Еще древнегреческие философы занимались проблемой единого происхождения явлений действительности, искали источник движения. Человек всегда стремился проникнуть в сущность бытия, приподнять завесу над тайнами природы. Однако это постоянное стремление вечно ищущей человеческой мысли и ее успехи в познании действительности находятся в прямой зависимости от накопленных фактов и проверенных на практике знаний о природе. Древние философы и физики, как часто подчеркивал Берон, обладали ограниченными знаниями и поэтому имели лишь одну возможность — удовлетвориться общими логическими рассуждениями. Философские построения заняли у них место фактов. Успех сопутствовал древним философам только тогда, когда они занимались наиболее общими вопросами бытия. Опираясь на весьма незначительное число фактов, они приходили к их «единому происхождению». Но из-за ограниченности фактического материала древние мыслители «поддерживали этот взгляд путем логических рассуждений, почерпнутых из разума... Применяя такой метод, наука не сделала никакого прогресса».

Первооснова мира постулируется древними философскими школами по-разному. «Так, физика была отброшена через тысячи различных теорий к исходным началам, которые отличаются друг от друга, ибо ни одна из этих теорий не была создана на основе космических фактов и физических законов...» (16, 2). Берон имеет в виду древнегреческие философские школы: милетскую, эфесскую, элейскую и др. Представители этих школ принимали за первооснову всей действительности некое единое материальное начало — воду (Фалес), воздух (Анаксимен), апейрон (Анаксимандр), огонь (Гераклит), неподвижное единое бытие (Парменид и другие элеаты) и т. д. Это многообразие разнородных натурфилософских школ в доаристотелевский период древнегреческой философии, по мнению Берона, привело к появлению скептицизма. «Сомнение во всех космических фактах, — указывает Берон, — скептики превратили в профессию, ибо считали их чистой химерой» (там же). Таким образом, скептицизм привел науку к застою и «инертности». Берон считал, что скептики, которые довели свои идеи в философии до абсурда, сыграли отрицательную роль в процессе познания.

В результате борьбы между различными натурфилософскими школами и скептицизмом появилась школа эмпириков, что стало значительным шагом вперед в развитии человеческого познания. «Из этих двух крайностей, — пишет Берон,— т. е., с одной стороны, весьма активных школ, а с другой — инертного скептицизма, и родился эмпиризм; он не является наукой, но зато подготовил путь к ней» (там же, 16). Эмпиризм — «не перманентное состояние философии, он ведет к одной цели, сущности которой не знает» (там же, 18).

Как видно из этих рассуждений Берона, он стремится понять логику борьбы философских школ и пытается обосновать причины появления «активных школ», скептицизма и эмпиризма. Его оценки соответствуют анализу древнегреческой философии, данному Ф. Бэконом. Берон не видел, да и не искал социальных причин этого процесса. Он принимал во внимание лишь внешние признаки развития философской мысли в Древней Греции. Именно поэтому он и разделял древнегреческую философию на три основные школы: «активные школы», скептицизм и эмпиризм. Берон правильно считал эмпирическое знание необходимым этапом в развитии науки.

Вершины своего развития древний эмпиризм, по мнению Берона, достиг в лице гениального Аристотеля. Он был «первым необыкновенно деятельным человеком широкой образованности» (там же, 3). В отличие от других эмпириков, которые ограничивались накоплением фактов, Аристотель поставил перед собой грандиозную задачу: теоретическое осмысление этих фактов и объяснение их на основе систематизации и классификации.

Линия эмпиризма оставалась господствующей в естествознании, несмотря на создание многочисленных теорий и гипотез о развитии космоса. После гигантского труда в течение сотен лет, пишет Берон, новое естествознание пришло к фундаментальному открытию, позволившему научно поставить вопрос о едином происхождении созидательных элементов мира. Это открытие заключалось в идее волнового характера всех видов флюидов[11], что в свою очередь привело к констатации существования единого общего флюида — электро[12], который рассеян по всему пространству. «Этот результат, полученный благодаря наблюдениям, отличается от того, к которому привела древних чистая теория, и произошло это не только потому, что его подтверждают прямые доказательства, но и потому, что 1) открытые факты могут быть использованы как доказательство действий, которые совершались много веков тому назад и затем прекратились, и 2) определенное количество открытых фактов было использовано в различных отраслях производства; такое применение, малоизвестное древним, у современных физиков стало единственным двигателем их активных исследований» (там же).

Возникает вопрос: помогли ли эти успехи науки решить проблему происхождения созидательных элементов мира и раскрыть основной закон движения? Берон дает отрицательный ответ, хотя и признает несомненные достижения современной ему науки и крупные завоевания предшествующей научной мысли. «Несмотря на то что все физики объясняли обнаруженные факты одним и тем же способом,— пишет он,— они были не в состоянии открыть законы, согласно которым возникают эти факты» (там же, 3—4). В этом, по его мнению, существенный недостаток философии и естествознания, выражение теоретической беспомощности ряда известных естествоиспытателей. Кроме того, как у древних, так и у современных мыслителей остается неразрешенной проблема источника и природы движения. Бесконечные дискуссии между философами и естествоиспытателями, несмотря на прогресс науки, не привели к ощутимым результатам. Споры ограничивались гипотезами или системами, выдвигаемыми одной из сторон и опровергаемыми другой. В то же время обе стороны словно по какому-то тайному уговору избегали вопроса о природе явлений и причине их движения.

Подробный анализ истории взглядов на природу движения Берон делает потому, что считает это основным вопросом философии и естествознания, непосредственно связанным с проблемой происхождения первичных элементов Вселенной. Идея о том, что происхождение всего в мире следует искать в движении, была высказана еще древними мыслителями, которые «признавали, что объяснение космических явлений непосредственно зависит от движения, ибо ничто не может быть создано в состоянии покоя или полной инертности» (там же, 4). Но констатировать какой-либо факт, отмечает ученый, еще не значит объяснить его. Современники Берона также считали важным раскрыть природу движения, но они не смогли разрешить этот вопрос, как Диоген в свое время не смог разрешить апории Зенона. Трудность заключалась прежде всего в том, что ученые долгое время игнорировали эту проблему и ограничивались лишь наблюдениями, вместо объяснения фактов занимались их описанием. Следовательно, заключает Берон, как древние, так и современные ему философы не сумели разрешить два основных вопроса: 1) общее происхождение различных явлений, их закономерный характер и 2) источник и природа движения. Берон не ограничился лишь констатацией того, что эти проблемы не были решены, а сделал попытку решить их.

Ученый считал, что ответ на фундаментальные вопросы философии следует искать в создании новой теории и нового метода. Новая наука, построенная на единых принципах, должна стать методологическим руководством для всех областей научного знания, т. е. превратиться во всенауку. Всенаука изучает наиболее общие законы макро- и микрокосмоса[13]. Такой единой всенаукой и является панэпистемия. Ее непосредственным предшественником и логически, и по существу был эмпиризм, который, не разрешив главных задач познания, тем не менее приблизился к их решению. «Состояние эмпиризма было ожидающим и непостоянным, ибо он обращал свой взор на общее происхождение космических фактов и физических законов, которые производят[14] эти факты, составляющие предмет единой науки, охватывающей все, что человеческий интеллект может воспринять из космических явлений» (там же, 16).