У нас нет дождя. Ветер.
Читал статью Августа Шольца о Художественном театре*. Какой вздор! Чисто немецкая хвалебная галиматья, в которой больше половины сведений, которые автор уделяет публике между прочим, сплошное вранье; например, неуспех моих пьес на сцене московских имп<ераторских> театров*. Одно только и хорошо: ты названа самой талантливой русской актрисой*.
Пиджаки и брючки мои износились, я стал походить на бедного родственника… Тебе будет совестно ходить со мной по Москве, и так и быть уж, я буду делать вид на улице, что ты со мной незнакома, — и так, пока не купим новых брюк.
Ну, светик мой, мордочка, будь здоровехонька. Не хандри и не распускай нервов. Знай, что я обнимаю тебя и треплю изо всех сил. Скоро увидимся, дусик.
Твой А.
Итак, стало быть, я здоров. Так и знай.
На конверте:
Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.
Неглинный пр., д. Гонецкой.
Чехову М. П., 23 сентября 1902*
3842. М. П. ЧЕХОВУ
23 сентября 1902 г. Ялта.
23 сент. 1902.
Милый Мишель, книжная торговля* на жел<езных> дорогах — это дело хорошее, я очень рад и от души поздравляю. Ты можешь сделать, да и, вероятно, сделаешь очень много хорошего. Ведь до сих пор книжной торговлей на жел<езных> дорогах заведовали люди бездарные и притом жулики; судить о ней по тому, что до сих пор было, никак нельзя, и мне кажется, что книжная торговля на вокзалах через два-три года может стать неузнаваемой.
Продавцов для Севастополя и Симферополя найду, когда посоветуюсь об этом с одним севастопольцем-старожилом*. А буду я в Севастополе около 10 октября*.
У меня был старик Суворин*, просидел у меня два дня. При нем я был нездоров, все кашлял и ничего не ел. Теперь мне лучше, я и ем и кашляю мало.
Мамаша выедет из Ялты 1–3 октября, пробудет в Москве дня три и потом прямо к тебе.
Вот первая реформа, которую я советовал бы тебе завести в книжных шкафах: продажа марок и открытых писем по казенной цене, как у Мюр и Мерилиза. И вывеска должна быть подобающая: марки по 7 коп. Меры, вроде этой, в 1–2 года сделают шкафы необходимыми.
Сегодня получил из Омска от епископа Сергия письмо*. Пишет, что нездоров, хочет переводиться в Россию.
Ольге Германовне* и детишкам* сердечный привет и поклон. Будь здоров и весел.
Твой А. Чехов.
Как устроюсь на зиму? Поеду в Москву в октябре* и оттуда, вероятно, в Nervi*. Это такой город есть в Италии. Ольге Леонардовне лучше*, она уже работает.
На конверте:
Петербург. Михаилу Павловичу Чехову.
Уг. Большого пр. и Широкой, 64, кв. 4.
Книппер-Чеховой О. Л., 24 сентября 1902*
3843. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
24 сентября 1902 г. Ялта.
24 сент. 1902.
Дусик мой замечательный, у нас был дождь, довольно хороший, стало грязно. Стало быть, о дожде писать тебе больше уже не буду.
При<сяжного> пов<еренного> Аделя я видел на пароходе*, когда передавал его жене посылку. Он мне понравился, хотя пришлось недолго разговаривать. Я дразнил m-me Адель пирожками Бартельс*, говоря, что его надо в тюрьму, а он, т. е. ее муж, принял это всерьез и стал в защиту Бартельса и твоего брата.
Не забудь, собака: когда приеду в Москву, купим духов «Houbigant», самый большой флакон или два-три поменьше, и вышлем Альтшуллеру. Не забудь, пожалуйста, напомни мне.
Мать уезжает в Москву 1 окт<ября> или самое позднее — 3-го. Берет с собой кухарку Полю, горничную отпускают; остаемся я, бабушка* и Арсений. Предполагается, что я буду обедать в городе. К 15 октябрю приедет в Москву сам*. Трепещи. Возьму с собой пальто осеннее, шапку и шляпу. Если будет холодно, то шубу привезешь на вокзал. Но думаю, пальто достаточно. Возьму и плед.
Буду жить в Москве до декабря и даже дольше*, смотря по обстоятельствам. Если чума будет в Одессе и зимой, то за границу не поеду — по причинам, о которых я уже писал тебе*. В Москве буду только есть, пить, ласкать жену и ходить по театрам, а в свободное время — спать. Хочу быть эпикурейцем.
Не хандри, золото мое, это нехорошо.
У вас Вишневский столуется* и платит по 20 р. в месяц? Скажите, пожалуйста!
Если приедешь на вокзал встречать меня, то приезжай одна, умоляю тебя. Если же тебе еще трудно ездить на извозчиках*, то не смей приезжать, сиди дома, я и сам приеду. Опять-таки умоляю.
Получил от Суворина письмо*. Ставит одну свою пьесу в Москве*, другую — у себя в театре в Петербурге*. Стало быть, он приедет в Москву*, будет ходить в дом Гонецкого*, рассуждать о театре…
Ну, храни тебя бог, моя жена хорошая. Благословляю тебя, целую, переворачиваю, поднимаю вверх за ногу, потом за плечи, обнимаю тысячу раз.
Твой А.
Не забывай меня, пиши. Твои последние письма очень хороши, спасибо тебе.
На конверте:
Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.
Неглинный пр., д. Гонецкого
Петрову С. А. (епископу Сергию), 24 сентября 1902*
3844. С. А. ПЕТРОВУ (епископу Сергию)
24 сентября 1902 г. Ялта.
24 сентября 1902.