— Я не знала, что у вас есть такие женщины.
— Которые юбки задирают перед любым, кто позовёт? — уточнил Гарт.
— Да.
— Есть. Но об этом не говорят.
— Я думала, что у вас большое значение любви уделяют.
— Не ко всём она приходит. Не каждый встречает свой смысл, — ответил Гарт. — И не все понимаю, что главное в жизни, а что нет.
— А ты понимаешь?
— Я не хочу потерять тебя, — ответил Гарт. — Сегодня это может случиться. Отец уже нюх терять начал. Но сама посуди. Деваха, которая приглашает в свою кровать любого, заявляет, что её обидел парень. Тихий, хороший парень, который растит скот и не думает уезжать из родного края. Он пугается. Убегает. За ним в погоню уходят мужики. Оставляют свои дома. Семьи без защиты.
— Думаешь это всё специально?
— Да. А отец злится, что не понял этого. Чуть в ловушку не попал.
— Для него это удар.
— Нужно признавать ошибки. А ты сегодня не пугайся, если стрелять будут. Просто спрячься и не высовывайся.
— Думаешь нападут?
— Да.
— Но зачем?
— А зачем нападают? Неспокойные сейчас времена. А чем ближе к Гранху, тем ещё неспокойнее.
— Почему?
— Там каторга. Там тюрьмы. Из них люди бегут.
— И туда мы поедем?
— Да.
— Зачем?
— Затем.
— Говорить и объяснять не хочешь.
— Не хочу. Но скажу, — он отрезал нитки. Сложил новую рубашку и подошёл ко мне. Сел рядом на кровать. Взял меня за руку и приложил ладонь к своей щеке, на которой был нарисован рисунок в виде ножа. — Из-за этого. Ты не видишь. Они привыкли быть изгоями. Но там, в деревне, не все молоко покупают, потому что я здесь. Они считают, что я в род вернулся и тебя привёл. Мать приняла. Поэтому они отвернулись от неё. Я уйду и всё наладится. Так всегда будет. А там, в Гранхе, мы равны. От нас все отвернулись. А тут тяжело будет.
— Мне страшно. Я не готова к такой жизни.
— Для тебя ничего не измениться. А вот для меня да.
— Мне казалось, что у вас очень милая планета. Что грязи нет. А сейчас, когда я начинаю узнавать подробности, то становится страшно.
— Арина, плохие люди везде есть. Но хороших больше.
— А ты какой?
— Для тебя хороший, а для них плохой. Так получилось. Я выбрал не ту сторону. Теперь приходиться расплачиваться за этот выбор.
— Ты ведь так и не рассказал, почему пошёл на сторону колонистов. Ведь причина была не только в брате?
— Не только. Я хотел доказать, что чего-то могу. Пусть и так глупо. Я мог ими управлять. Понимаешь?
— Нет. Не понимаю.
— Зачем тебе это знать? Чтоб не спать по ночам?
— Всё так плохо?
— Тридцать человек, которые уже убивали. И я, который должен был ими командовать. Пришлось стать таким же. Или частично таким. Есть задание. Его надо выполнить или тебя убьют. Ты заставляешь их выполнять, и они выполняют, потому что ты убьёшь их. Пришлось научиться.
— Но ты ведь не такой, — не выдержала я.
— А какой я? — спросил он, мягко улыбаясь и внимательно наблюдая за мной.
— Ты хороший парень. Добрый, заботливый...
— По отношению к тебе.
— Хочешь сказать, что ты чудовище?
— Нет. Мне не доставляет удовольствие от того, что я делаю. Но, если будет стоять задача, то я её выполню. В деревне много людей, которые не смогут сделать этого. Они не смогут дать отпор. Будут смотреть, как рушат их дом, как обижают их жён, а я не смогу так. Они это знают и боятся. Так и с отцом было. И с нами, пока мы здесь жили. Братьев опасались. Меня нет.
— Почему?
— Потому. Ты смеяться будешь.
— Не собираюсь я над тобой смеяться. Понять хочу. Понять почему всё так произошло.
— Хорошо. Скажу. Но ты обещала не смеяться. Окаменение в детстве спонтанно может быть. Когда страх какой-то или нравится тебе кто-то. Мы так дурью маялись всегда. Пугали друг друга. Или за девчонками наблюдали. Да, это плохо, но интересно было. Так вот. Я не каменел никогда. Никак не реагировал. Такое бывает. Редко, но бывает. И...
— Смеялись?
— Да. И растрепали потом всем. Кто-то жалел, а кто-то смеялся. Другие за девчонку принимали. Потому что девчонки совсем могут не каменеть, даже если и пугаются. А вот у ребят такое редко бывает. Как защищать ту, которую любишь, если ты слабый?
— Ничего смешного я здесь не увидела. А в детстве дети часто злые, не понимают, что говорят и кого-то обижают.
— Они не обижали. Это правда. Пусть горькая, но правда. Поэтому и хотел доказать, что могу. Думал, если появиться хотя бы цель, чтоб выжить, то получиться. А получилось, когда тебя увидел. Думал, что сердце остановиться, когда тебя увидел. Вначале не заметил тебя. Всё думал дотянет ли брат. А потом тебя увидел и весь мир тусклый стал. Ты такая яркая, что всё меркнет.
— Я не буду судить. Ветру виднее, что и почему мы должны были пройти, чтоб встретить друг друга, — сказала я.
— Значит, понимаешь?
— Пытаюсь понять, — ответила я.
За окном Нарн перестал колоть дрова. Стало тихо. Гарт поцеловал мою руку и отнял вязку. Выключил свет.
— Иди сюда, моя хорошая, — позвал он, расстёгивая рубашку. Так было всегда. Страсть накрывала нас часто, стоило опуститься ночи, как наступало безумное время поцелуев и ласк. Порой и днём я чувствовала его горячий взгляд, но днём было много дел, поэтому мы дожидались ночи, которая всецело принадлежала нам. Я списывала на молодость и свежесть отношений такой темперамент и потребность друг в друге, потому что с Денисом у меня такого не было. Всё было намного слабее по эмоциям. С Гартом же они били через край, несмотря на тяжёлый день, усталость пропадала в объятьях друг друга.
Гарт проснулся и быстро поднялся. Это разбудило меня. Я не понимала, что происходит, но решила, что безопаснее будет на полу, рядом с кроватью, а не стоять в полный рост, когда Гарт, пригибаясь, держа пистолеты, подошёл к окну. Я ничего не слышала. Тихая ночь. Может в загоне кто-то мекал и блекал, но животные всегда мычат и блеют. Или сейчас как-то громче, чем обычно? Я так и не поняла причину, по которой проснулся Гарт. Но он считал, что опасность была. Спорить с ним было глупо. В этом у него было опыта больше, чем у меня.
Выстрелы. Они были слышны в другой части дома, но Гарт не торопился идти на подмогу. Он ждал около окна. А я бы на его месте пошла бы на помощь. Вместо этого он подошёл к двери и проверил засов. Я лежала, закрыв руками уши и зажмурившись. Хотелось, чтоб это был сон. Страшный сон. Я мечтала проснуться и больше не видеть таких кошмаров. В той части дома выстрелы прекратились. Мы продолжали ждать. А потом ожидание затянулось до такой степени, что я уснула прямо на полу.
Мне снилось что-то неприятное. Поэтому я была даже рада, когда солнце разбудило меня. Гарт сидел напротив меня, полуприкрыв глаза, но видно было, что он не спал.
— Неспокойная сегодня была ночь, — сказал он.
— Да. Ты не спал?
— Нет. Ждал вторую волну. Но её не было. Увидели, что мы кусаемся и сбежали.
— А почему ты не пошёл на помощь отцу?
— Потому что в доме две комнаты и кухня. Он защищал мать, я тебя, Парт Лалу. У каждого своя территория, которую нужно было отстоять. Зачем её покидать?
— А если кто-то не справился бы? Например, Парт?
— У каждого своя территория и своя задача, — повторил Гарт.
— Хочешь сказать, что остальное — это проблемы другого?
— Скорее это не так важно. Поэтому нам так тяжело и было воевать. Каждый готов был воевать за свой дом, но не за чужой город.
— Одиночки. Каждый защищает только то, что ему дорого, — сказала я.
— Да.
— Мне этого никогда не понять, — покачала я головой. Гарт лишь устало улыбнулся в ответ. Я взяла расчёску. Нужно было себя в порядок провести. Руки почему-то дрожали.
— Ты испугалась.
— Немного.
— Не бойся. Ничего не бойся. Всё будет хорошо. Не дам тебя в обиду.
— Ты мне это уже говорил.
— Мне не сложно повторить, — ответил Гарт. — А тебе это нужно понять. Пока не поймёшь, то не успокоишься.