Если не затруднит, вышли мне посылкою с доставкой обеих моих книг по 5 экз. Если типография познакомит меня с расходами по изданию «Рассказов», то буду польщен.

К посылке приобщи 1 экз. «По пути» Бежецкого; попроси у автора: пусть украсит свою книгу факсимиле^*.

В отношениях с людьми побольше искренности и сердца, побольше молчания и простоты в обращении. Будь груб, когда сердит, смейся, когда смешно, и отвечай, когда спрашивают. Отец улыбался покупателям и гостям даже тогда, когда его тошнило от швейцарского сыра; отвечал он Покровскому, когда тот вовсе ни о чем его не спрашивал, писал в прошении к Алферачихе и в письме к Щербине^* то, чего писать не следовало… Ты ужасно похож в этом отношении на фатера! Например, если в самом деле тебя вздул офицер, то зачем трезвонить об этом? Вздул, ну так тому и быть, а редакция тут ни при чем — ни помочь, ни сама уберечься от побоев она не может.

Если мы будем сносно торговать книгами, то купим хутор. Копи деньги: за 600 рублей я могу купить тебе клочок земли в таком месте, какое тебе никогда не снилось. Если я куплю хутор, то разделю земли на части, и каждая часть обойдется не дороже 500–600 руб. Сносная постройка, в которой жить можно, стоит тоже не больше 500–600 руб., судя по количеству комнат. На каждую комнату полагай 100 руб.

Будь здоров и кланяйся цуцыкам.

Твой А. Чехов.

Суворину А. С., 14 октября 1888^*

504. А. С. СУВОРИНУ

14 октября 1888 г. Москва.

14 окт.

Еще раз здравствуйте, Алексей Сергеевич! Жан Щеглов, вероятно, вчера или сегодня передал Вам мое письмо со вложением рассказа моего протеже Ежова^*. Сегодня пишу ответ на Ваше последнее письмо. Сначала о кровохарканье… Впервые я заметил его у себя 3 года тому назад в Окружном суде^*: продолжалось оно дня 3–4 и произвело немалый переполох в моей душе и в моей квартире. Оно было обильно. Кровь текла из правого легкого. После этого я раза два в год замечал у себя кровь, то обильно текущую, т. е. густо красящую каждый плевок, то не обильно… Третьего дня или днем раньше — не помню, я заметил у себя кровь, была она и вчера, сегодня ее уже нет. Каждую зиму, осень и весну и в каждый сырой летний день я кашляю. Но всё это пугает меня только тогда, когда я вижу кровь: в крови, текущей изо рта, есть что-то зловещее, как в зареве. Когда же нет крови, я не волнуюсь и не угрожаю русской литературе «еще одной потерей». Дело в том, что чахотка или иное серьезное легочное страдание узнаются только по совокупности признаков, а у меня-то именно и нет этой совокупности. Само по себе кровотечение из легких не серьезно; кровь льется иногда из легких целый день, она хлещет, все домочадцы и больной в ужасе, а кончается тем, что больной не кончается — и это чаще всего. Так и знайте на всякий случай: если у кого-нибудь, заведомо не чахоточного, вдруг пойдет ртом кровь, то ужасаться не нужно. Женщина может потерять безнаказанно половину своей крови, а мужчина немножко менее половины.

Если бы то кровотечение, какое у меня случилось в Окружном суде, было симптомом начинающейся чахотки, то я давно уже был бы на том свете — вот моя логика.

Что касается брата, то я должен только благодарить Вас. Согласитесь, что было бы нехорошо, если бы галлюцинирующий или запойно лгущий человек был бы оставлен без всякой нравственной поддержки. Вы написали мне, я написал ему^*, и оба мы сделали так, как нужно. Если бы не Ваше письмо о брате, то многое мне не было бы понятно, а это хуже всяких огорчений.

Целые сутки мой жилец-гимназист, внук Ашанина^*, пролежал в постели с темпер<атурой> в 40°, с головной болью и с бредом. Представьте всеобщий ужас, а в особенности мой! Его мать такая симпатичная женщина, каких мало. Меня мучил вопрос: посылать ей телеграмму или нет? Телеграмма ошеломила бы ее — мальчишка у нее единственный сын, — а не послать телеграммы — не имею права. К счастью, птенец ожил, и вопрос решился сам собою. Кстати: приходил из гимназии классный наставник птенца, человек забитый, запуганный циркулярами, недалекий и ненавидимый детьми за суровость (у него прием: взять мальчика за плечи и трепать его; представьте, что в Ваши плечи вцепились руки человека, которого Вы ненавидите). Он у меня конфузился, ни разу не сел и всё время жаловался на начальство, которое их, педагогов, переделало в фельдфебелей. Оба мы полиберальничали, поговорили о юге (оказались земляками), повздыхали… Когда я ему сказал: — А как свободно дышится в наших южных гимназиях! — он безнадежно махнул рукой и ушел.

Классные наставники обязаны посещать квартиры учеников; положение их дурацкое, особенно когда, придя к ученику, они застают толпу гостей: конфуз всеобщий.

О «Севильском обольстителе» я поговорю у Корша^*, позондирую актеров, но едва ли поставят! Ведь нужны специальные декорации и костюмы, а Корш скупехонек. И играть у него некому. Посоветуйте Маслову, если нет времени писать комедии, приняться за водевили… Ведь между большой пьесой и одноактной разница только количественная. Напишите и Вы потихоньку водевиль* (с псевдонимом), кстати, я запишу Вас в Драматич<еское> общество^*.

Будьте здоровы.

Ваш А. Чехов.

Образчик писем, получаемых братом-учителем:

Многоуважаемый Иван Павлович!

Честь имею сообщить Вам, что мой сын, Николай Ренский, не был 12-го дня сего месяца в классе по нашему настоянию. 11-го дня вечером он был в церкви, смотрел свадьбу и был заперт, по недосмотру трапезника, в церкви. Чрез 2 часа мы его, после долгих поисков, привели домой. Из боязни, что испуг мог воздействовать расслабляющим образом на его нервную систему, мы на другой день оставили его дома, чтобы ему успокоиться.

1888 г. Окт. 13 дня.

Покорный Ваш слуга

Диакон Димитрий Никифорович Ренский.

* одноактную драму или комедию.

Маслову (Бежецкому) А. Н., октябрь 1888^*

505. А. Н. МАСЛОВУ (БЕЖЕЦКОМУ)

Середина октября 1888 г. Москва.

Отвечаю на Ваше второе письмо. «Севильский обольститель» написан стихами, требует специальных декораций и костюмов и, во всяком случае, не 2–3 репетиций, а больше; поэтому Коршу он не ко двору^*. У него в ходу легкие пьесы водевильного свойства в 3–4 акта, с гостиными, с террасами, выходящими в сад, с острящими лакеями и неизбежными вдовушками. Актер Градов-Соколов, пользующийся в театре Корша генерал-губернаторской властью, имел дерзость поставить «Тартюфа»^*. Когда его спросили, зачем он это делает, он сказал: «Что ж поделаешь, голубчик? Пресса этого хочет»…

К тому же Петипа, которого ошикала Москва, собирается уезжать в Петербург^*.

Вы напишите легкую комедию в 3-4-х актах из жизни интеллигентных людей среднего полета. Военный элемент (за исключением отставных) цензурою вычеркивается. Если у Вас нет времени заняться большой пьесой, то напишите что-нибудь одноактное. В этот сезон у меня пойдут две одноактных штуки: одна у Корша, другая на казенной сцене^*. Обе написаны между делом. Театра я не люблю, скоро утомляюсь, но водевили люблю смотреть. Верую я в водевиль и как автор: у кого есть 25 десятин земли или 10 сносных водевилей, того я считаю обеспеченным человеком — вдова его не умрет с голоду.