Эта книга — обзор идей и событий, которые показались мне значимыми и интересными с точки зрения развития современной мысли. Задача книги состояла в том, чтобы представить возможные сценарии будущего, которое ожидает гуманитарные науки и тех, кто ими занимается — интеллектуалов и исследователей. Повествование строится вокруг сравнения академического мира современной России и Франции. Герои этой книги — не только научные концепции, идеи и стоящие за ними фигуры мысли, но и их создатели, погруженные в свои сложные жизненные миры. Мне хотелось передать читателю образы этих жизненных миров, показать переплетение индивидуальных, личностных выборов и интеллектуальных стратегий, конфликты, возникающие между вынашиваемой теорией, способами социального самооправдания и поиском образа величия. Хочется надеяться, что интеллектуалам и исследователям понравится быть объектом такого изучения — ибо, если это так, то софографию (sophographia) или шершерологию (chercheurologie), иными словами — ученоведение, ждет большое будущее.

Как известно, социальные науки переживают сейчас не лучшие времена. Поэтому, чтобы картина получилась по возможности жизнеутверждающей и оптимистической, в своем выборе направлений, споров и исследователей я старалась обращать внимание преимущественно на возникающие, новые, оригинальные, но уже успевшие заявить о себе подходы, без которых трудно помыслить современный интеллектуальный пейзаж России и Франции. Напротив, течения мысли, чей жизненный путь либо уже завершен, либо на наших глазах стремительно клонится к закату — как, например, постмодернизм — постструктурализм — деконструктивизм, — не играют заметной роли в моем повествовании. Поэтому книга неизбежно может показаться — да, наверно, и является таковой — субъективной, односторонней, предвзятой. Было бы ошибкой искать в ней исчерпывающих историографических обзоров, всеобъемлющей истории идей последнего десятилетия, описание всех направлений, всех явлений, всех дебатов, имевших место за это время в России или во Франции. Но хотелось бы думать, что, несмотря на это, мне удалось отразить некоторые важные особенности сегодняшней интеллектуальной ситуации с ее многочисленными противоречиями, трудностями и проблемами, и предложить задуматься над тем, чем чревата для нас, интеллектуалов и исследователей, эпоха переводов.

Многие герои этой книги — мои близкие друзья и добрые знакомые, с которыми, надеюсь, эта книга только укрепит, но никак не испортит хорошие отношения. Мне хотелось бы выразить глубокую признательность тем, кто принял непосредственное участие в ее создании, а именно французским и российским коллегам, любезно согласившимся дать мне интервью: Даниэлю Андлеру, Франсуа Артогу, Люку Болтански, Михаилу Бойцову, Мишелю Виноку, Эрику Виню, Виктору Воронкову, Арону Гуревичу, Андрею Зорину, Сергею Козлову, Бернару Конену, Игорю Кону, Бруно Латуру, Оливье Монжену, Глебу Мореву, Сергею Неклюдову, Пьеру Нора, Ирине Прохоровой, Жаку Ревелю, Лорану Тевено, Павлу Уварову, Марку Ферро, Морису Эмару, Александру Эткинду.

По ходу исследования я многократно пользовалась гостеприимством Дома наук о человеке, директору которого, Морису Эмару, я приношу свою искреннюю благодарность. Моя особая признательность Памеле Кильпади, руководителю Felloship Program (OSI-Budapest), а также Дариусу Чуплинскасу, директору центра издательских программ указанного института, и Френсис Пинтер, бывшему директору этого центра.

Неоценимую помощь в организации исследования структуры и динамики переводов на русский язык мне оказал Виктор Воронков, директор Центра независимых социологических исследований.

Я признательна Алену Блюму за интересные замечания и соображения, высказанные им по поводу статей, опубликованных по материалам этой книги.

Я благодарна также сотрудникам Российской национальной библиотеки и Публичной библиотеки им. В. В. Маяковского (Петербург), Национальной библиотеки Венгрии (Будапешт), Национальной библиотеки Литвы (Вильнюс), Национальной библиотеки Франции (Париж), оказавшим помощь в сборе статистической информации, и в особенности сотруднице Национальной библиотеки Франции Барбаре Котальски.

Всем хорошим в себе эта книга обязана учителю, научному редактору, неутомимому и почти всегда терпеливому читателю ее многообразных вариантов — Николаю Копосову, без помощи и поддержки которого она никогда не была бы написана, как не смогли бы осуществиться и многие другие замыслы автора. Ему и нашей дочке Кате спасибо за понимание, внимание, терпение и заботу.

Работа над книгой была поддержана грантами «Института Открытое Общество-Будапешт» (Open Society Institute-Budapest) и Фонда Карнеги (Carnegie Corporation of New York).

Мы живем в эпоху переводов. Окиньте мысленным взором полки вашего любимого книжного магазина Петербурга или Будапешта, Парижа или Нью-Йорка, представьте себе вашу собственную библиотеку, вспомните последний разговор с коллегой или последний текст, перевод которого вы сами сделали, отредактировали, отрецензировали или предварили вступительной статьей, — и у вас не останется сомнений в точности этого диагноза. Сегодня требуется некоторое умственное усилие, чтобы вспомнить, что так было не всегда, что еще несколько десятилетий назад перевод — подлинный герой нашего времени — был незаметным статистом, невзрачным подмастерьем наук о человеке.

Разомкнув языковые и национальные границы, индустрия переводов осуществила в книготорговле и в интеллектуальной жизни космополитический переворот. Тесня друг друга, переводы обрушиваются на нас неудержимым потоком, несущимся вперед со скоростью, которая, кажется, опережает появление оригинальных работ. Переиздания классических переводов и современные переводы классики, переводы только что «открытых» авторов, идущих тернистым путем к научному признанию, или нетрадиционные «прочтения» современников, уже успевших завоевать известность, рвутся занять свое место в интеллектуальном пространстве, властно требуя свою долю славы и почестей. Новый перевод превратился в главное событие, о котором говорят, которого ждут, от которого зависят академические стратегии и интеллектуальный климат.

Что означает вступление в эпоху переводов для социальных наук?[1] Свидетельствует ли оно в первую очередь о росте научного обмена и подлинной интернационализации наук о человеке?[2] Может быть, это показатель их творческой активности, интенсивности научного поиска и их все возрастающей роли в современном обществе? Или эпоха переводов — лишь иное имя интеллектуальной дезориентации и растерянности?

Бум переводов, разразившийся в последнее десятилетие, часто объясняют «посттоталитарным сценарием» — естественной потребностью исследователей и интеллектуалов в странах, недавно освободившихся от коммунистической диктатуры, усвоить наследие мировой науки и вернуться к идеалам научной объективности.

Но почему во Франции, стране, которая никогда не знала полицейского контроля над умами, переводческий бум тоже наступил в начале 90-х?[3] Количество переводов на французский в области гуманитарных наук увеличилось втрое с 1989 по 1992 г., а к 1999 г. выросло практически в 10 раз[4]. Почему перевод, этот «барометр культуры»[5], показывал одинаковое «давление» в России, странах Восточной Европы (например, в Венгрии[6] и Франции? Нужно добавить, что именно во Франции было опубликовано самое большое количество переводов (более 8000 книг), тогда как переводы на русский или венгерский выходили в свет в два с половиной раза реже, чем на французский[7]. Если дело в падении коммунизма, то получается, что оно спровоцировало более сильный взрыв переводческой активности во Франции, чем на просторах бывшей советской империи.