— Отлично! Значит, она уже проходила через ваши руки?

— Да. Обычно она называет себя Селин Рай. У нас хранятся отпечатки ее пальцев. Ей только двадцать пять лет, но какое прошлое! Она любит выдавать себя за англичанку или американку и, когда ей удается, совершает небольшие путешествия на больших лайнерах. При случае она не брезгует шантажом. А начала она с кражи. Ей нравится атмосфера преступлений, и она обожает преступников.

Нам также известны места, где она бывает. Дело в том, что мы не должны терять время. Нам прежде всего нужен мужчина (а мы ничего о нем и не знаем), мы не должны дать ему возможность покинуть Францию. До него мы сможем добраться через эту женщину. Даже если она и не знает его настоящего имени, она, по крайней мере, знает, как он выглядит. Поэтому необходимо возможно скорее добраться до нее.

— Пока мужчина не покинул Францию?

Сатурнин утвердительно кивнул.

— Или пока он не убил эту женщину.

Он взглянул на бледное лицо ювелира и взял шляпу. В этот момент в палату с недовольным видом вошла хорошенькая сиделка.

— Не сердитесь, мадемуазель. Видите, я уже ухожу.

— Ваш приход принес мне большое облегчение, комиссар, — сказал Визан. — Сообщите мне, когда вы поймаете этих людей. Мы отметим это событие.

Фелисити Видмер смотрела на Сатурнина большими испуганными глазами. Она была похожа на испуганную кошку.

— Это ужасно, месье! — сказала она. — В течение нескольких часов я пытаюсь дозвониться до вас!

— Огорчен, мадам, но у меня был очень трудный день, — ответил он. — И как это случилось?

— Вот именно! Я ничего не знаю! Наш садовник приходит три раза в неделю и обязательно по понедельникам. Он нашел Поля, лежащего без сознания под вязом, с огромной шишкой на лбу… Около него валялась сломанная ветка, но…

Ее голос задрожал и она смолкла.

— Но, — сказал Сатурнин, — вспомните о вчерашнем предостережении. Мальчик захотел поиграть в детектива. Могу я повидать его?

Она грустно покачала головой.

— Я хотела расспросить его, но врач сказал, что раньше завтрашнего дня об этом не может быть и речи.

— В котором часу садовник нашел его?

— В полдень. По счастью я была дома. Мы отправили Поля в постель и немедленно вызвали врача.

— А вчера вам не удалось порасспросить сына, мадам?

— Я пыталась, но ничего не добилась. Он целый день мотался на своем мотоцикле. Я обедала в ресторане с доктором Алексом, но вернулась домой раньше десяти часов, чтобы поговорить с Полем. Но он пришел в половине одиннадцатого и сказал, что слишком устал, чтобы разговаривать. Я думаю, что это был предлог, чтобы скрыть страх.

Сатурнин проворчал.

— Никто из посторонних не приходил сегодня утром в ваш дом? Никто не предлагал что-нибудь купить… вашим слугам, например?

— Нет. Я уже думала об этом. Никто не приходил, кроме старого садовника и обычных поставщиков. А это люди, которых мы хорошо знаем. И насколько нам известно, Поль не покидал сада сегодня утром. По словам врача, он упал с дерева. И хотя он не получил серьезного ранения, но этот ребенок так экспрессивен! Я безумно напугана!

Наступило короткое молчание. Сатурнин теребил усы и внимательно слушал.

— А вы не думаете, что мальчик инсценировал это?

— Что инсценировал? Я не понимаю.

— Некоторые дети, — сказал Сатурнин, пожав плечами, — до такой степени ревнивы, что любят привлекать к себе внимание взрослых. Стендаль даже считал, что они способны наносить себе раны, чтобы удержать любовь, которую боятся потерять.

— Это совсем неправдоподобно, — сказала она. — Но ведь Поль не ребенок.

— Кое в чем он еще ребенок, а кое в чем и нет. Поранить себя, чтобы заставить кого-то любить себя, это еще не самое странное, что преподносит нам человеческая натура.

Она покраснела.

— Кажется, я вела себя довольно глупо. Но у меня есть только он.

— Мне нужно знать, что же произошло, — сказал он. — Малыш сначала ревновал к своему отчиму, а теперь к доктору Алексу, не так ли?

— Это меня не удивило… Да, Поль всегда был очень ревнив. Хотя я во многом виню себя, но не думаю, чтобы он пошел на то, чтобы специально упасть с дерева. Все это так странно, что я просто в ужасе!

— Это трудно объяснимо, — сказал Сатурнин, — и я нахожусь здесь не для того, чтобы заниматься проблемами психологии. Мне необходимо знать, что произошло. Ваш сын не выходил сегодня утром из сада. Один из моих лучших агентов наблюдал за домом.

— В самом деле? Тогда это безусловно несчастный случай или, как вы предполагаете, Поль сделал это нарочно, но только не преступное нападение на моего сына.

— Мы ничего не можем утверждать, — серьезно сказал Сатурнин. — В моем распоряжении всего лишь один человек, а этого недостаточно, чтобы вести наблюдение. Кто-то мог войти в сад незамеченным и так же выйти из него. Сегодня вечером я приведу второго агента и спрячу его в доме, поблизости от комнаты вашего сына.

— Хорошо, спасибо, месье. Я вам очень благодарна.

— Но нужно как можно скорее расспросить Поля. Пока достаточно одного вопроса: знает ли он человека, которого сфотографировал в кафе в компании с Гидо Колла? Спросите у него об этом, как только врач разрешит, и сразу же позвоните мне. Может быть, вам будет лучше напугать его, чтобы заставить говорить. Если на него действительно напали сегодня утром, то его не трудно будет заставить заговорить.

— Я сделаю все возможное, он должен мне все рассказать.

— Лучше будет, если это сделаете вы, мадам. В противном случае придется нажать на него мне. А пока у меня появился очень небольшой шанс напасть на след преступника. Вместе со своей сообщницей он пытался продать драгоценности, которые купил ваш муж.

— Значит, все было именно так, как вы предполагали, месье? Бедный Эжен стал жертвой заговора. Его обокрали… и, может быть, убили?

— Мы вынуждены допустить подобную мысль, — ответил он. — Неизвестный преступник хотел получить деньги, чтобы уехать из Франции. Все вокзалы находятся под наблюдением. Но он был переодет… на голове седой парик… Я не дал его описание в газеты потому, что хочу, чтобы он продолжал пользоваться этим. Далеко он не уйдет.

— Понимаю, — сказала она. — И у него есть сообщница?

— Это наш главный козырь, чтобы найти мужчину. Она проходила у нас по нескольким делам. Мы знаем, где она жила, и ей негде прятаться. Потом он видимо не предполагает, что мы так быстро опознаем ее. Похоже, он чувствует себя в Париже в относительной безопасности и, возможно, начнет ходить по кафе просто из бравады. Никогда не знаешь, на что способны подобные канальи!

Он встал и достал из кармана три фотографии.

— Вот женщина, о которой идет речь, — сказал он. — Обычно она называет себя Сели Рай. Я полагаю, что вы ее никогда не видели? Думаю, это маловероятно, но все же возможно.

Фелисити Видмер внимательно рассмотрела фотографию.

— Нет, — произнесла она, — я никогда не видела этой женщины.

Он пожал плечами.

— Вероятно, она вошла в дело лишь тогда, когда преступнику понадобилось продать драгоценности. Я не думаю, что она была соучастницей в преступлении против вашего мужа. Мы ее усиленно разыскиваем и вероятно скоро возьмем. А пока это не произошло, мадам, расспросите вашего сына и как можно скорее. Я завтра снова загляну к вам.

Кафе переменило название и теперь называлось «Гидропаты». Там была площадка для танцев, оркестр из пяти женщин, которые производили шум как пятьдесят человек, ослепительное освещение и много хрома. Это кафе находилось около площади Моб. Клиентура его была смешанная, но кухня отличная, и многие посетители снова приходили туда, чтобы пообедать.

За мраморным столиком напротив лестницы, выходящей на улицу, сидел крупный мужчина в короткой кожаной куртке, похожий по виду на шофера. Вооружившись ложкой, он приканчивал порцию крема. Пожилой официант с усталым видом спросил его, не желает ли он кофе.