Школьное сочинение следует писать аккуратно и разборчиво. Лишь плохой ученик забывает, что не только думать, но и писать нужно ясно и понятно. Сначала подумай, а потом пиши. Начинать фразу, не додумав мысль, — непростительная небрежность. Но когда школьнику думать лень, он надеется, что слова сами собой возникнут из слов. Однако это не более чем пустое и опасное заблуждение. От ходьбы по проселочной дороге быстрее устанешь, если, отправляясь в путь, не поставишь себе цели. — Нельзя пренебрегать точками, запятыми и прочими знаками препинания. Это ошибка, которая влечет за собой следующую — небрежность стиля. Стиль — это чувство порядка. Тот, у кого мутная, неряшливая, некрасивая душа, и писать будет таким же стилем. По стилю, как гласит старая, затасканная, но от этого не менее верная поговорка, узнают человека. — Когда пишешь сочинение, не надо елозить по парте локтями, ты мешаешь соседу: ведь он наверняка восприимчив к помехам, если мыслит и сочиняет. Секрет сочинительства в том, что ты заводишься тихо. Кто не может усидеть смирно, но всегда принимается за работу с шумом и важным видом, тот никогда не сможет писать хорошо и занимательно. — На чистой и гладкой бумаге пишется гораздо красивее, а значит, более бегло, а значит, более живо и выразительно, так что важно иметь под рукой подходящую писчую бумагу. Иначе для чего же существует так много магазинов канцелярских товаров? Хорошо, когда в сочинении много мыслей, но следует остерегаться их перебора. Школьное сочинение, как и любое другое, должно быть приятно в чтении и употреблении. Избыток мыслей и мнений разрушит легкий каркас, то есть форму, в которую должно быть облечено каждое сочинение. И что тогда? Здание обрушится, произойдет камнепад, лавина, неистовый пожар — зрелище великолепное, но и весьма печальное. Бесполезно втолковывать это безмозглому дураку, он и так не станет перегружать материалом свою постройку. — В сочинениях допустима шутка, но только как легкое изящное украшение. Записные шутники должны держать себя в руках. Анекдоты хороши, когда их рассказывают, а на бумаге они редко производят впечатление. Кроме того: если ты в избытке одарен неким талантом, нужно пользоваться им с особой взыскательностью. — Зачеркивания и помарки воспринимаются как неряшливость. Старайся избавиться от этой привычки. Это и ко мне относится. Дорогое Я, обещаю иметь это в виду. Заглядывать в тетрадь к соседу, воровать мысли или идеи, которых ему самому недостает, — это подлость. Имей свою гордость, и не опускайся до глупого воровства. Лучше честно и благородно признайся, что тебе нечего сказать. И не надоедай учителю вопросами и жалобами. Это малодушие. Ты просто стыдишься своего невежества. Учитель это презирает.

Наша классная комната — это уменьшенный, сузившийся мир. Но у тридцати человек вполне могут проявиться те же ощущения и страсти, что у тридцати тысяч. Между нами возникают любовь и ненависть, честолюбие и мстительность, возвышенные и низменные побуждения. У нас есть бедность и богатство, знания и невежество, успехи и неудачи — во всех вариантах и тонких различиях. Классная комната часто дает возможность сыграть роль героя, предателя, жертвы, мученика. Пусть заглянет в наши отношения какой-нибудь писатель, — он найдет богатый материал для самых занимательных произведений. Мы бываем злобными и любвеобильными, кроткими и пылкими, терпеливыми и наглыми, почтительными и насмешливыми, вдумчивыми и легкомысленными, равнодушными и восторженными. У нас встречаются все виды развязного и учтивого, примерного и дурного поведения. С нами, хочешь — не хочешь, приходится считаться. Часто учитель просто ненавидит кого-то из нас. Может быть, зря. Может, мы не стоим столь серьезного отношения. Ведь он все-таки немного выше, возвышеннее нас. Лично мне кажется, лучше бы он вышучивал нас, чем ненавидеть. У нас в классе есть главный заводила. За четверть часа он может рассмешить так, как не смогут десять других за целый год. Он ужасно ловко корчит рожи. У него в запасе целый набор гримас всех сортов. Если приспичит, он может состроить козью морду. За это положена порка. Мы все его любим, и даже самому трусливому не придет в голову ябедничать на него учителю. Он наш кумир на общих прогулках, экскурсиях и играх. Его неистощимые шутки заставляют весь класс трястись от хохота. Мы постоянно подбиваем его на самые отчаянные проделки. Он осуществляет их не моргнув глазом. Даже учитель не может подчас удержаться от смеха, наверное, потому, что все-таки ценит наше остроумие. Этот парень хорош собой, находчив и умен, он прекрасный спортсмен, но страшный неряха. На его спину каждый день сыплются удары. Он плохо кончит, если его уличат в какой-нибудь из отчаянных проказ. Когда-нибудь так оно и будет. Но это не станет сильным ударом для его родителей. Они люди ограниченные и уделяют сыну не слишком много внимания. В каком-то смысле он благороден. Все беспутные, бесшабашные люди таковы. Они играючи причиняют зло. Это их страсть, а быть всецело охваченным страстью пусть и не умно, зато прекрасно. Он своего рода наш король. Мы все любим ему подчиняться, ибо каждый сожалеет о его распущенности и втайне завидует его бесшабашности. Таков наш маленький мир. Учитель — это как бы фигура из другого мира, великого. Однако учитель слишком мал ростом, чтобы казаться нам великим человеком.

Хотя в обычной жизни конторщик — явление знакомое, его никогда еще не делали предметом литературного описания. По крайней мере, насколько мне известно. Наверное, застенчивый молодой человек с пером и счетами в руках — слишком будничный, слишком наивный персонаж. Ему не хватает интересной бледности и порочности, чтобы служить материалом для господина сочинителя. А мне он как раз сгодится. Для меня было удовольствием заглянуть в его маленький, свежий, некошеный мир и найти в нем тенистые уголки, освещенные нежным солнцем. Конечно, во время этой экскурсии на лоно природы я многое проморгал и пропустил много приятных местечек, как это часто бывает в путешествиях. Но даже если я изобразил лишь кое-что из многого, то и это немногое может быть предложено вашему вниманию и стать занимательным и не слишком утомительным чтением. Прости мне, читатель, это предисловие, но предисловия — слабость веселых писателей. И я здесь не исключение. Прощай и прости меня.

Конторщик — молодой человек между 18 и 24 годами. Встречаются и пожилые конторщики, но мы их здесь не рассматриваем. Конторщик опрятен в одежде и ведет размеренный образ жизни. Неаккуратных мы здесь не рассматриваем. Впрочем, число последних пренебрежимо мало. Конторщик по призванию не обнаруживает особой живости ума; а тот, кто обнаруживает, — плохой конторщик. Настоящий конторщик почти не позволяет себе выходок и излишеств; как правило, он не обладает пламенным темпераментом, зато его сильные стороны — прилежание, такт, приспособляемость и множество прочих свойств (такой смиренный человек, как я, даже отчасти или вовсе не решится упомянуть). Он может быть и очень душевным, и очень отважным человеком. Я знаю одного, который во время пожара сыграл большую роль в спасении людей. Конторщик в мгновение ока может превратиться в спасателя, и уж тем более в героя романа. Почему же конторщики так редко становятся литературными героями? Грубая ошибка, давно пора ткнуть в нее носом отечественную словесность. В политике и прочих общественных вопросах сильный тенор конторщика почти не слышен. Он держит язык за зубами, да-да, за зубами! Кое-что нужно отметить особо: конторщики это богатые, прекрасные, самобытные, великолепные натуры! Они богаты в любом отношении, прекрасны во многом, самобытны во всем и великолепны по определению. Талант к письму легко делает из них писателей. Я знаю двух, трех, чья мечта стать писателем уже осуществилась или осуществляется. Конторщик — скорее, верный любовник, чем любитель пива. Даю голову на отсечение. Ему нравится любить и быть любимым, а уж в галантности и обходительности ему нет равных. Недавно одна барышня сказала, что выйдет замуж за кого угодно, лишь бы не за конторщика. Она, дескать, не желает прозябать в нищете. А я скажу, что у этой барышни дурной вкус, а сердце еще ужаснее. Конторщик хорош во всех отношениях. Мало у кого под солнцем найдется столь чистая душа. Разве он привык посещать подстрекательские и радикальные собрания? Разве он такой же распутный и самонадеянный тип, как художник? Такой жадный, как крестьянин? Такой спесивый, как директор? Директора и конторщики — две разные вещи, Два мира, удаленные друг от друга, как Земля и Солнце. Нет, душа торгового служащего так же чиста и бела, как его стоячий воротничок, а кто хоть раз видел конторщика с небезупречным воротничком? Хотелось бы знать кто?