Когда он вошел в кабинет начальника полиции, Сатурнин Дакс почувствовал, что обычно ледяная атмосфера уступила место приветливости и даже сердечности.

— Входите, комиссар, — сказал шеф, — входите и садитесь. Я хочу вас представить господину Форестье. Месье Абель Форестье, это комиссар Дакс, один из лучших людей, которых воспитала набережная Орфевр.

Сатурнин поклонился и, увидев протянутую руку, пожал ее.

— Я уже слышал о комиссаре Даксе, — вежливо проговорил Форестье. — Рад, господин комиссар, знакомству с вами.

Сатурнин что-то проворчал и разместил свою дородную фигуру на сидении возле стола шефа. Совершенно необычная приветливость исходила от этого важного чиновника. Он предложил гостю сигару. Правда, ошибся ящиком и достал одну из своих лучших гаван, но вовремя заметил оплошность и исправил ее.

Комиссар закурил сигару, спокойно глядя на посетителя. В шестьдесят лет Абель Форестье остался мощным и жестким. Его редкие седые волосы и черные густые брови составляли странный контраст. Он был одет в черный пиджак и полосатые брюки, такие же классические, как и его выступающий белый жилет с целой батареей ручек. Одежда обошлась ему дорого, так же как и его зубы. Отвратительные руки. Чисто выбритый подбородок указывал, как говорится в описании внешности человека, на «энергичного мужчину». Улыбка, растягивавшая его губы, не отражалась в его холодных глазах. Таких острых ушей, как у Форестье, Сатурнин никогда не видел. Он отметил все это автоматически, как механик — марки проезжающих машин.

Шеф взял в руки нож для разрезания бумаг. В это время он напоминал собой учителя, стоящего перед грифельной доской.

— Господин Форестье обратился к нам с просьбой разрешить одну из небольших проблем, которые такой мастер, как вы, решит очень быстро. Речь идет об исчезновении одного мужчины, человека немолодого, больного или считавшегося таковым. Короче, мой дорогой комиссар, это одно из дел, которые нам хорошо известны. Нам нужно ответить на хорошо знакомый нам вопрос: исчез ли Эжен Видмер по собственному желанию или его заставили исчезнуть? Совсем простое дело. В сущности, это пустяк для офицера полиции первого класса, такого, как вы. Видмер возглавлял весьма значительное предприятие, его помощник умер. Потом существует жена… и молодой пасынок… и видите ли, я хорошо знаком с этими людьми, и с мужем, и с женой. Мы принадлежим к одному кругу.

Сатурнин снова что-то проворчал и посмотрел на Форестье, который, вынув изо рта сигару, говорил сухим тоном человека, знающего цену словам.

— Эжен Видмер, «Труш и Видмер — книгопечатание». Типография Сирано. Некогда большое дело. Труш умер несколько лет назад, и Видмер стал единственным владельцем. Я его директор. Последние два года Видмер не переставал жаловаться на здоровье и высказывать желание удалиться от дел. В конторе никто не принимал его серьезно. Видите ли, Видмер из числа тех больных, которые все время жалуются на здоровье, а умирают в девяносто пять лет, раздавленные автобусом.

— Воображаемая болезнь, — сказал шеф.

— А какая у него воображаемая болезнь? — спросил Сатурнин у Форестье.

— Он жалуется на бессонницу. У него безусловно катар дыхательных путей, как у большинства людей. Я слышал, как он беспокоился о своем давлении… или гипертонии. Мне кажется, я верно употребил этот термин.

— А пока, — проговорил шеф, энергично потрясая ножом для разрезания бумаг, — наш больной пользуется жизнью. Это гурман, который находит особое удовольствие в описании своих недугов, невидимых людям, которые имеют несчастье с ним общаться.

— Да, — сказал Форестье, — но существует масса вещей, которых нельзя видеть, когда не имеешь специального медицинского образования, господин комиссар. Весьма возможно, что Видмер болен.

— А теперь он исчез? — спросил Сатурнин.

— Да, в прошлую пятницу, днем. Это значит, двадцать шестого сентября. Его шофер, как обычно, приехал за ним без пяти минут четыре, и Видмер, как всегда, уехал с ним. Больше его не видели.

— А сегодня вторник тридцатое сентября, — вполголоса проговорил Сатурнин. — Мне кажется, господа, что вы не слишком беспокоитесь… и что вы ждали долгое время.

Краска бросилась на бледное лицо Форестье.

— Я не беспокоился. Как я вам уже сказал, за год или два Эжен Видмер понемногу отстранился от коммерческой активности, и мне все больше и больше приходилось вести дела. В типографии Сирано он скорее являлся человеком, желающим развлечься, чем серьезно заинтересованным делом.

— А он богат? — спросил Сатурнин.

— Он миллионер, — ответил шеф, — и если он работает, то только потому, что так ему хочется.

— Если я особенно и не беспокоился по поводу исчезновения Видмера, — продолжал Форестье, — то исключительно потому, что в последнее время он перенял эту английскую привычку с уик-эндами. Но я должен сказать, что до сих пор он всегда возвращался в контору в понедельник утром. Как вы помните, господин комиссар, человек в моем положении должен быть скромным и безусловно, если бы не необходимость срочного принятия некоторых решений, которые в компетенции только владельца…

— Естественно, — сказал Сатурнин. — А что вы сделали кроме того, что обратились на набережную Орфевр?

— Сегодня утром, когда я понял, что он не придет в контору, я позвонил к нему домой и поговорил с мадам Видмер.

— Вы знакомы с ней лично?

— Это сильно сказано. Я ее видел и разговаривал с ней, встречался с ней на ежегодных обедах, которые объединяли наших служащих. Но такого рода общения не приводят ни к какой близости. Я пожимал руки приглашенным, и Видмер делал то же самое.

— Это вторая жена Видмера, — сказал шеф. — Намного моложе его. Признаюсь, что она привлекательна, во всяком случае считаю, что многие мужчины о ней такого же мнения.

Шеф бросил вопросительный взгляд на Форестье, который в ответ без улыбки кивнул головой. Наклонившись вперед, он бросил сигару в пепельницу и иронически заметил:

— И если судить по тону мадам Видмер, то ее тоже не беспокоило отсутствие мужа.

— Значит, Эжен Видмер так и не появился ни в конторе, ни у себя дома? — спросил Сатурнин. — А что его жена сообщила вам по телефону? Вас удовлетворил этот разговор или вы пошли повидать ее?

— Я позвонил ей по телефону и все. Сказал, что мне нужно разрешить несколько деловых вопросов с ее мужем. Она ответила, что он не возвращался к обеду в пятницу, двадцать шестого сентября, что после этого он также не дал знать о себе.

— Значит, Видмер вышел из машины где-то между конторой и домом?

— Да. По словам мадам Видмер шофер довез его до бульвара, где тот собирался сделать покупки, если я правильно ее понял.

— Деньги? — спросил Сатурнин. — Его финансовое положение солидно. Ладно. А когда он покинул свой кабинет в прошлую пятницу, с ним было много наличных денег?

Абель Форестье покачал седой головой.

— Кто это может знать?

— Может быть, это известно мадемуазель Гонорин Лорд, его личной секретарше?

— Его личной секретарше? Она занимается хозяйством, прислугой, приемами? И кроме того, она ведь работает и в типографии?

— Время от времени. У нее там есть комната, но она приходит не каждый день, как другие. Видмер поручил ей ведение своих личных дел, и она, вероятно, помогает мадам Видмер по дому. Я ничего определенного не могу вам сказать. В сущности, я очень мало знаю о частной жизни Видмера и чем там занимается мадемуазель Лорд.

— Вы с ней не виделись? Вы не звонили ей по телефону?

— Нет, если только не она ответила мне, когда я звонил мадам Видмер. Мне кажется, я узнал ее голос, но я не задал ей ни одного вопроса. Я предпочел обратиться к мадам, понимаете? Как и я, личный секретарь должен быть скромен, может быть даже в большей степени, чем я.