Отчего до сих пор не вышла Ваша книга*? В клинике у меня был И. Л. Щеглов*. Он стал лучше, точно выздоравливает. Переезжает в Петербург.
Эртелю А. И., 17 апреля 1897*
1980. А. И. ЭРТЕЛЮ
17 апреля 1897 г. Мелихово.
Лопасня, Москов. губ. 97 17/IV.
Милый друг Александр Иванович, я теперь дома. До праздника недели две я лежал в клинике Остроумова, кровохаркал; доктора определили верхушечный процесс в легких. Самочувствие у меня великолепное, ничего не болит, ничто не беспокоит внутри, но доктора запретили мне vinum, движения, разговоры, приказали много есть, запретили практику — и мне как будто скучно.
О народном театре ничего не слышно. На съезде говорили о нем глухо и неинтересно*, а кружок, взявшийся писать устав и начинать дело, по-видимому, немножко охладел. Это, должно быть, благодаря весне. Из кружка видел одного только Гольцева, но не успел поговорить с ним о театре.
Нового ничего нет. В литературе затишье. В редакциях пьют чай и дешевое вино, пьют невкусно, походя — очевидно, от нечего делать. Толстой пишет книжку об искусстве*. Он был у меня в клинике и говорил, что повесть свою «Воскресение» он забросил*, так как она ему не нравится, пишет же только об искусстве и прочел об искусстве 60 книг. Мысль у него не новая; ее на разные лады повторяли все умные старики во все века. Всегда старики склонны были видеть конец мира и говорили, что нравственность пала до nec plus ultra, что искусство измельчало, износилось, что люди ослабели и проч. и проч. Лев Николаевич в своей книжке хочет убедить, что в настоящее время искусство вступило в свой окончательный фазис, в тупой переулок, из которого ему нет выхода (вперед).
Я ничего не делаю, кормлю воробьев конопляным семенем и обрезываю по одной розе в день. После моей обрезки розы цветут роскошно. Хозяйством не занимаюсь.
Будь здоров, милый Александр Иванович, спасибо тебе за письма и дружеское участие*. Пиши мне, немощи моей ради, и мою неаккуратность в переписке не ставь мне в большую вину. Я буду впредь стараться отвечать на твои письма тотчас же по прочтении.
Крепко жму тебе руку.
Твой А. Чехов.
На конверте:
Ст. Кулики Сыз. Вяз. ж. д.
Его высокоблагородию Александру Ивановичу Эртелю
Батюшкову Ф. Д., 21 апреля 1897*
1981. Ф. Д. БАТЮШКОВУ
21 апреля 1897 г. Мелихово.
97 21/IV. Лопасня, Москов. губ.
Милостивый государь Федор Дмитриевич!
Вы собирались ко мне во вторник, а телеграмма Ваша* пришла в среду утром. Полагая, что Вас уже нет в Москве, я не телеграфировал Вам, а стал поджидать письма от В. А. Гольцева*, которое Вы обещали мне в Вашей телеграмме и которого я, кстати сказать, еще не получил.
От всей души благодарю Вас за приглашение и вообще за Ваше письмо*. Я непременно пришлю рассказ для «Cosmopolis’а»*, но — когда? Право, не знаю. В последнее время я считаюсь больным, врачи предписали мне праздность — и я стараюсь следовать этому предписанию, стараюсь не писать. Мне гораздо лучше, чем было в марте, но всё же в смысле здоровья будущее мое неопределенно, и потому не могу пообещать Вам ничего определенного. Прошу Вас подождать до осени. Если же случится, в течение лета напишу рассказ, то я не замедлю прислать его Вам. Рассказ, по всей вероятности, не превысит полулиста. Пишу я вообще мало, компактно (не более 10 листов в год — при счастливых условиях, обыкновенно же не более 5–7), и потому volens-nolens приходится брать подороже.
Позвольте пожелать Вам всего хорошего. Если будете писать мне еще раз, то кстати напишите, кто такой г. Ортманс, издатель «Cosmopolis’а»*, т. е. идейный он человек или просто так? «Cosmopolis» может иметь успех в России, но небольшой в первые годы. Чем солиднее, серьезнее, литературнее поведете это дело, тем лучше и, признаюсь, я рад, что Вы ученый. В руках Сигмы русский отдел не имел бы никакого успеха ни у публики, ни у литераторов, у Вас же он пойдет, только придется потерпеть и не смущаться, когда Вас будут упрекать, что журнал скучен, сух и т. п., и если г. Ортманс идейный человек, а не просто издатель, то в течение 4–5 лет «Cosmopolis» станет крепко на ноги.
Еще раз желаю Вам успеха и всего хорошего и еще раз благодарю.
А. Чехов.
Леонтьеву (Щеглову) И. Л., 21 апреля 1897*
1982. И. Л. ЛЕОНТЬЕВУ (ЩЕГЛОВУ)
21 апреля 1897 г. Мелихово.
Жан со Студеной горы! Для меня Ваш приезд будет удобен во всякое время* дня и ночи, для Вас же удобнее всего выехать из Москвы на утреннем поезде, в 9 ч., и приехать ко мне в час дня. Если Вы дня за 2–3 черкнете мне, то я вышлю за Вами на станцию буцефала. У меня есть и телеграф. Решив, например, ехать ко мне в среду, Вы могли бы телеграфировать лишь одно слово, по схеме: «Лопасня. Чехову. Среда». Подписи не нужно, и таким образом вся телеграмма будет стоить только 30 коп. Когда приедете, дам Вам пообедать и потом поведу во флигель, построенный специально для Вас.
Пробуду я в Мелихове до сентября 1899 года, ждать Вас к себе буду весь апрель и весь май.
Местность у нас некрасивая, унылая, похожая на Ваш трагический почерк, но зато не сыро, не бывает туманов и собаки не злые. Буде пожелаете, поедем вместе в монастырь Давыдову Пустынь — это в 3–4 верстах от нас.
Ваше стихотворение получил* и, прочитав громогласно всему семейству, спрятал его в свой архив. Благодарю и обещаю прислать Вам на Рождество поздравительное стихотворение; я уже подобрал рифмы: бациллы — крокодилы.
Итак, милый Жан, добрый Жан, буду усиленно ждать Вас к себе. Ваш приезд не доставит мне ничего, кроме радости. И фамилии моей тоже.
Будьте здоровы и благополучны ныне и присно и во веки веков.
Антоний. 97 21/IV.
Прыскаю себе под кожу мышьяк — и, вероятно, от этого мнози борют мя страсти.
Шавровой-Юст Е. М., 21 апреля 1897*
1983. Е. М. ШАВРОВОЙ-ЮСТ
21 апреля 1897 г. Мелихово.
Многоуважаемая коллега, я каждый день жду от Вас текста для афиши, каждый день посылаю на почту, и мой посланный всякий раз привозит совсем не то, что нужно. Ведь спектакль назначен на 27 апреля, осталось всего 5–6 дней — успеем ли мы напечатать афиши и билеты? Если сегодня, 21-го апреля, я не получу от Вас письма, то не отложить ли нам спектакль до осени?* Или — до одного из майских воскресений? В смысле сбора осень лучше мая.