в манере симпатяшки-щенка. Я имею в виду то, что он никого в себе конкретно не воплощал. Парень витал в каких-то безвременных небесах. Но, Господи, как он сек в рекламе!)

К несчастью, в тот день, когда я законтачил с Лазарисом, у меня случился небольшой опиатовый кризис. Моя механика — три-дня-торчать, один-отходить прогрессировала из-за обычных волевых усилий в духе Гордона Лидди в сторону неделю-торчать, пять-минут-попускаться. Что было бы нормально или хотя бы терпимо в любой другой день. Но не тогда, когда у тебя назначена встреча с гигантом духа. Невозможно спрятаться от читающего мысли.

Едва я ввалился в его комнату в «Аэропорт Мэрриот», где на время пребывания в Лос-Анджелесе остановился Джэч Персел, телесная сущность спирита, как начали происходить неприятные вещи. Мгновенно в этом плюшевом типчике, RV-рекордсмене по месячным продажам проснулась жизнь. Тема contorto составляет одно из развлечений в просмотре каналов. Назовем это аналогом легкой музыки в карнавальном идиотизме. Нелегко передать тело в субаренду непонятному духу. Да и свое собственное тяжко сохранить в таких условиях! Как только Джэч отправил свою душу в метафизический сборный танк, Лазарис нажал на газ и заверещал свое фирменное вступление. «Все нормально» прозвучало из-за акцента или трансмиссионных проблем как «усе нармально».

— Усе нармально, мы улавливаем сильный сигнал.

Потом нос снова морщится, шея слегка вытягивается, а объект его пристального взора елозит на месте, изо всех сил пытаясь не угодить прямиком в сумасшедший дом. Чертов кумарный пот!

И первые две или примерно две с половиной минуты все нормально. Неприятно, но нормально. Будто ты заперт в одной комнате с торкнутым кислотой Норманом Винсентом Пиком. Пока вдруг неожиданно, как летняя гроза, величественная сущность не дергается вперед, стискивая ручки кресла. Мне кажется, у меня сердечный приступ! Удар! Затем он валится живым пушечным ядром со своего любимого сиденья в мою сторону, кладет мясистые лапы на мои плечи и склоняет ко мне свою щекастую сияющую рожу.

— Мы не знали! — восклицает он. — Мы не знали!

И в глазах у него проступают, как я вижу, крохотные слезинки. «Нам так больно! Мы не можем продолжать! Так больно, простите нас, что мы не чувствуем… Мы не можем… Дух не хочет проводить опыт в настоящий момент».

С этим словами он отшатывается, приземляет свою сплюснутую задницу обратно на гостиничный стул и грустно улыбается: «Мы видим темные краски. Мы видим тяжелую, жесткую негативность! Мы видим… Нам стоит сказать? Мы видим, что у вас дырка в ауре!»

Темные краски я бы еще стерпел. Негативность составляла мой хлеб с маслом. Но дырка в ауре? Как жизнь приготовит тебя к такой новости? Я встал и со страхом смотрел, как облаченный в костюм с галстуком медиум повернулся к Джэчу, успевшему принять свой обычный вид Простого Парня. До меня дошло, что всезнающая сущность меня отвергла. О чем это вам говорит?

— Странно, — вот все, что сумел сказать Джэч мягким голосом, когда окончательно вернулся в реальность. Он уставился на меня в ожидании объяснения только что произошедшего. Он, очевидно, ментально отсутствовал, когда небесный посланник забуксовал. — Очень странно.

— Мне… очень приятно! — пролепетал я. К чему суетиться и объяснять? А что, если он позвонит в «Плейбой»? А что, если он им скажет? Что их чувак, потенциальный псих, берет интервью у телепатов? Член БМА — «Будущие масоны Америки»? Остаток рабочего дня я старался поддерживать свое крайне обдолбанное состояние и тихо-мирно брать интервью у мозговых захватчиков.

Разумеется, потребовалось время, чтобы отойти от моей экскурсии в «Марриот», но я сделал один вывод. Мои дни в компании извращенцев подошли к концу. Космос меня записал. Пора выходить из холода. В считанные, в космическом понимании, секунды, я бросился на Фэйрфэкс в свой наркопритон, и жизнь потащила меня в совершенно противоположный мир. В самое сердце общественных приличий. Мир Нормальных Белых Людей. Мир страхов яппи. Мир, где все надели власяницы от L.L. Bean, где в ближайшем будущем есть всем известное и любимое «тридцать с чем-то».

Благодаря еще одной женщине, я сумел воспользоваться своим первоначальным вороватым прорывом в телекормушку и попасть в самое солидное заведение — Агентство Творческих Работников. Именно так, АТР. Возможно, Майк Овиц не выскакивает каждое утро из койки, приговаривая: «Пожалуй, я полагаю, что сегодня бы проспонсировал Джерри Стала на наркоту!» Но герр Майк или, по крайней мере, армия под его командованием в общем и целом этим и занимались.

Стив Стикерс оказался постоянно мигающим ангелоподобным чувачком, представлявшим, среди прочих, Джину Уэндкос. Мы с Джиной встречались давным-давно. В первый год халтуры в «Плейбое» я летал назад в Манхэттен писать про какую-то низкопробную бульварщину. Жил я, как всякий честный хипстер, в «Отеле Челси». И в один прекрасный день, когда я, спеша по делам, пересекал Двадцать Шестую и Шестую, мне случилось поднять глаза и встретиться с неправдоподобно голубыми зрачками этой миниатюрной бисексуальной красавицы за рулем громадной коричневой легковушки. Спустя десять минут мы уже бились о стены ее комнаты на верхнем этаже. Это произошло, давайте вздохнем и подытожим, в конце семидесятых, когда можно было перейти от обмена взглядами к сотрясанию стен одним взмахом ресниц.

Д.У. поднялась до драматурга, и по классическому сценарию погибла, превратившись из царицы манхэттеновского перфоманса в королеву телемейнстрима в Голливуде, куда талантливые артисты приезжают отожраться и умереть. В считанные секунды она стала жить в доме, размером с Тадж-Махал, и ныть насчет «этого чертова джакузи!» Но это я не по теме.

У Джины, чтобы долго не мусолить неинтересные детали, хватило величия, чтобы посулить немеренные гонорары сотрудникам агентства, и они взяли такого долбоеба, как я.

Вот как я очутился на оттоманке, вперив взор на ангельский костюм по имени Стив Стикерс и отвечая на вопросы о моем «видении себя в индустрии». Разумеется, у меня отсутствовало видение себя в индустрии. Но наркотики и апатия помогли мне изобразить, что оно есть.

Они привыкли к людям, готовым продать родную бабушку, лишь бы попасть в комедийный сериал. Персонажам, которые всю жизнь проводят, изгаляясь в сценариях специфики «Джейк и Жиртрест». Я был совершенно из другой оперы. Я представлял собой чокнутого журналиста, обормота, пишущего специфическую порнуху, кто всегда одевается в черное и произносит странные сентенции, регулярно наведывается к Джине, а в настоящий момент живет с телеадминистратором. Все это вместе и вдобавок очки, заработанные на «Альфе»! Я позиционировался, короче, как тот самый наиболее любимый продукт сферы развлечений восьмидесятых: безопасный уровень, «мрачный» парень, который пусть после небольшого промывания мозгов, но свою работу обязательно выполнит.